Восточный экономический форум стал важным этапом в переговорном процессе между Россией и Японией. Несмотря на масштабное представительство других стран, именно диалог между Москвой и Токио стал мейнстримом мероприятия. Показательно, что и Президент России Владимир Путин, и Премьер-министр Японии Синдзо Абэ выдвинули в ходе форума свои программы совершенствования взаимодействия в различных сферах. Это показывает, что обе стороны видят улучшение отношений в процессе взаимной интеграции. Не зря российский лидер в ходе пленарной сессии рассказал о Евразийском экономическом союзе как о перспективном проекте.

Фактически Москва посылает сигнал политическим элитам Японии и Южной Кореи – в условиях западных санкций против России страны АТР имеют уникальный шанс форсировано укрепить отношения с Москвой, заняв место европейцев и американцев в экономических проектах.

В ходе своего выступления Путин перечислил наиболее перспективные, с точки зрения России, сферы для развития взаимодействия со странами Дальнего Востока:

• Энергетическая инфраструктура;
  
• Транспортная инфраструктура;
  
• Общее пространство цифровой экономики;
  
• Международный научно-образовательный и технологический кластер на острове Русский.
  

Синдзо Абэ не стал перечислять свою программу экономического сотрудничества, представленную Путину в Сочи в мае текущего года, но подтвердил, что предложения по реализации совместных проектов остаются в силе. Выступление японского премьера запомнится эмоциональным обращением к российскому президенту: «Владимир, мы с тобой люди одного поколения. Давай проявим смелость и возьмём на себя ответственность, давай преодолеем все трудности…».

Синдзо Абэ, вероятно, искренне предлагает Владимиру Путину подписать мирный договор, но для этого России, по сути, предлагается передать Японии либо все, либо часть спорных островов Курильской гряды. Но при реализации такого сценария лидеры стран войдут в историю не как подписавшие мирный договор, а как отдавший и вернувший Курильские острова. Такая перспектива не устраивает российского лидера, поэтому он давно обозначил российскую позицию в тезисе «не торгуем своим суверенитетом».

Однако оба лидера понимают, что путь решения территориального спора лежит в совместном развитии как самих спорных территорий, так и в целом в экономической интеграции. Хотя пока форматы сотрудничества окончательно не определены.

Япония рассчитывает, что сможет смягчить позицию России своими инвестициями в российские проекты. Но самый выгодный для этого момент уже упущен.

Во время введения антироссийских санкций со стороны США и Евросоюза Москва обозначила разворот на Восток. Зачастую новую стратегию понимали как активизацию сотрудничества с Китаем, но в реальности возможность заменить европейские и американские компании в российской экономике имели любые страны. Например, шансом воспользовалась Индия, договорившаяся о покупке у «Роснефти» восточносибирских нефтяных активов.

Япония же действовала в русле американской политики, частично присоединившись к антироссийским санкциям. Поэтому теперь в ответ на эмоциональное выступление Синдзо Абэ Путин напомнил, что каждая из стран руководствуется своими национальными интересами.

Основной вопрос – сможет ли Токио изменить свой статус в глазах российского руководства? С одной стороны, Япония завтра не перестанет быть «непотопляемым авианосцем США», с другой стороны, она может попытаться проводить более самостоятельную экономическую политику.

В частности, российские компании по-прежнему нуждаются в иностранном финансировании. Китай, на который делалась ставка в начале «разворота на Восток», не в полной мере оправдал российские надежды. Так, глава ЛУКОЙЛА Вагит Алекперов еще в сентябре 2015 г. заявил, что «китайские кредиты самые дорогие в мире». А НОВАТЭК для своего проекта «Ямал СПГ» смог привлечь финансирование китайских банков, только продав компаниям из КНР 30% проекта и пообещав размещать заказы на китайских предприятиях.

В таких условиях, первая страна, предоставившая российской экономике доступные кредиты, имеет шанс получить политические дивиденды. Япония уже сделала первый шаг по этому пути. Глава НОВАТЭКа Леонид Михельсон рассказал, что японский банк JBIC выделит кредит в размере $400 млн. на реализацию проекта «Ямал СПГ» сроком на 15 лет. Показательно, что НОВАТЭК находится под санкциями США.

Токио не вводил ограничений на финансирование НОВАТЭКа, но японские банки ранее неформально присоединялись к американским санкциям, самостоятельно отказывая российским компаниям в финансировании.

Дальнейшее расширение практики финансирования российской экономики может существенно улучшить отношения Москвы и Токио. Для того чтобы российское население одобрило разрешение территориального спора с Японией, нужно не требовать вернуть «северные территории», а получить статус «доброго друга», который помог России в трудную минуту.

Возможно, именно это имеет в виду Владимир Путин, когда говорит «о поиске решения, при котором ни одна из сторон не будет чувствовать себя внакладе, ни одна из сторон не будет чувствовать себя ни побеждённой, ни проигравшей».

Игорь Юшков – преподаватель Финансового университета при Правительстве РФ

Нормандский формат переговоров по украинскому кризису оказался на грани краха после попыток диверсий в Крыму. 4 августа в китайском Ханчжоу на полях саммита «большой двадцатки» состоялись двусторонние встречи президента России с главами Франции и Германии для обсуждения ситуации вокруг Украины. По итогам заявлено, что нормандский формат попытаются сохранить. Насколько вероятна новая война?

Украинский клубок противоречий

Украинский кризис 2013-2016 гг. в настоящее время является, наряду с Карабахским, самым острым с военной и политической точки зрения на всем постсоветском пространстве. Насильственная смена власти в Украине, создание самопровозглашенных республик на Юго-Востоке страны и последующие боевые действия, повлекшие за собой, по оценкам ООН, около 10 тыс. погибших, трудные переговоры – все это вот уже третий год остается важнейшим пунктом повестки дня современных международных отношений.

Политика санкций уже давно вышла за рамки Минского процесса в отношениях между Россией и США. Доказательство тому – очередной санкционный пакет, введенный Вашингтоном на фоне договоренностей участников Минского формата о режиме полного прекращения огня с 1 сентября 2016 г.

Россия и Запад оказались вовлечены в самое острое со времен распада СССР противостояние. Несмотря на продолжающиеся попытки диалога, в целом в последние годы на линии Россия-Запад воцарилась атмосфера «кризиса доверия». Серьезным изменениям подверглись как концепции внешней политики, так и военные доктрины заинтересованных сторон.

Попытки части украинского политического истеблишмента и экспертного сообщества, равно как и части западных элит, свести все к проблеме «российского присутствия» на Юго-Востоке Украины не отражают одну из важнейших глубинных причин кризиса на Донбассе: клубок внутренних противоречий, обусловленных глубокими региональными различиями в формально унитарном государстве, в нынешнем своем виде не нашедшем эффективной модели бесконфликтного регулирования.

По сути, конфликт на Юго-Востоке Украины имеет черты гражданского внутриукраинского противостояния между курсом на унификацию и автономизацию.

Отсутствие консенсуса в украинском обществе относительно внесения изменений в Конституцию страны, предусмотренных Минском-2, стало одним из камней преткновения на пути не только к урегулированию конфликта на Юго-Востоке, но и к стабилизации обстановки на Украине в целом.

Минские соглашения в тупике

Опыт государств постсоветского пространства показывает, что международные конференции и миротворческие форматы не стоит воспринимать как панацею. Это касается даже таких форматов как 5+2, когда, как в приднестровском варианте, степень заморозки конфликта является очень глубокой. В случае с конфликтом на Юго-Востоке Украины мирное урегулирование, хотя бы до уровня заморозки боевых действий, оказалось очень непростым.

Всплеск боевых действий в январе 2015 г. на Украине подтвердил нежизнеспособность Минска-1, ставшего первой серьезной попыткой урегулирования. Если западные партнеры демонстрировали нежелание идти на серьезные уступки Москве, а Украина стремилась реализовать сценарий Сербской Краины августа 1995 г., то Москва и ополчение Донбасса пытались предотвратить развитие событий по этому сценарию. Со стороны ополченцев была очевидна попытка отодвинуть линию фронта.

Вторые Минские соглашения, заключенные в феврале 2015 г. при посредничестве президента Франции Ф.Олланда и федерального канцлера Германии А.Меркель показали: ни одной стороне не удалось достичь решающего преимущества в переговорах.

Переговоры в "нормандском формате" между Президентом России Владимиром Путиным, Президентом Франции Ф. Олландом, Президентом Украины П. Порошенко и Канцлером Германии А. Меркель. Источник: focus.ua.

Тем не менее, в условиях тактического военного поражения Украины, войска которой остановились под давлением ополченцев в аэропорте Донецка и оказались на другом участке фронта в дебальцевском котле, России удалось отстоять целый ряд позиций, касающихся особого статуса некоторых районов Юго-Востока Украины в рамках возможной автономизации региона.

Призрачными оказались ожидания Запада, что Россия, отрезанная от кредитования в Европе и США и переживающая экономический кризис, признает свое поражение в конфликте и «отдаст» ДНР и ЛНР без выдвижения серьезных условий.

Однако последующие события показали, что, несмотря на заключение соглашения, стороны по-разному трактовали последовательность пунктов выполнения Минска-2. Так, Украина настаивала на том, что одним из первоочередных является вопрос о передаче границы между самопровозглашенными ДНР и ЛНР под контроль Киева, решение вопросов безопасности, а уже потом политическое урегулирование через выборы.

Россия выступала за синхронный процесс на основе внутриукраинского диалога, за проведение выборов и принятие изменений в Конституцию Украины, закрепляющих особый статус Донбасса. Таким образом, Россия, оказавшись под санкционным давлением Запада, и видя, что в восточных областях Украины, находящихся под контролем Киева, движение за автономизацию и федерализацию либо не получило широкой поддержки, либо было подавлено, взяла курс на реинтеграцию территорий ДНР и ЛНР с целью добиться предоставления им в составе Украины широкой автономии. Противоречия касались также и вопроса об амнистии – Украина в противовес ДНР и ЛНР  в ходе переговоров в Минске выступала против всеобщей амнистии, а только за выборочную.

Все эти противоречия привели к тому, что стороны на сегодняшний день не приблизились к выполнению Минских соглашений, а Украина не выполнила ключевой элемент политической части. Закон «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей» не продвигается в Верховной Раде, он не принят во втором чтении. В целом можно констатировать, что вторые Минские соглашения сегодня реализовали только одну свою функцию – минимизировали боевые действия, а также позволили частично продвинуться в решении вопроса об обмене военнопленными.

