В конце июля вновь разгорелись межгосударственные страсти вокруг строительства первой белорусской атомной станции в городе Островец (Гродненская область). Правительство Литвы 28 июля вручило белорусскому дипломату Людмиле Татаринович ноту в связи с неким инцидентом, якобы произошедшим накануне при строительстве АЭС, а также обратилось в Брюссель с просьбой о содействии Евросоюза в этом вопросе.

Ранее ряд СМИ распространил сообщение о том, что 10 июля при проведении испытаний оборудования реактора агрегат весом 330 тонн якобы упал с высоты 2-4 метров в реакторном отделении строящейся АЭС.

Давайте разберем, во-первых, был ли на площадке строительства ядерного объекта инцидент, и если был, то какой.

Публикации СМИ вызвали почти мгновенную реакцию Министерства энергетики Беларуси, которое выпустило специальное заявление о том, что нештатной ситуации в реакторном отделении Белорусской АЭС не было, но она произошла на площадке хранения корпуса реактора БелАЭС. «На деле, по информации генерального подрядчика АО «Атомстройэкспорт», нештатная ситуация произошла на площадке хранения корпуса реактора при проведении такелажных работ по его перемещению в горизонтальной плоскости», – говорится в сообщении Минэнерго. Там отметили, что РУП «Белорусская АЭС», являющееся заказчиком проекта, незамедлительно затребовало у генерального подрядчика все необходимые документы и сведения. После всестороннего изучения белорусскими специалистами предоставленной АО «Атомстройэкспорт» информации будет приниматься соответствующее решение. При этом белорусская сторона будет, в первую очередь, руководствоваться необходимостью безусловного обеспечения безопасности строящейся станции, – отмечается в заявлении.

В свою очередь российский «Атомстройэкспорт», генподрядчик строительства АЭС в Беларуси, опроверг информацию о самом факте повреждения корпуса реактора на площадке строительства станции. «Информация, распространяемая в интернете о ЧП с якобы повреждением корпуса реактора, не соответствует действительности. Корпус реактора находится за пределами реакторного отделения. Технических препятствий для его установки на штатное место нет. Генподрядчик ожидает разрешения на проведение операций по монтажу от надзорных органов», – сообщили в АСЭ.

Из всего этого ясно, что инцидент все же был, и он никак не связан с реактором (главным агрегатом, фактически сердцем) возводимой атомной станции.

Вероятно, ошибкой было то, что в тот момент, когда инцидент произошел, о нем не рассказали ни заказчик, ни подрядчик строительства, предоставив возможность некоторым нечистоплотным СМИ спустя более чем две недели представить свою интерпретацию события. С другой стороны, вполне вероятно, что об инциденте не говорили, потому что посчитали его не стоящим внимания. Увы, к данному проекту АЭС наблюдается нездоровый интерес со стороны прибалтийских соседей, и поэтому событие любого уровня на площадке строительства заклятые «друзья» старательно гипертрофируют, представляя таким образом БелАЭС объектом, угрожающим безопасности Европы.

Надо сказать, что ранее в СМИ неоднократно сообщалось о различных ЧП на строительстве БелАЭС. В начале мая в ряде СМИ появилась информация о якобы произошедшем обрушении строительных конструкций на строящейся БелАЭС. После чего белорусскому послу в Литве Александру Королю была вручена нота. По заявлению МИД Литвы, от белорусского дипломата потребовали предоставить подробную информацию об инциденте. Литва еще в июне 2011 г. обращалась с жалобой в комитет о несоблюдении Беларусью конвенции ЭСПО (Конвенция об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте) при планировании строительства Белорусской АЭС.

Давайте, во-вторых, разберем, почему у прибалтийских стран такая реакция на БелАЭС. Дело в том, что у Литвы, Латвии, Эстонии и Польши есть совместный проект возведения на своей территории Висагинской АЭС. Этот проект все еще остается на бумаге. Польша в 2011 г. заявила о выходе из него, а в 2012 г. на консультативном референдуме граждане Литвы высказались против строительства станции, после чего процесс окончательно застопорился. 

Ряд международных экспертов считает, что противодействие строительству АЭС в Беларуси является элементом конкуренции за перспективный рынок электроэнергии.

Литва неоднократно заявляла, что намерена добиться запрета на продажу в ЕС электроэнергии с БелАЭС. Вильнюс заявлял о планах построить преобразователь тока на границе с Беларусью для выхода из энергокольца с Россией. В настоящий момент энергосистемы Эстонии, Литвы и Латвии соединены с энергосистемами Беларуси и России энергокольцом, носящим название БРЭЛЛ (по первым буквам стран-участниц).