Европа дрейфует: «план Мореля» и «формула Штайнмайера»

Такое положение привело к стремлению придумать новый инструментарий, который бы приблизил политическое урегулирование. Особенно активно с инициативами выступали представители стран ЕС, которые несут существенные экономические потери от санкционного режима с Россией.

Одновременно в ЕС росло и недовольство Украиной, как стороной, которая затягивает исполнение пунктов Минского соглашения, и не может в должной мере реализовать программу внутриполитических и экономических реформ.

Все это привело в 2015 г. к появлению «плана Мореля», предусматривающего проведение выборов в неподконтрольных Украине отдельных районах Донецкой и Луганской областей с целью урегулирования вооружённого конфликта на Донбассе,  принятие Верховной Радой Украины специального закона относительно местных выборов на территориях ДНР и ЛНР, которые де-факто состоялись бы вне полного контроля украинской стороны, и «формулы Штайнмайера», которая заключается в том, чтобы в течение 90 дней после принятия закона о выборах они были проведены.

Появление такого инструментария говорило о том, что позиция Германии и Франции за последнее время подверглась определенном дрейфу.

Министр иностранных дел Германии Ф.-В. Штайнмайер и Канцлер Германии А. Меркель. Источник: tsn.ua.

По сути эти предложения вынуждали Киев идти на автономизацию региона и проводить выборы до того, как граница будет передана Украине и до полной демилитаризации региона.

Однако на сегодняшний день, несмотря на то, что и план Мореля и формула Штайнмайера обсуждаются на самом высоком уровне, они не начали реализовываться, что позволяет говорить о кризисе минского процесса и отсутствии осязаемых перспектив прогресса на переговорах.

Определенным прогрессом в рамках Минского формата стала договоренность о прекращении огня, режим которого вступил в силу в ночь на 1 сентября 2016 г.

На этом фоне украинское руководство представило проект стратегии реинтеграции неподконтрольных территорий, главной целью которой объявлено восстановление экономических связей с Донбассом.

Де-факто Киев признал неэффективность блокады самопровозглашенных республик, которую в условиях закупок угля у ДНР и ЛНР и так нельзя было признать полноценной.

Обоснование Киева в том, что легализация хозяйственных связей с Донбассом станет якобы главным препятствием на пути экономического проникновения в регион России. Однако пока рано говорить о том, что стратегия может быть действенной. Развитие горизонтальных  связей, да еще и с рамочной поддержкой Киева, безусловно, важно, но реализация стратегии зависит во многом от политического урегулирования, а до этого пока далеко.

Тем более, что значительная часть украинского общества и большая часть политического класса выступает, по сути, против мирной реинтеграции Донбасса. Да и немалая часть содержания стратегии остается скрытой от широкой общественности.

Нужен ли Киеву Донбасс?

Украинская позиция относительно урегулирования конфликта на Юго-Востоке за последнее время отличается особенностями, вызванными целым рядом внутренних и внешних факторов.

Вооруженные силы Украины в зоне конфликта на Донбассе. Источник: mtdata.ru.

Ввиду невозможности решить вопрос силовым путем, как в политической элите, так и в обществе в целом, сформировались два течения. Первое, поддерживаемое, судя по данным украинской социологии, значительным числом граждан страны, выступает за разрыв отношений с Донбассом и отказ от предоставления региону особого статуса Второе течение, представленное в политической элите в основном Оппозиционным блоком и частью Блока Петра Порошенко, выступает за реинтеграцию Донбасса и диалог, подчеркивая ошибки (Оппозиционный блок) властей в вопросах мирного урегулирования.

Если открыто заявить на Украине, что «Донбасс нам не нужен» отваживается далеко не каждая публичная фигура, то зачастую выдвигаются на повестку дня такие условия и модели решения проблемы, которые заведомо нереалистичны и неприемлемы.

Создается стойкое ощущение, что властям Украины в принципе был бы выгоден замороженный конфликт. Вопрос для Киева заключается в том, останутся ли при этом в действии санкции против России, и будет ли продолжена помощь в виде кредитов и военных поставок с Запада.

Лейтмотивом украинской позиции остается выстраивание ситуации, когда Россия должна восприниматься как агрессор, а весь конфликт как сугубо внешнее вторжение. При этом выполнение Минских соглашений увязывается Киевом с демилитаризацией региона, разоружением ополченцев и передачей контроля над границей, и только затем допускает решение политического вопроса через выборы по украинскому законодательству.

На Украине фактор Донбасса продолжает оказывать серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию. С одной стороны, он обеспечивает внутреннюю консолидацию «против угрозы». С другой – Оппозиционный блок, критикующий власти за политику в отношении самопровозглашенных республик заметно увеличил свои рейтинги, особенно на Востоке страны.

Сама по себе реинтеграция территории с населением примерно 4 млн. человек, а именно столько примерно сейчас осталось на территории самопровозглашенных ДНР и ЛНР, заметно изменит электоральную картину не в пользу провластных сил. Даже принимая во внимание, что Оппозиционный блок не будет иметь лидирующих позиций на территориях современных ДНР и ЛНР, все равно он будет обладать довольно заметной поддержкой, а большинство будут получать политические силы, еще менее системные и приемлемые для Киева.

Парад Победы в Донецке. Источник: apostrophe.ua.

Следует отметить и экономический фактор. Сегодня разрыв экономических связей Украины с Россией очень существенен. Евроинтеграция (без вступления в ЕС) и сопровождающая ее деиндустриализация – один из возможных путей для Украины. Это приведет к серьезным социальным изменениям, к построению преимущественно аграрной экономики и превращению страны, главным образом, в агроэкспортера. Это не исключает определенного экономического роста, который часть экономистов ожидает уже в 2016 г.

Вместе с тем, очевидно, что деиндустриализация Украины повлечет деградацию научно-технологического потенциала страны, сползание вниз по цепочкам добавленной стоимости в международной торговле.

Однако в условиях такой перестройки экономки (сознательной или стихийной) возникает вопрос, выгодна ли украинским властям реинтеграция пострадавших территорий, где промышленность требует реорганизации, что потребует больших средств?

Украина проигрывает общественное мнение Запада

Если говорить о динамике ситуации, то она меняется не в пользу Украины. Это связано с желанием целого ряда стран ЕС восстановить отношения с Россией, участием Москвы в урегулировании ряда международных проблем, прежде всего, сирийской, а также с разочарованием Украиной в части западных элит.

Прогресс в плане реформирования системы государственного управления, борьбы с коррупцией пока не очень значителен. Кроме того, украинская дипломатия пока не достигла серьезных успехов в выстраивании двусторонних отношений со странами ЕС, которым Брюссель заменителем в полной мере быть не может.

Референдум в Нидерландах, несмотря на то, что его результаты, конечно, не сорвут евроинтеграцию Украины, демонстрирует, что Киеву не удалось привлечь граждан ЕС своим европейским брендом.

США продолжают поддержку Киева

Последний визит помощника госсекратаря В.Нуланд в Киев показал, что США солидаризировались со своими европейскими партнерами в вопросе необходимости принятия законодательства о выборах и реинтеграции Донбасса.

Однако информация, слитая через фракцию «Самопомщь» о том, что Нуланд якобы заявила о необходимости провести выборы уже к концу лета 2016 г., была опровергнута.

Таким образом, США дали понять Киеву, что выполнить Минск желательно,  но воспринимать слова В.Нуланд как резкое изменение позиции США не стоит.

Помощник государственного секретаря США В. Нуланд и Президент Украины П. Порошенко. Источник: regnum.ru.

Тот же «план Мореля» согласовывался не только европейцами, в курсе дел были и американцы. По крайней мере, США вновь заявляют о необходимости сохранения антироссийских санкций, а давление на Киев, если и будет оказываться, то не влияющее на общие геополитические параметры.

Кроме того, даже если Украина примет закон о выборах, он может не устроить ДНР и ЛНР, но формально обещание украинской стороны будет выполнено. Приняв закон, Киев вполне может не заниматься выборами, пока не будут выполнены его условия по безопасности. Де-факто, со стороны США есть сигнал, что реализовывать «формулу Штайнмайера» необязательно. Пока же голосов для принятия законопроекта нет.

В Киеве задумываются о многовекторности

Сегодня как среди лиц, отвечающих за внешнюю политику Украины, так и в украинском экспертном сообществе, постепенно появляется осознание использования не только западного, но и иных направлений политики.

Киев задумывается об укреплении связей с другими странами постсоветского пространства. Однако сотрудничество по принципу «дружить против России» едва ли приведет к позитивным результатам.

Особенно учитывая очень вариативную политику многих государств постсоветского пространства, их вовлеченность в интеграционные проекты. С другой стороны, явно недостаточно новых совместных экономических и культурных проектов межрегионального взаимодействия. Этот дефицит приводит к тому, что в двусторонних отношениях порой доминируют проблемные вопросы.

В целом Украине удается сохранять курс на евроинтеграцию, хотя он буксует: отдельные его элементы, как, например, предоставление безвизового режима, до сих пор не выполнены.

Разочарование в украинской политической элите и внутренняя нестабильность оказывают серьезное негативное влияние на имидж Украины на Западе.

Украине не далось увязать минский процесс и крымский вопрос, который рассматривается отдельно, и не входит в первые пункты повестки дня. Киев не продемонстрировал системную политику и по отношению к жителям самопровозглашенных республик.

Россия выдерживает давление Запада

В первые годы украинского кризиса Запад, очевидно, рассчитывал на более серьезную коррекцию российской позиции из-за влияния западных санкций, общей негативной экономической конъюнктуры. Однако степень консолидации широких слоев общества вокруг курса российского руководства, в первую очередь, внешнеполитического, остается высокой. Положение в элитах далеко от того эффекта, на который рассчитывали западные инициаторы «санкционной войны».

Основная цель России в данных условиях – добиться отказа Запада от санкционной политики и реинтеграции территорий ДНР и ЛНР в состав Украины на условиях как можно большей автономии. Это даст влияние через отдельные районы Донецкой и Луганской областей на внутреннюю политику Украины. Также ключевой целью остается недопущение расширения Североатлантического альянса.

За последнее время России удалось добиться определенных успехов. Попытки изоляции со стороны Вашингтона и Брюсселя и санкции показали сравнительно низкую эффективность, о чем неизменно заявляют в российском руководстве, в том числе, и по поводу последних американских санкций, введенных 1 сентября 2016 года.

ЕС и США сотрудничают с Москвой по отдельным важным направлениям, хотя о стратегическом партнерстве речи в обозримой перспективе не идет. Кроме того, Москва демонстрирует, что готова идти на уступки ограниченного характера, но настаивает на выполнении политической части Минска-2. Россия готова к введению миссии ОБСЕ в зону разграничения. Однако эти уступки сами по себе носят сугубо тактический характер.

Наблюдатели ОБСЕ на Донбассе фиксируют результаты обстрелов. Источник: news-front.info.

Замороженный конфликт долгосрочного плана России невыгоден. Однако уже сегодня значительная часть обеспечения ЛНР и ДНР лежит на Москве, и это не является критическим фактором. Конечно, сохранение региона под своим патронатом долгое время потребует более серьезных вложений, чем, например, патронат над Приднестровьем. Но этот вариант в случае неудачи реинтеграции в состав Украины, по сути, безальтернативен.

Что касается положения в самопровозглашенных республиках, то, принимая во внимание объективную сложность ситуации, России удалось обеспечить определенную степень управляемости, хотя она очень далека от того, чтобы говорить о ДНР и ЛНР как о состоявшихся де-факто государствах. Такая трансформация может произойти только в случае провала Минского процесса и потребует от России более серьезных финансовых и политических усилий. Однако, чем дальше будет уходить от решения мирный процесс, чем больше ДНР и ЛНР будут жить в самостоятельном положении, тем больше возможностей будет появляться для формирования там полноценной структуры управления.

Пока же Россия указывает на неспособность украинской стороны выполнить свои обязательства по выборам и Конституции, содействует активизации в Европе сил, противостоящих политике санкций в отношении Москвы, а также демонстрирует приверженность Минску-2.

До сих пор в России часто недооценивается внутриукраинский фактор. Москва может усилить свое влияние на украинскую политическую систему, имея в виду рост популярности Оппозиционного блока, налаживание диалога с украинскими политическими силами и лидерами, которые выступают за прагматизацию отношений с Россией.

Евросоюз не может найти развязки

В ЕС, особенно в странах-участницах нормандского формата и ряде государств Южной Европы, просматривается стремление выйти на урегулирование украинского кризиса, пусть рамочное и ограниченное, и получить возможность для ослабления санкций против России. Они пытаются удержать Москву в переговорном поле, понимая, что излишнее давление может привести к резкой реакции Кремля.

И «план Мореля», и «формула Штайнмайера» – это попытки выйти из сложившегося тупика, даже ценой уступок со стороны Украины. Однако пока, несмотря на активные переговоры, европейцам не удается предложить дорожную карту, устраивающую все стороны.

Вероятно, на данном этапе в нормандском формате будут продолжены консультации с целью договориться об организации выборов. Однако,

среди политических лидеров Запада растет понимание, что урегулирование кризиса может затянуться на годы.

Встреча Канцлера Германии А. Меркель и Президента России В. Путина. Ханчжоу, 4 сентября 2016 г. Источник: kremlin.ru.

В Европе все сильнее голоса в пользу пересмотра санкций против России, особенно это касается таких стран как Австрия, Италия, Франция, Венгрия. Все больше заметен и фактор усталости от Украины. На украинские власти оказывается давление с целью принудить их к выполнению политической части Минска-2. Это вызвано также сосредоточением политического истеблишмента ЕС на внутренних проблемах, необходимостью акцентировать внимание на таких вопросах как массовый наплыв в Европу беженцев, рост популярности евроскептиков, будущее Британии в ЕС и т.д.

Бизнес-круги ЕС, в частности, в Германии и особенно в Италии, стремятся оказать давление на свои правительства с целью вернуться к принципу ведения дел с Россией business as usual. Однако украинский кризис продолжает оказывать негативное влияние на отношения ЕС и России. Ни о каком системном сотрудничестве в ближайшее время речи не идет, свидетельством чего стали принятые принципы политики ЕС в отношении России.

Вашингтон продолжает использовать Украину для сдерживания России

Что касается США, то Вашингтон не скрывает своего влияния на принятие Евросоюзом решений о введении и продлении санкций против России. Несомненно, это играет на руку Вашингтону, поскольку появилась замечательная возможность вбить клин в перспективы политико-экономического сближения Кремля со странами ЕС и убедить некоторые западноевропейские государства в необходимости пересмотра своих взглядов на архитектуру международной безопасности.

Но США, тем не менее, не могут игнорировать позицию ЕС. Тем более в условиях проведения переговоров по Трансатлантическому партнерству. Да и в самом Вашингтоне явно недовольны украинскими властями, которые не могут обеспечить стабильную внутриполитическую ситуацию.

США не воспринимают сегодня украинский вопрос как первоочередной, но имея в виду важность «стратегического сдерживания России», продолжают конструировать безопасность Европы на антироссийской основе. В этом плане ЕС может только корректировать их линию, оказывать на нее определенное влияние, но не менять.

Начало активной переброски дополнительного воинского контингента в Европу показывает, что Америка продолжает пристально относиться к этому региону.

На саммите НАТО в Варшаве в 2016 г. в очередной раз была продемонстрирована поддержка Украине и странам Восточной Европы, приняты новые предложения по усилению координации в области региональной безопасности.

Многое будет зависеть от новой (поствыборной) американской администрации, причем в случае победы демократов можно ожидать однозначного ужесточения антироссийского курса, а украинский вопрос по-прежнему будет оставаться одним из инструментов сдерживания России.

Сценарии развития ситуации

Сегодня построение строго очерченных сценариев развития ситуации вряд ли представляется возможным. Можно говорить лишь о вероятных тенденциях. Сценарий полномасштабной военной эскалации представляется маловероятным. Не исключено, что соглашение о прекращении огня от 1 сентября будет сорвано, и стороны вновь обвинят друг друга в нарушении соглашения, но крупной войны, скорее всего, удастся избежать. По сути, она не выгодна ни одной стороне.

Украина прекрасно осознает, что военная победа в случае поддержки ДНР и ЛНР со стороны России невозможна, тем более, что европейские партнеры совершенно не заинтересованы в эскалации обстановки.

ДНР и ЛНР также, несмотря на все заявления о готовности наступать, не будут инициировать активных действий, так как главная внешнеполитическая задача России на западном направлении сегодня – изменение политики ЕС и США.

Речь со стороны России может идти о способах донесения до Запада посыла, что в случае излишнего препятствования украинской стороны мирному урегулированию, Москва может пойти и на жесткие меры, особенно в случае повторения инцидентов, подобных тому, который произошел в августе 2016 г. в Крыму.

Вариант проведения выборов на Донбассе и согласования дорожной карты реализации Минских договоренностей более вероятен, но это вариант довольно отдаленного будущего.

По крайней мере, его реализация возможна только после выборов в США, которые сегодня являются определенным водоразделом. Надежды украинской стороны связаны с победой кандидата от демократической партии. Тем не менее, даже в случае прихода к власти Трампа, которого только условно можно считать кандидатом от республиканцев, отношения США и России вряд ли автоматически нормализуются.

Пока же прекращение огня в случае его соблюдения с 1 сентября 2016 г. имеет шансы стать важным шагом в деле урегулирования, и способно «заморозить» конфликт. В случае затягивания переговорного процесса это может привести к «приднестровизации» конфликта: сохранению экономических отношений ДНР и ЛНР с Украиной и де-факто самостоятельностью от Киева. Это не исключает активизации контактов между Украиной и Россией. Пока такой вариант в среднесрочной перспективе нельзя исключать, однако он будет зависеть от многих вводных, начиная от внутриполитической обстановки на Украине и заканчивая российско-американским взаимодействием по другим вопросам международной повестки.

Александр Гущин, к.ист.н.,
заместитель заведующего кафедрой стран постсоветского зарубежья РГГУ

Во что играли Народно-освободительная армия Китая и Корпус Стражей Исламской революции Ирана? Как Армения и Азербайджан участвовали в танковом биатлоне? Читайте о самых любопытных моментах Армейских международных игр-2016, вышедших на беспрецедентный уровень.

Август 2016 г. запомнится любителям международных соревнований. Олимпийские игры довольно далеко ушли от изначально прикладного, военного характера ряда дисциплин (фехтование, биатлон и др.), в отличие от Армейских международных игр (АрМИ), хозяевами которых в этом году стали Россия и Казахстан.

Лидерами общекомандного зачета стали Россия и Китай, которые, наряду с Казахстаном, выставили самые многочисленные команды. В финале самого зрелищного вида – танкового биатлона – сошлись Россия, Беларусь, Казахстан и Китай. В 23 видах «военного спорта» приняли участие команды из 19 стран.

АрМИ-2016 вышли на беспрецедентный уровень. Количество стран-участниц, география задействованных полигонов, перечень дисциплин в этом году стали уникальными в истории мировых военно-прикладных состязаний.

Игры проходили с 30 июля по 13 августа одновременно на 20 полигонах. 19 из них расположены в границах трех военных округов - Западного, Южного и Центрального, еще один - в Республике Казахстан.

Рис.1. Страны-участницы АрМИ-2016. Яркость заливки соответствует количеству дисциплин; синим цветом указаны наблюдатели.

Уже в следующем году соревнования охватят еще большую площадь: как минимум, состязания военных инженеров может принять Китай, хотя озвучивались и перспективы переноса до половины всех соревнований 2017 года на полигоны в Китай. При этом число полигонов в России может превысить сотню, а 6 конкурсов планирует организовать Казахстан.

Традиционно наиболее крупные делегации представили именно эти страны, причем китайские военнослужащие (НОАК) в большинстве дисциплин использовали собственное вооружение, военную и специальную технику.

Рис.2. Задействованные полигоны. Размер точек соответствует количеству стран-участниц.

Китайская броня

Рис.3. Бронемашина китайских морских пехотинцев ZBD05 у Балтийского моря. Источник: armygames2016.mil.ru.

Большой интерес с точки зрения логистики представляет перемещение китайских участников на полигон Хмелево в Калининградской области. 

Официальных комментариев на этот счет не встречалось, однако, с учетом имеющихся фотографий, можно предположить, что техника и личный состав двигались железной дорогой до Санкт-Петербурга, и далее паромом до «нашей» Восточной Пруссии с последующим движением до полигона; судя по фотоматериалам, на специальных тягачах.

Внимание экспертов (и любителей) было приковано к «заряженной» версии китайского танка Тип-96Б, специально подготовленного для «Танкового биатлона». Действительно, китайским специалистам удалось добиться выдающихся результатов в части скорости (в т.ч. путем удаления «ненужного» оборудования), однако в завершающей части выступлений подвела надежность: при прохождении т.н. гребенки танк «потерял» опорный каток, кадры разошлись по интернету и серьезно пошатнули имидж китайского танкостроения, всерьез пытавшегося соперничать с российской школой.

Рис.4. Танк Тип-96Б, потерявший каток. Источник: tvzvezda.ru.

Отработка военного взаимодействия с Китаем, Сербией и Ираном

Наиболее интересной дисциплиной с точки зрения операционной совместимости стал конкурс мастерства понтонно-переправочных подразделений «Открытая вода». В ходе этого соревнования команды Китая и Сербии переправили через Оку российские танки Т-80У, боевые машины пехоты БМП-2 и самоходные гаубицы «Гвоздика» из 4-й гвардейской Кантемировской дивизии Западного военного округа.

Начальник инженерных войск ВС РФ генерал-лейтенант Юрий Ставицкий сравнил этот конкурс с «международными мини-учениями, что позволит военнослужащим трех стран наработать слаженность и взаимодействие на всех этапах выполнения учебных и специальных задач». 

При этом уже в следующем году «открывать воду» также планируют Казахстан, Белоруссия, Индия и Египет. Кроме того, в 2017 году возможно участие команд из Австрии и Индии в дисциплине «Эльбрусское кольцо».

Рис.5. Китайская команда осуществляет переправу российских танков. Источник: news.cn.

Отдельно следует подчеркнуть, что в отличие от прошлого года, в этот раз китайская команда использовала российскую технику, дав ей высочайшую оценку.

Также российской технике делегаты НОАК отдали предпочтение в рамках одного из этапов соревнования подразделений инженерных войск «Инженерная формула».

В целом именно взаимодействие инженерных и саперных подразделений представляется наиболее полезным с практической точки зрения. Хотя по мнению некоторых экспертов понтонно-мостовые бригады носят «по умолчанию» наступательную направленность, в современном турбулентном мире нельзя исключать никаких сценариев, в т.ч. и совместных российско-китайских операций «гуманитарного» характера в странах с развитыми речными системами.

Потенциально полезным в связи с продолжающимся конфликтом на территории Сирийской Арабской республики должно быть участие представителей Исламской республики Иран в 7 дисциплинах АрМИ-2016.

Причем делегатов представили как армейские подразделения, так и Корпус Стражей Исламской революции. Опыт совместного решения практических задач элитой вооруженных сил России и Ирана (морскими пехотинцами, десантниками и разведчиками) пригодится в ходе борьбы с международным терроризмом.

Тест-драйв продукции военного назначения

Весьма любопытно сравнить перечень участников и наблюдателей АрМИ-2016 с основными потребителями продукции российского ВПК.

Рис.6. Страны-импортеры российских вооружений, яркость заливки нестрого соответствует объемам поставок. 

Судя по информаци из базы данных SIPRI по передаче вооружений за 2013-2015 гг., существует корреляция между военно-техническим сотрудничеством с Российской Федерацией и участием в Армейских международных играх, а также очевидные перспективы дальнейшей интернационализации соревнований.

Общие военные понятия

Армейские международные игры становятся перспективной площадкой для своего рода «второго трека» военной дипломатии. Так, в этом году в «Танковом биатлоне» приняли участие команды Армении и Азербайджана, несмотря на недавнее обострение ситуации в Нагорном Карабахе. Организаторы игр предусмотрительно развели команды по разным заездам, однако, вне всякого сомнения, соревнования могут быть площадкой для неформального общения военнослужащих, что в дальнейшем может способствовать эффективному разрешению конфликтных ситуаций между государствами.

Допускаю, что это слишком смелое утверждение, но рис.1 можно рассматривать как пространство, потенциально оперирующее единым понятийно-категориальным аппаратом в военной области. 

Все базовые документы Армейских международных игр, все команды технического персонала и судей, по умолчанию используют российскую терминологию (то же верно и для большей части вооружений, военной и специальной техники). 

В рамках подготовки к соревнованиям военные переводчики стран-участниц выполнили титаническую работу на высочайшем уровне, что подтверждается единичным характером несчастных случаев, нарушений правил и дисквалификаций. Значение достигнутого взаимопонимания простирается далеко за пределы прошедших Игр.

В заключении хотелось бы отметить непосредственную пользу Игр для Вооруженных сил Российской Федерации: по официальной информации, к мероприятиям боевой подготовки, связанных с проведением Игр, было привлечено более 70 тыс. военнослужащих в составе более 12 тыс. экипажей, расчетов и команд (в том числе - 3 тыс. танковых экипажей и более 150 - летных экипажей).

Дмитрий Стефанович, независимый эксперт

Алесь Белый, автор книги «Хроника Белой Руси», доктор гуманитарных наук (PhD), историк материальной культуры Беларуси в интервью «Евразия.Эксперт» - о том, как большевики создавали белорусскую культуру, и почему англосаксы управляют миром.

– Почему вас заинтересовала проблема белорусской идентичности, и когда вы начали ею заниматься?

В молодости, лет 20-25 назад, когда была волна того, что сейчас называют «Адраджэннем», мне было это интересно, но сейчас я с иронией воспринимаю терминологию и риторику того времени. Тогда я во многом разделял их взгляды, но очень быстро начал относиться к ним критично и стал подозревать, что меня немного обманывают. Мне захотелось самостоятельно разобраться с некоторыми вопросами.

Первое, что меня заинтересовало, – откуда появилось название «Белая Русь». Я решил раскопать это «с нуля».  В процессе исследования, которое заняло больше 20 лет*, стали возникать смежные вопросы: а что тогда такое Литва? Тем более, что я практически на границе этих Литвы и Руси живу. Так что все те вопросы, которые занимают белорусскую блогосферу, меня тоже всегда волновали, но сейчас я уже стараюсь избегать прямых споров с дилетантами.

– В начале 90-х многие, как и вы, симпатизировали представителям «Адраджэння», однако впоследствии критично переосмыслили свой опыт. В качестве примеров можно привести Игоря Марзалюка или Юрия Шевцова. С чем, на ваш взгляд, связано подобное переосмысление идентичности частью белорусских интеллектуалов и адекватно ли это воспринимается белорусской общественностью?

– Дело в том, что неангажированная часть общества вообще не замечает подобные культурологические или политические споры и не задумывается об этом. А ангажированная в большинстве своем воспринимает это как некое предательство, хотя сейчас количество разочарованных этим «сьвядомым» мейнстримом увеличилось.

Конечно, к «толоковским» иллюзиям сейчас есть много критических вопросов с разных сторон. Они просто не выдержали проверки временем. Во многом это было связано с ошибочным знанием и восприятием истории, с незнанием первоисточников. Хотя нельзя сказать, что эта болезнь существенно вылечилась за это время.

Конечно, белорусская историография сделала большие успехи по сравнению с тем, что было лет 20-25 назад, но ей еще долго придется догонять западноевропейскую или российскую историографию. Впрочем, это уже не фатальное отставание.

Что касается обычных людей, то они толком не знают нашей истории. Их накормили яркими жареными фактами, некими мифологизированными личностями и т.д. Но они не знают, что с этим делать. По сути, не сложилось никакой четкой иерархии ни из фактов, ни из вещей, ни из личностей. И непонятно, зачем они все нужны и кому.

Основным утилитарным предназначением «попсовой» версии нашей истории было, скажем так, топливо для «антимоскальской» борьбы. Все остальное являлось не столь важным. Проблема в том, что у нас история определяется не через утверждение определенного смысла и символически важных вещей и символов, которые человек готов защищать, а через отрицание.

Допустим, постулируется, что существует нечто, что нужно защищать от москалей. А что это? Несущественно. Просто это нужно защитить от москалей. А еще недавно нужно было защищать от «летувисов», «ляхов» и т.д. Можно задать этим “защитникам” уточняющие вопросы: что это за “нечто” и какие следы от него ты видишь в своей современной жизни? В чем ты реально преемственен с ценностями, к которым ты якобы проявляешь лояльность? И выясняется, что человек не только не может четко ответить на эти вопросы, но и боится приложить усилия для изучения этого предполагаемого наследия.

– Когда, на ваш взгляд, к нам пришла модерная идентичность? С чем это было связано?

– Тут правильнее говорить скорее о модерных идентичностях. Потому что, допустим, литвины и русины продолжали существовать по отдельности, когда пришел модерн. Правда, и те, и другие начали размываться в общепольском поле, поэтому у нас вся эта модерновая эпоха прошла под знаком полонизации.

Причем в высших слоях общества полонизация продолжалась и позднее, только появился конкурент – русификация. Поэтому все эти местные идентичности вроде литвинов и русинов на протяжении всего модерна приходили в упадок, хотя еще и продолжали бороться друг с другом.

Впрочем, со временем эта борьба переросла в русско-польский спор, или, если хотите, в межцивилизационный католическо-православный. Т.е. фактически проблематика края практически перестала существовать.

– Быть может, это связано с тем, что Россия и Польша сами хотели создать унифицированную модерную идентичность, где не было бы места для условных литвинов?

– Конечно, и Польша, и Россия при решении своих насущных политических проблем старались избегать создания в этом крае неких автономных культурных институтов. Если взять, скажем, разбросанную по всему миру Британскую империю, то там элиты шли на то, чтобы иметь какие-то более-менее автономные колонии и доминионы, которые после становились независимыми государствами. При этом культурное влияние метрополии оставалось огромным, и между ними до сих пор есть некое подсознательное чувство единства. Неудивительно, что в современном мире англосаксы во многих вопросах выступают как единая сплоченная сила.

Ни русская, ни польская политические мысли не были на это готовы. И те, и другие полагали, что культурный контроль над завоеванными территориями должен быть абсолютным. Были, конечно, “Виленские зубры”, было даже государство Средняя Литва, но это была чисто тактическая игра.

Англосаксы ведь неслучайно управляют миром. Они создали более сложную систему с высокой степенью децентрализации. Ни русские, ни поляки подобного не допускали.

– Однако после революции в России национальная политика изменилась. Взять хотя бы лозунг о праве наций на самоопределение вплоть до отделения.

– Я бы сказал, что по сути это была такая же тактическая уловка, как Средняя Литва у поляков. Просто в тот момент большевики готовы были сыграть в такую игру. Не успели они Финляндии, которая менее всего была интегрирована в империю, дать независимость, как вскоре попробовали отобрать ее назад. Или завуалировано отобрать – провести там революцию, которая вернула бы ее в ту же самую сферу влияния Российской империи, но уже с другой идеологией.

Лозунг о праве наций на самоопределение был провозглашен от отчаяния. Де-факто это было признанием слабости, а не искренним желанием отпустить бывшие окраины в свободное плавание. При этом не было никаких гарантий, что эта слабость сохранится на века.

Если взять Беларусь, то из всех национальных окраин она была готова к независимости меньше всего. Потому что не было людей, способных думать подобными категориями, не было даже понятийного аппарата. По сути, формирование этого понятийного аппарата, некой белорусской автономии, идентичности, государственности или квазигосударственности, шло под покровительством Москвы.

Та белорусская культура, которую мы имеем сейчас, – это результат попыток большевиков сконструировать здесь меньшее для себя зло. Во всяком случае, они понимали, что проводить здесь полную унификацию с имперским центром было уже не только неуместно, но и невозможно. 

Принцип был прост – минимизировать влияние Польши и западного латинского мира вообще. Фактически формирование современной белорусской идентичности происходило с согласия Москвы. И это, как по мне, делает бесперспективными, бессмысленными и карикатурными любые попытки добыть некую иную, «правильную» независимость через какое-нибудь вооруженное восстание или подобный насильственный конфликт. Это как ломиться в открытые двери. Этот процесс, постепенного укрепления белорусской идентичности, и так идет, и Москва в нем все время так или иначе участвует. Если посмотреть, как обретали независимость такие страны, как Норвегия или Исландия, то можно заметить, что они постепенно шли к ней ее по схожему сценарию. Там не было никаких вооруженных восстаний, войн за независимость и ритуальных насильственных разрывов с метрополией.  Метрополии долгое время сами фактически участвовали в процессах строительства этих наций.

Белорусскую модерную идентичность создала советская власть. При этом, конечно, существовал фактор цивилизационного наследия Речи Посполитой, но он являлся скорее пугалом, образом наибольшего зла.

Существовал отрицательный образ пана, и очень много говорилось о том, что нельзя допустить реставрацию этого пана. На этой основе и строилась антипанская, рабоче-крестьянская Беларусь. В значительной степени это началось еще во времена Российской империи, но тогда ещё были и сами паны, которых невозможно было игнорировать. Потом же паны исчезли и стали присутствовать лишь в качестве покойников, пугающих привидений, о которых все помнят и которым приписывают весь негатив.

Беседовал Петр Петровский

Удастся ли Евразийскому союзу опоясать Китай, Японию и Южную Корею экономическим партнерством и «энергетическим суперкольцом»? О значении Восточного экономического форума для ЕАЭС рассказала Елена Кузьмина, руководитель сектора экономического развития постсоветских государств Института экономики РАН.

 - Выступая на ВЭФ, Владимир Путин высказал пожелание, чтобы в Азии победил курс на экономическую интеграцию без политического диктата. На Ваш взгляд, удастся ли ЕАЭС выстроить в регионе такой формат отношений?

 - Такой формат уже строится. Первый шаг был сделан – ЕАЭС подписал соглашение о зоне свободной торговли с Вьетнамом; оно уже начало действовать. Заинтересованность в подобном сотрудничестве в настоящий момент выразил ряд восточных стран. Например, Южная Корея, которая провозгласила собственную «Евразийскую инициативу», предполагающую развитие сотрудничества на азиатском континенте. Одним из направлений корейского плана является сотрудничество с ЕАЭС.

На сегодняшний день именно экономический формат интеграции является наиболее действенным и эффективным. К тому же, он не вызывает разногласий, соответственно является оптимальным для всех государств, собирающихся участвовать в интеграции. Это очень хорошо понимают как члены ЕАЭС, так и государства Восточной и Юго-Восточной Азии.

Движение навстречу началось – участники находятся только в самом начале пути.

Об том, в том числе, и говорил Путин – об идее создания «Большой Евразии». Речь идёт сразу о нескольких путях взаимодействия, стороны не собираются ограничиваться лишь одним. Свой формат сейчас разрабатывается в рамках ШОС. Его будет дополнять формат, взятый на вооружение в ЕАЭС – создание зон свободной торговли и расширение экономических связей.

 - Многие наблюдатели отмечают, что азиатские страны – сложные переговорщики. Чего в регионе больше – накопленных противоречий или точек соприкосновения?

 - В Азии имеется достаточно большое количество общих интересов. Даже если мы посмотрим, как стороны договорились о сопряжении двух проектов, ЕАЭС и Экономического пояса Шёлкового пути, мы увидим взаимный интерес в создании развитой транспортной инфраструктуры, новых транспортных веток, координации транспортных потоков.

Это демонстрирует как потенциал сотрудничества, так и готовность стран вкладываться в общие проекты. Действительно, азиатские партнёры всегда были сложными, но в бизнесе никогда не бывает простых партнёров. Восток отличается тем, что ведущие торговые державы очень настроены на переговорный процесс и нахождение консенсуса. Таким образом, поиск консенсуса не будет простым путём, но это достижимая цель.

 - Россия выдвинула идею «энергетического суперкольца», охватывающего Россию, Китай, Японию и Южную Корею. Российская сторона собирается поставлять в АТЭС доступную электроэнергию. Насколько предложение будет интересным для партнёров и реализуемым на практике?

 - То, что проект будет интересен партнёрам – это однозначно. Ни у Японии, ни у Кореи нет собственных энергоресурсов. Тем более, сегодня Япония пытается несколько сократить использование атомной энергетики. Поэтому на форуме речь шла именно о гидроэнергетике.

В России достаточно крупных рек, способных производить большие объемы электроэнергии. Полагаю, проект в принципе выполним, но данный вопрос предстоит ещё очень тщательно прорабатывать. Ведь раньше популярными были проекты, связанные с традиционными источниками энергии – нефтью, газом, атомными станциями.

Ресурсы-то для реализации «кольца» есть, осталось провести длительную работу по обсуждению его деталей и выбору формата сотрудничества, которое будет всех устраивать.

России также, как минимум, придётся расширять собственную гидроэнергетическую систему. По всей видимости, нужно будет совершенствовать существующую сеть ГРЭС.

При этом, у нас уже накоплен позитивный опыт по передаче электроэнергии в рамках российско-казахстанских и российско-белорусских проектов.

Поэтому начинать разумнее с сопредельных стран. На первом этапе к «кольцу» может подключиться Китай, затем – Япония. Главное – серьёзно и грамотно составить технико-экономическое обоснование.

 - Одним из первых шагов называется энергомост «Сахалин-Хоккайдо».

 - Прежде всего, это укрепит экономические отношения между двумя странами. А, значит – косвенно поможет решить и политические вопросы, в первую очередь – проблему подписания отсутствующего мирного договора с Японией.

Кроме того, это может обернуться взаимовыгодным сотрудничеством для обеих стран, потому что для России проект станет источником новых рабочих мест, а для Японии – как минимум, надёжным поставщиком электроэнергии. Приток инвестиций способен укрепить и расширить энергетическую базу России, что впоследствии позволит перекинуть «энергомосты» на другие страны.

 - Участники бизнес-диалога «Россия-Китай», состоявшегося «на полях» ВЭФ, ожидают приход китайских инвесторов на Дальний Восток. Насколько регион привлекателен для Китая? О чём говорит опыт?

 - В приграничных регионах Дальнего Востока развиваются не только торговля, но и некоторые виды совместных производств. Может быть, они не столь крупномасштабные, какими мы привыкли видеть проекты между большими державами. Но они есть – в частности, в переработке лесной продукции и продукции сельского хозяйства.

Сотрудничество надо не просто расширять в первичной переработке и торговле, а всё-таки выводить на производственный уровень.

Для России это наиболее важная и актуальная отрасль. Возможности для углубления сотрудничества есть. Для этого вполне возможно использовать Территории опережающего развития (ТОРы), создаваемые на российском Дальнем Востоке, поскольку они предлагают определённые налоговые льготы и иные преференции резидентам. Такие режимы могут служить способом убедить китайцев вкладывать деньги в производственные проекты.

 - К китайским инвесторам высказываются претензии, что они охотно интересуются сырьём и сельским хозяйством, но куда меньше испытывают энтузиазма от предложений вкладываться в наукоёмкие проекты. Этот упрёк справедлив?

 - По большому счёту - это так.

Странам ЕАЭС придётся предпринимать отдельные усилия, чтобы заинтересовать Китай во вложениях в наукоёмкие отрасли. Здесь должен быть взаимовыгодный интерес.

Пока не могу сказать, что в этом плане может предложить Россия на Дальнем Востоке. Но для достижения успеха в интеграции России придётся делать упор не только на переработку, вывоз леса и продуктов питания, но и на создание более сложных технологических цепочек и промышленных предприятий, таких как заводы и фабрики, связанные с машиностроением.

Беседовал Александр Шамшиев

На минувшей неделе центр тяжести экономической дипломатии сместился на Восток. Во Владивостоке состоялся Восточный экономический форум, а в китайском Ханчжоу встретилась «большая двадцатка». Повестка развития Евразийского союза сегодня де-факто также переместилась на Юго-Восток. Нурсултан Назарбаев дальше всех лидеров стран ЕАЭС продвинулся в Азию. Александр Лукашенко начал свой поворот к Китаю. Владимир Путин на минувшей неделе во Владивостоке де-факто выдвинул концепцию экономического союза с Азией в продолжение идеи Назарбаева о Евразийском экономическом пространстве.

Восток – всерьез и надолго

Помимо основного блока внутренней работы по унификации правовой базы и продолжению объединения рынков, все внешнеэкономические треки Евразийского союза сегодня связаны со странами Юга и Востока. В центре внимания – начавшиеся переговоры между Евразийской экономической комиссией и представителями национальных правительств стран ЕАЭС с Китаем (формат 5+1). Недавний доклад экспертов Евразийского банка развития зафиксировал отсутствие реальных перспектив экономической интеграции с Евросоюзом в ближайшее десятилетие. Контакты Евразийской комиссии с Еврокомиссией сводятся лишь к неофициальным рукопожатиям на дискуссионных форумах. ЕАЭС не пускают в Западную Европу.

В этих условиях Москва, разуверившись в перспективах партнерства с Евросоюзом, переключает внимание на Восток. Казахстан уже давно идет по этому пути и переориентировал нефтегазовую инфраструктуру на КНР. Теперь на повестке развитие международных транспортных коридоров и перенос производств из Китая в Казахстан.

Двусторонние отношения с Китаем всех стран евразийской «тройки» – России, Беларуси и Казахстана – вышли сегодня на уровень стратегического партнерства. Однако, несмотря на то, что Китай стал крупнейшим торговым партнером России, экономические отношения Москвы, и в еще большей степени Минска, с Пекином существенно отстают от политических.

Не Китаем единым

Препятствия на пути Евразийского союза на Восток – огромные пространства Дальнего Востока, непростые климатические условия и низкая плотность населения, дефицит инфраструктуры. Нужна политическая воля и прорывные шаги. Назрело развитие не только кредитных отношений, но и расширения прямых инвестиций. Однако ставка исключительно на сотрудничество с Китаем может создать экономически неравноправные отношения, даже в формате «евразийская пятерка + Китай».

Невыгодно это будет и Китаю. Инфраструктурное развитие восточных рубежей Евразийского союза невозможно обеспечить лишь за счет политических решений на уровне глав государств. Здесь можно запустить мегапроекты, но для их успеха в конечном итоге понадобятся частные инвестиции, которые бы наполнили их прибыльными инициативами. Дальний Восток нуждается в широком фронте инвесторов из разных стран, чтобы разделить издержки за инфраструктуру – начиная от прокладки транспортных маршрутов, заканчивая обеспечением энергетической и информационной инфраструктуры.

Движение в этом направлении началось. На Восточном экономическом форуме во Владивостоке делегации Японии и Кореи, возглавляемые лидерами государств, оказываются больше китайской.

Премьер-министр Японии Синдзо Абэ, Президент Южной Кореи Пак Кын Хе и Президент России Владимир Путин. Владивосток, 3 сентября 2016 г. Фото: Алексей Дружинин/пресс-служба президента РФ/ТАСС.

Премьер-министр Японии Синдзо Абэ заявляет об «изменении подхода» к отношениям с Россией и обещает новые инвестиции в Дальний Восток в сфере энергетики, транспорта, здравоохранения и сельского хозяйства.

Президент Южной Кореи Пак Кын Хе, выступая на форуме, предлагает создать зону свободной торговли с ЕАЭС для «активизации экономической интеграции Евразии и оживления темпов развития Дальнего Востока». Южная Корея выдержала давление и отказалась от антироссийских санкций. Опасаясь негативных экономических последствий Сеул отказался присоединяться к Трансатлантическому партнерству, продвигаемому США в обход Китая и России.

Возникает «окно возможностей» для рывка в экономическом сотрудничестве стран ЕАЭС с Южной Кореей.

Россия и Южная Корея активизируют сотрудничество в сфере энергетики и кораблестроения, а также в области машиностроения и производства бытовой техники на территории ЕАЭС.

В созданной межправительственной комиссии Южной Кореи и Беларуси обсуждается упрощение визового контроля. Москва и Сеул отменили визовый контроль для краткосрочных поездок в 2014 г. Казахстан ставит вопрос об упрощении таможенного контроля товаров из Южной Кореи.

Товарооборот Беларуси и Южной Кореи относительно небольшой, равно как и в случае России и Казахстана. Однако Минск надеется на развитие сотрудничества с корейскими предприятиями в сфере высокотехнологичных проектов, прежде всего, в рамках IT-Парка высоких технологий и Индустриального парка «Великий камень», строящегося под Минском.

Президент Беларуси Александр Лукашенко и Председатель КНР Си Цзиньпин. 10 мая 2015 г., Минск. Источник: belprauda.org.

Вместе с тем, в сфере безопасности остаются вопросы, главный из которых – размещение на территории Южной Кореи комплексов американской противоракетной обороны THAAD – Китай и Россия опасаются за свою безопасность. Мирный договор между Японией и Россией не подписан.

Новый экономический союз?

В 2015 г. Нурсултан Назарбаев выступает с идеей создания Евразийского экономического пространства. В 2016 г. Владимир Путин предлагает сформировать «большое» Евразийское партнерство. Речь идет о создании сетевой структуры, которая бы объединяла ЕАЭС, ШОС, Китай, страны АСЕАН, Иран, через который может пройти альтернативный Экономическому поясу Шелкового пути транспортный коридор «Север-Юг».

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Астана, 22 мая 2015 г. Источник: kaztrk.kz.

Выступая во Владивостоке, Путин предлагает конкретную повестку Евразийского партнерства:

• Создание энергетического суперкольца с объединением России, Китая, Японии, Южной Кореи и организация поставок электроэнергии по выгодным ценам. Энергосистемы страны ЕАЭС уже тесно интегрированы и в течение ближайшего года страны готовятся создать единый рынок электроэнергии.
• Формирование системы международных транспортных коридоров и, прежде всего, развитие маршрута Европа-Западный Китай. Здесь есть проекты модернизации БАМа и Транссиба, а также достигнуто соглашение о высокоскоростной магистрали Казань-Москва, которая замыкает китайский Шелковый путь на единое таможенное пространство Евразийского союза с одинаковой шириной колеи от Владивостока до Варшавы.
• Создание общего цифрового пространства между указанными странами, включающего единые правовые и технологические условия для электронного взаимодействия. Евразийская экономическая комиссия уже ведет в рамках ЕАЭС работу над созданием информационных систем в сфере транспорта, торговли, налогов, таможни. 
• Строительство научно-технологического кластера на острове Русский.

Данные предложения выдвинуты на фоне развития сотрудничества в сфере углеводородов, в том числе реализации масштабного проекта «Ямал-СПГ» для доставки сжиженного газа в Азиатско-Тихоокеанский регион через Северный морской путь. Отдельная сфера взаимодействия – продовольствие, прежде всего, создание Российско-китайского агрофонда, развитие «зернового коридора» Россия-Китай.

Начавшееся сопряжение Евразийского союза и китайского Шелкового пути, а также создание сети зон свободной торговли со странами АСЕАН формирует общие правила взаимодействия во всех этих сферах. Страны ЕАЭС получают возможность обеспечить за счет этих коллективных усилий поддержку экспорта на восточные рынки, который развивается не так быстро, как хотелось бы.

Взятые вместе все эти инициативы равноценны новому экономическому союзу.

В начале двухтысячных нечто подобное Россия предлагала Евросоюзу и, прежде всего, Германии. Однако тогда шанс был упущен. Во многом по причине неспособности решить проблемы безопасности и неготовности Запада к равноправным отношениям. В отношениях с Азией, которые строятся уже в принципиально ином, многостороннем формате, эти уроки надо учесть.

Вячеслав Сутырин

Что стоит за информационными атаками на Белорусскую АЭС, и какие политические силы хотят торпедировать проект? Белорусский политический аналитик Алексей Дзермант рассказал в интервью «Евразия.Эксперт» о том, чего добивается Вильнюс от Минска, и кто прав в «энергетических» спорах.

- Строительство Островецкой АЭС вызывает негативную реакцию определенных кругов в Литовской республике. С чем связана подобная реакция и какие, на Ваш взгляд, есть риски и возможности при реализации проекта?

- Литовская позиция обусловлена несколькими факторами. Первый момент – чисто политический. Антибелорусские настроения в Литве в основном разыгрывают так называемые консерваторы, та элита, которая привела Литву к независимости и которая имеет достаточно четкие антироссийские взгляды.

Белорусская АЭС ассоциируется непосредственно с Россией. В Литве некоторые политики видят в проекте опасность и отождествляют его с усилением российского влияния в регионе.

Второй момент – экономический. Не секрет, что Литва сама хотела построить у себя на территории в Висагинасе собственную атомную станцию, но, естественно, уже при помощи японо-американских корпораций и долгое время рассчитывала, что в этот проект включатся соседи – Латвия, Эстония и Польша. Литва надеялась, что они дадут деньги на реализацию этого проекта. Но денег не нашлось.

Латвия и Эстония заявили, что у них нет необходимых средств для участия в этом проекте, Польша заявила, что хочет развивать собственную ядерную программу. В дополнение к этому ряд активистов инициировали референдум в 2012 г., где большинство литовцев проголосовали против строительства АЭС вообще. Те есть это стало затруднительно даже политически, не говоря уже о финансовой стороне вопроса.

Проект БелАЭС воспринимается как более успешный конкурент, который успел вклиниться в этот исторический момент, получить дешевый кредит от России и начать строительство.

Некоторые литовские деятели видят, что белорусы успели, а они нет, и это вызывает зависть. Я не предвижу особого изменения отношения к АЭС, потому что консерваторы остаются влиятельным идеологическим ядром современного Литовского государства. Социал-демократы более прагматичны, они настроены смириться с фактом, что АЭС все же будет построена, и это нельзя не учитывать, но, тем не менее, консерваторы и либералы будут всячески стремиться законодательно ограничить возможности какого-либо взаимодействия с Беларусью по этой линии.

Они собираются отключиться от общей еще с советского времени энергетической сети, которая позволяла передавать туда электричество. Таким образом, они хотят исключить возможность экспорта белорусской электроэнергии. Литва будет пытаться через международные организации давить на проблемы безопасности.

- Стоит ли ожидать изменения отношения с литовской стороны в обозримом будущем?

Скорее всего, ситуация не изменится, если не усилятся социал-демократы, которые могут отнестись более прагматично. Впрочем, пока расклады такие, что они сохранят в парламенте большинство, но вряд ли будут владеть абсолютным большинством, чтобы полностью сформировать правительство, а значит, у них будет некая коалиция, где силен будет голос консерваторов, и эта игра продолжится и в отношении белорусской темы.

Вероятно, в ближайшие годы изменений не будет, хотя возможны варианты. Если будет поддержка населения, то кто-то, возможно, возьмет на себя ответственность договориться с белорусами о закупках электроэнергии, но пока эта перспектива сомнительна.

- Завершение строительства второго энергоблока БелАЭС в начале 2020-х гг. превратит Беларусь в экспортера электроэнергии. Есть ли здесь иные варианты, помимо литовского направления экспорта?

- Другая перспектива – это Польша. Во-первых, они тоже опоздали со своей ядерной программой. У них ближайшее строительство может начаться через 2-4 года, про запуск и говорить нечего. Плюс у них возникают проблемы – ЕС требует из-за экологических несоответствий закрыть многие тепловые электростанции, а это значит, что у них возникает дефицит электроэнергии. В данной ситуации единственным потенциальным поставщиком электроэнергии в регионе для них является Беларусь.

Но опять же, возможны проблемы политического характера – не добьется ли Литва от Еврокомиссии запрета на поставки из Беларуси? Есть сложности с транспортной инфраструктурой в Польшу. К тому же неизвестно, в каком состоянии будут белорусско-польские отношения.

Есть еще один фактор – Швеция, где «зеленые» требуют закрытия последних АЭС, а экономика у них всё-таки сильная, поэтому может возникнуть дефицит электроэнергии. В Германии аналогичная ситуация – особого перепроизводства нет в силу закрытия по требованию “зеленых” АЭС. Дания самообеспечивается.

Поэтому в ближайшем будущем в регионе Балтийского моря единственный серьезный источник избытка электроэнергии – это Беларусь.

И тут возникает вопрос, как экспортировать электроэнергию, например, в Швецию? Только через Литву. Шведы проложили кабель, но в силу политических причин литовцы могут запретить поставки туда.

- Наверное, большинство реалистов в Литве понимают, что остановить строительство АЭС в Беларуси невозможно. Тогда какова цель нынешней информационной кампании?

- Цель кампании для тех сил, которые эту тему муссируют, – это политический капитал. На теме экологической и российской угрозы многие спекулируют и пытаются набрать политический вес в качестве настоящих патриотов, которые отстаивают безопасность Литвы.

Ну и еще одна возможная цель – поторговаться с белорусским руководством о каких-то преференциях для себя. Мол, Литва может наложить вето на поставки через свою территорию и потребует от Беларуси каких-то бонусов для себя.

Возможно, это процент от будущего экспорта электроэнергии, чего нельзя исключать, поскольку литовские элиты в этом смысле достаточно прагматичны. Возможно, это какие-то уступки по Клайпеде – чтобы Беларусь не уходила из клайпедского порта и наращивала свое присутствие, давая возможность развиваться этому порту в условиях, когда Россия практически ушла из Прибалтики.

Плюс с появлением в Беларуси китайского индустриального парка «Великий камень» и заходом туда китайцев образуется связка Великий камень-Клайпеда. При политическом конфликте ничто не мешает Беларуси перенаправить этот поток через Латвию.

- Литовские консерваторы собрали более 60 тысяч подписей и хотят уже законодательно запретить закупки электроэнергии из Беларуси. Ваш прогноз, будет ли в конечном итоге Вильнюс покупать энергию или обеспечивать ее транзит и что будет, если они все-таки запретят импорт электроэнергии?

- Как мне кажется, вероятность пока не очень высокая, хотя риск этого существует, поскольку подписи они действительно собрали (в поддержку законопроекта о запрете продажи в Литве произведенной на БелАЭС электроэнергии - прим.ред.). Данный вопрос будет обсуждаться в Сейме, но решение будет принято не при этом составе парламента, потому что это всё-таки уже предвыборная кампания. Пока по всем рейтингам лидируют социал-демократы, которые не склонны слишком драматизировать этот вопрос.

Я думаю, что в кулуарах этот законопроект может потеряться. Однако если он все же будет принят, то диалог с Литвой по энергетической теме будет закрыт.

Останется, возможно, Польша. В любом случае, в Беларуси уже запущена программа переоборудования всех основных энергопотребляющих точек с тепловой энергии на атомную. Поэтому возможный переизбыток энергии в стране будет направлен на развитие инфраструктуры, но уже на электрическом токе. Поэтому это не трагедия, а дополнительная возможность модернизировать инфраструктуру в Беларуси.

Беседовал Петр Петровский

«Роскосмос» приступил к разработке сверхтяжелой ракеты для освоения дальнего космоса. При строительстве используют двигатели РД-171, созданные в рамках программы "Энергия-Буран". Член-корреспондент Российской академии космонавтики имени Циолковского Андрей Ионин в интервью «Евразия.Эксперт» о том, зачем нам сверхтяжелая ракета и сколько стоит человеку слетать на Луну или Марс.

 - Роскосмос объявил о планах спроектировать новую сверхтяжёлую ракету на основе программы «Энергия-Буран». Для чего потребовалось создавать новый проект?

 - Сверхтяжёлые ракеты нужны для перспективных проектов, связанных с пилотируемыми полётами в дальний космос - на Луну, Марс и т.д. О необходимости подобных ракет давно говорят, как в Америке, так и у нас. В частности, они то попадали в недавно принятую Федеральную космическую программу на 2016-2025 гг., то выпадали оттуда из-за секвестра.

Дело в том, что такие ракеты стоят очень дорого. Можно вспомнить прецеденты создания американцами в 60-е годы ракеты Saturn V, советской Н-1, американского Space Shuttle и нашей ракеты-носителя «Энергия» – это всё очень дорогое удовольствие.

При этом, запуски сверхтяжёлых ракет не являются массовыми. Посмотрите на американские Apollo или марсианскую программу - там происходит максимум один-два запуска в год. Итого дороговизна накладывается на отсутствие масштабности производства. Ракеты выходят экономически неокупаемыми.

Соответственно какое-либо экономическое обоснование для них найти невозможно. Они разрабатываются в первую очередь для решения политических задач. Пилотируемый космос – это политика.

- То есть разработку надо удешевить?

- Раз экономического обоснования полёта нет, разумно делать так, чтобы проект на этапах разработки и запуска был максимально дешёвым. Следовательно, для строительства надо использовать готовые элементы уже существующих ракет более лёгкого класса. По этому пути идут американцы. Они испытывают сверхтяжёлые ракеты типа SLS на «старых», готовых элементах, в том числе, от своих «шаттлов» не потому, что им не хватает ума разработать чего-нибудь новое, а в целях банальной экономии.

Аналогичной дорогой решили пойти и у нас, что, на мой взгляд, абсолютно правильно. Первоначально ведь шли разговоры о разработке полностью новой ракеты «Ангара-А5В» с водородной ступенью. Но поскольку затея оказалась экономически неоправданной, решили делать ракету на базе отработанных технологий. В современных реалиях ракета должна быть не максимально технологически инновационной, а максимально дешёвой.

Хотя понятно, что космическую программу всегда пишут люди из отрасли, поэтому им всегда интересно не дешёвые ракеты строить, а испытывать новые технологии, решать новые технологические задачи.

Отсюда появляются проекты кислородно-водородных ракет, которых у нас не было со времён программы «Энергия-Буран» в конце 80-х, и другие проекты.

Под «Ангару-А5В» как раз надо было разрабатывать верхнюю кислородно-водородную ступень. Но правительство всё-таки пришло к оптимальному решению задействовать готовые двигатели и блоки-ступени, таким образом, минимизируя всю техническую новизну.

 - Минобороны РФ на космодроме Плесецк к 2019 г. также собирается соорудить новый стартовый стол для «Ангары». Зачем это делается?

 - Журналисты порой пишут, что там новую площадку строят, но это не совсем верно. Для «Ангары» достраивают вторую пусковую установку, чтобы обеспечить надёжность. На первой установке может проходить профилактика или, не дай Бог, авария случится. По проекту в Плесецке изначально подразумевались две установки. Они будут располагаться на одной площадке и будут объединены общей инфраструктурой. Установки будут располагаться в нескольких сотнях метров друг от друга. То есть речь не идёт о возведении какого-то полностью отдельного объекта.

 - Какое место может занять российская сверхтяжёлая ракета в исследованиях космоса?

 - Это - главный вопрос, на который на самом деле пока нет ответа.

Как в США, так и в России такие проекты делаются и обосновываются под полёты до Луны и Марса. Как правило, сначала – Луна, затем, условно, – Марс.

Хотя у американцев вектор постоянно меняется: сначала была Луна, потом стал Марс, потом полёты к астероидам, потом опять Марс, потом опять Луна. В России же постоянно говорят о Луне. Но пока это слова, писанные на воде.

Затраты на полёты к Луне и Марсу настолько колоссальны, что мне они представляются невозможной задачей. Даже начальный этап возвращения людей на Луну обойдётся в $150-200 млрд. Ни у США, ни тем более у России таких денег нет. Если говорить о марсианском проекте, там суммы вообще астрономические – под $300 млрд. Поэтому американская пресса ставит под сомнение дальние полёты. Постоянно проходят заседания тематических комиссий Конгресса, на которых чиновники разбирают, на что тратятся деньги в NASA.

И, кстати, не секрет, что лунный проект, который президент Кеннеди объявил в мае 1961 г., имел чисто политическую подоплёку. Кеннеди было глубоко плевать на космос и Луну.

Он в этом не разбирался и задач себе таких не ставил. Его главная задача была связана с тем, что Советский Союз, будучи основным геополитическим конкурентом США, на тот момент уже дважды сильно обидел американцев – в 1957 г., запустив первый искусственный спутник Земли, и в 1961 г., запустив в космос первого человека.

Это был колоссальный удар по влиянию США в мире. Американцы не могли этого стерпеть, что было единственной мотивацией принятия решения о лунной программе. Как только эта задача была решена, программу закрыли.

Сейчас такой мотивации нет. В России превалируют схожие рассуждения. Космос уже не является ареной политического и технологического соревнования. Этот период закончился. Тем не менее, космической отрасли надо работать и развиваться – это и есть основной мотив космических программ.

Беседовал Александр Шамшиев

Профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев - о том, как ставка Москвы на развитие коридора «Север-Юг» в сотрудничестве с Ираном и Азербайджаном отразится на отношениях с Китаем и партнерами по Евразийскому союзу. Почему проект «пояса индустриализации» вдоль коридора «Север-Юг» реализуется вне контекста ЕАЭС?

Встреча «двадцатки» в Ханчжоу 4-5 сентября является важным событием, поскольку происходит в момент, когда мировая экономика, продолжая находиться в пограничном, предкризисном состоянии, вступает в этап реальной перестройки системы глобальных хозяйственных связей в ключевых регионах мира.

Россия пришла к важному «промежуточному финишу», имея в активе начало практической реализации логистического коридора «Север-Юг». Этот проект обсуждался с середины 1990-х гг., однако только теперь он становится геополитической реальностью. Одним из стратегических привлекательных аспектов нового проекта является то, что собственно логистический коридор дополняется концепцией «пояса индустриализации», а также гарантируется российскими силовыми возможностями. 

Военно-силовой компонент, увы, теперь является принципиальным в контексте обсуждения проблем в мировой экономике: военно-политическая нестабильность в ключевых регионах мира приобрела застойный характер, причем масштаб «зон нестабильности» существенно расширился.

На саммите в Ханчжоу (как минимум, на его «полях») будет – особенно с учетом места проведения – сделана «заявка» на образ новой экономики. И проект «Север-Юг» вполне вписывается в логику развития.

Вероятно, мы действительно сталкиваемся с ситуацией, когда кризис создает новые беспрецедентные возможности для развития тем странам, которые готовы рисковать и способны к комплексному подходу к возникающим ситуациям. Ведь строительство коридора «Север-Юг», особенно если логистическая составляющая будет наполняться проектами в сфере «новой индустриализации», невозможно только в рамках классического «макроэкономического» подхода. Необходимо учитывать и военно-силовые факторы, и политические аспекты, и социальные вопросы.

Отметим два момента. С одной стороны, страны-участники проекта «коридора» (Россия, Иран, Азербайджан) набрали тот опыт внешнеполитической и внешнеэкономической деятельности, при котором становятся возможными долгосрочные геоэкономические компромиссы, когда можно пожертвовать частью сиюминутных дивидендов ради стратегической перспективы. 

С другой стороны, в мировой экономике возникла реальная возможность изменения системы «распределения ролей», не слишком выгодной для стран-участниц проекта, особенно в условиях долговременного падения цен на сырье.

С точки зрения действий России, стоит обратить внимание на три обстоятельства:

Первое. Коридор «Север-Юг» – это первый крупный геоэкономический проект России с элементами индустриализации за последнее время. 

Все остальные крупные транснациональные проекты в основном лежали в сфере экспорта углеводородов. Россия впервые обозначает свое присутствие на мировом рынке в качестве интегратора крупных проектов по модели «второй индустриализации». Насколько успешным будет этот опыт – покажет только время, однако, очевидно, что Москва воспринимает возникающую ситуацию в качестве основы для трансформации ситуативного, по сути, импортозамещения, в нечто большее, – в управляемое создание для российской промышленности устойчивых внешних рынков сбыта именно промышленной продукции.  

Второе. Коридор «Север-Юг» – это первый крупный экономический проект России, реализующийся не в традиционных «западном» (ЕС) или «восточном» (Китай) направлениях. 

Новый проект ломает традиционный дуализм российской геоэкономики, делая ее в перспективе более гибкой. Важно и то, что коридор «Север-Юг» является конкурентным для проекта «Великий Шелковый путь», прежде всего, с точки зрения построения моделей совместной хозяйственной деятельности, но также и с точки зрения организации маршрутов транспортировки грузов, что существенным образом оздоровит конкурентную среду.

Третье. Проект «пояса индустриализации» вдоль коридора «Север-Юг» реализуется вне контекста ЕАЭС и системы многосторонних экономических договоренностей постсоветского пространства. 

Россия начинает выстраивать параллельную экономическую инфраструктуру, ориентируясь на выход к ключевым глобальным центрам экономического роста, обойдя в процессе обсуждения проекта даже такого близкого союзника, как Казахстан. Едва ли можно говорить, что Россия отворачивается от ЕАЭС. Но надо быть крайне наивным, чтобы не видеть, что Россия разочарована итогами деятельности, прежде всего, неспособностью выйти за традиционные рамки «зоны свободной торговли».

Хотя и Москва несет существенную долю ответственности за отставание в промышленной и логистической составляющей в развитии ЕАЭС: слишком много сил ушло на дискуссии о «санкционной контрабанде». Но ситуация очевидна: ЕАЭС оказался пока вне глобального геоэкономического «мейнстрима».

В стратегическом плане договоренности по линии Россия-Иран-Азербайджан с возможным присоединением к ним Индии, куда в ближайшее время планируется визит Владимира Путина, говорят об осознании российским руководством реальных, а не идеологически мотивированных принципов многополярного мира. Многополярный мир, – это, в конечном счете, не только относительное и абсолютное ослабление США, это – формирование новых глобально значимых экономических систем. 

Встреча Президента Ирана Хасана Рухани, Президента Азербайджана Ильхама Алиева и Президента России Владимира Путина. Баку, 8 августа 2016 г. Источник: kremlin.ru. 

Такой подход во многом соответствует тому духу технократического прагматизма, который начинает господствовать в современных российских верхах и который странам постсоветского пространства важно воспринять в качестве долгосрочного «сигнал» о том, как Москва видит модель внешнеэкономического взаимодействия в дальнейшем.

Модель коридора «Север-Юг» говорит и о признании Москвой тупиковости дальнейшей эксплуатации рентных экономических моделей, как сырьевых, так и логистических, когда доход получается за счет транзита чужих грузов в третьи страны. Понятно, что пока проект находится только в начальной фазе реализации, но тенденцию он, безусловно, отражает.

Проект коридора «Север-Юг», безусловно, отражает современные геополитические реалии. Реалии уже не предкризисного мира, а кризисного. Его особенностью является комплексный подход, в рамках которого происходит взаимодействие на политическом, военно-политическом и экономическом уровне. Вырабатываются и новые, более гибкие формы институционализации процессов и договоренностей, которые, порой, совершенно не вписываются в традиционные модели взаимодействия. Ключевым является признание неразделимости в современном мире политических и экономических факторов.

Проблема заключается и в стремлении ряда стран Новой Евразии жестко разделять политическое, военно-политическое взаимодействие и получение экономических дивидендов. 

Такой подход был концептуально верен в предыдущую историческую (и экономическую, что немаловажно) эпоху и принес ряду стран (прежде всего, Беларуси, но также и Казахстану) значимые дивиденды, в том числе с точки зрения сохранения экономической стабильности и относительно высоких темпов экономического роста.

Однако сейчас такой подход может оказаться устаревшим, ограничивающим возможности геоэкономического маневра. В конечном счете, только после того, как реальностью – хоть и не беспроблемной – стало политическое и военно-политическое взаимодействие России и Ирана, транспортный коридор «Север-Юг» начал обретать практические контуры. И это обстоятельство должно стать не только предметом для анализа и критического осмысления, но и стимулом к дискуссии в рамках ЕАЭС о принципах развития. 

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

Союзное государство России и Беларуси может стать «полигоном» для пилотного проекта – механизма евразийской академической мобильности.

Пилотный проект

В нашем экспертном сообществе периодически вспыхивает вопрос академической мобильности, а потом незаметно гаснет. До последнего времени было принято видеть возможности академической мобильности лишь на Западе. Все к этому привыкли, ответственные работники в системе образования сориентировались на этот курс.

Проблемы, которые с этим связаны, были заметны давно, главная из них – пресловутая «утечка мозгов». Однако поездки в ведущие зарубежные академические центры дают странам Евразийского союза и новые знания и опыт.

Отмахнуться от этого невозможно, но надо создавать своё самостоятельное, мощное образовательное ядро, если мы не хотим быть поглощенными более сильными центрами. Поглощенными не только на образовательном, но и на политическом уровне – ведь одно с другим тесно связано. Нам нужно развивать свои подходы, стиль, конкурентные преимущества в образовании. В конечном итоге, нам нужно укреплять собственную  рациональность и мировоззрение, свой угол зрения на мир, если мы хотим сохраниться как субъекты мирового развития и иметь свой голос. В этом смысле смена руководства в Министерстве образования и науки России дает надежду на корректировку ориентиров.

Рано или поздно Евразийский союз столкнется с проблемой невозможности обеспечить рост и технологическое перевооружение экономики без развития научно-образовательной базы и человеческих контактов, профессиональных сетей. Однако это «длинная инвестиция».

Союзное государство России и Белоруссии могло бы уже сейчас стать площадкой для запуска пилотного проекта академической мобильности, опыт которого мог бы затем быть распространен на все страны ЕАЭС.

Что есть сегодня?

На нашем континенте в образовательной сфере наиболее активны страны Евросоюза, в частности за счет программы «Эразмус». Реализуется целый ряд других программ, в том числе и в восточно-европейских государствах.

По статистике Министерства образования и науки России, в российско-белорусских отношениях в плане академической мобильности поводов для беспокойства нет. За последние двадцать лет количество студентов из Беларуси в России возросло с 4 тысяч (1995-96 гг.) до 24 тыс. (2013-14 гг.). Однако более 80% студентов – заочники, что затрудняет не только их общение со сверстниками, но и ставит под вопрос качество полученного образования.

Очных студентов в Россию из Беларуси приезжает примерно в 6 раз меньше, чем студентов из Казахстана.

Есть ряд инициатив в сфере науки и образования на постсоветском пространстве: это университетская лига ОДКБ, проекты Союзного государства с акцентом на поддержку научно-технических и инженерных кадров. Однако эти инициативы точечные и не могут заменить полноценного механизма академической мобильности.

Что делать?

Вопросы академической мобильности затрагивались на заседании Российско-белорусского экспертного клуба, которое состоялось в Минске в июне этого года на полях Форума регионов Беларуси и России. Автор этих строк выступал с докладом как раз по теме академической мобильности.

Что конкретно можно сделать? Общий механизм – традиционный.

Используя возможности интернета, создать централизованную площадку, через которую студенты смогут подавать заявки на получение стипендий. Организовать конкурсный отбор и выдавать студентам гранты.

Победители получали бы возможность 1-2 семестра учиться в одном из ведущих вузов союзной страны за счет программы.

В качестве операторов программы можно привлечь профильные ведомства наших стран, собрав соответствующий совет с паритетным участием белорусских и российских чиновников, представителей университетов и общественных организаций, а, возможно, и передовых работодателей.

В плане затрат это были бы не такие большие суммы, вполне посильные национальным бюджетам. Тем более, немалые ресурсы есть у университетов, которые могли бы предоставить, например, общежития, будучи сами заинтересованными в показателях мобильности. Из бюджета ЕС ежегодно тратят не миллионы, а миллиарды евро на подобные программы.

Важно особое внимание уделить тому, чтобы стипендиатами программы стали только самые активные и перспективные, кто действительно стремится и сам проявляет инициативу. Информацию можно распространить через университеты и союзные СМИ.

Важно сделать проект интересным и привлекательным для молодежи. Для этого среди участников должны быть ведущие вузы. Приоритетными можно было бы сделать специальности, которые наиболее популярны у студентов, обучающихся в странах евразийского пространства: экономика управления, право, здравоохранение, информатика, вычислительная техника, архитектура, строительство, энергетика и др.

Особое внимание надо уделить инженерному делу, хотя здесь есть своя специфика и, возможно, надо подумать об отдельном проекте – сети Центров подготовки инженерных кадров при крупных индустриальных предприятиях.

В перспективе администрирование механизма мобильности можно возложить на Евразийскую экономическую комиссию, которая занималась бы этой работой в тесном взаимодействии с национальными и региональными образовательными ведомствами стран ЕАЭС, а также университетами. Ведь рано или поздно мы столкнемся с необходимостью создания «гуманитарного блока» в ЕЭК.

В перспективе можно было бы рассчитывать на реализацию других проектов: создание ассоциации выпускников программы и запуск программы профессиональных стажировок в ведущих компаниях, национальных и наднациональных органах управления стран ЕАЭС.

Это помогло бы сбалансировать то влияние на наше образовательное пространство, которое оказывается Западом и Востоком. Не для того, чтобы закрыться от мира, а для того, чтобы на равных взаимодействовать с другими регионами планеты.

 Вячеслав Сутырин