Ну и в третьих, Белорусская АЭС станет самой современной атомной станцией поколения «три плюс», причем референтная ей АЭС уже работает в России. То есть 

Минск с запуском станции обгонит в рейтинге супервысокотехнологичных стран не только Прибалтику, но и вообще все страны Европы, где только пытаются возвести АЭС, отвечающие всем требованиям станций нового поколения. 

На БелАЭС будет станция поколения «три плюс» с двумя реакторами мощностью 1200 МВт каждый. С точки зрения безопасности проект станции предполагает, что даже если все системы электропитания и водоснабжения АЭС выйдут из строя на длительный срок, она в автономном режиме будет способна остановить реакцию ядерного деления, отводить остаточное тепло и обеспечить необходимую безопасность на нужный срок. Проект, в частности, предусматривает двойную защитную оболочку с расчетом на падение самолета, включая и 400-тонные их модификации; пассивные системы отвода тепла от активной зоны, защитной оболочки, плюс активные системы (4 канала); дожигатели водорода; ловушку расплава. 

Большего в плане безопасности нет ни в одном проекте в мире. Если бы подобная станция стояла в марте 2011г. на месте АЭС «Фукусима» и подверглась тем же природным катаклизмам, то выдержала бы даже такое экстремальное воздействие стихии.

Суммируя, можно сказать только то, что новый скандал вокруг первой белорусской АЭС носит чисто политический характер и никак не связан с реальной ситуацией вокруг реализации проекта.

Андрей Ретингер, журналист-международник

В последние недели политическая напряженность в целом ряде регионов постсоветского пространства резко возросла. Нападения на полицию в Армении и Казахстане привлекли всеобщее внимание. Однако события в Абхазии даже на фоне этих событий имеют самостоятельное значение. Противоречия между властью и оппозицией вылились в протесты и референдум о досрочных выборах. Каковы причины случившегося, и что в действительности происходит сегодня в Абхазии?

Положение в Абхазии во многом отличается от ситуации в других де-факто государствах. В военном плане конфликт между Абхазией и Грузией находится в стадии глубокой заморозки по сравнению, например, с конфликтом вокруг Нагорного Карабаха. Это обусловлено, прежде всего, военной помощью России и присутствием российских военных на территории Абхазии.

С политической точки зрения, для строительства собственной государственности у Абхазии было более 20 относительно спокойных лет, когда она, опираясь на поддержку России, выстраивала государственные институты и пыталась развиваться, находясь сначала в непризнанном статусе, а после событий 2008 г. получив признание от России. За эти годы республика смогла обеспечить некоторое развитие. Однако политэкономическая модель, подходившая для послевоенного периода, сегодня требует кардинального пересмотра.

Борьба кланов

Абхазия вошла в политический и социальный кризис далеко не в 2016 г. В Абхазии он носит перманентный характер, а истоки его следует искать еще в клановой системе начала 1990-х гг. События, связанные с противостоянием С. Багапша и Р. Хаджимбы, при всей их сложности, воспринимались не как системный кризис, а скорее как традиционная борьба группировок и закономерный процесс перехода от военного к поствоенному периоду.

Последовавший период президентства C. Багапша, который проявлял заметную самостоятельность даже от Москвы, был периодом относительной политической стабильности, о которой сегодня не может быть и речи.

Политический кризис, возникший в республике в 2016 г. – не первый за последние годы. Все помнят события вокруг прихода к власти нынешнего президента Р. Хаджимбы, и досрочной отставки прежнего руководителя республики А. Анкваба весной-летом 2014 г. Сегодня мы видим новый виток напряженности между властью и оппозицией, прежде всего, в лице партии «Амцахара».

На данном этапе президент Р. Хаджимба переиграл своих оппонентов. Индикатором кризиса стал вопрос о проведении референдума о доверии президенту, который был провален. Явка составила чуть более 1% (не в последнюю очередь из-за курортного сезона). В итоге оппозиция не использовала референдум, фактически провалив собственную затею, и не смогла с пропагандисткой точки зрения убедительно обвинить власти в его срыве.

Кроме того, президент Р. Хаджимба поступил верно, отстранив на время от должности министра внутренних дел, против которого был направлен персональный протест оппозиции. Однако дело этим не ограничилось. Вскоре после встречи в Абхазии В. Суркова и О. Говоруна с президентом Р. Хаджимбой последовало решение об отставке генпрокурора и премьер-министра республики А. Миквабия. Хотя по официальной информации на встрече обсуждались вопросы помощи Абхазии и реализации инвестиционной программы, понятно, что перестановка на таком уровне согласовывалась с Москвой.

Именно против А. Миквабия были во многом нацелены действия оппозиции. Еще в феврале 2016 г. на сессии абхазского парламента был поднят вопрос о вотуме недоверия, в том числе из-за срывов сроков паспортизации населения.

Временная передышка

О чем же свидетельствуют июльские события в Абхазии, повлекшие в итоге отставку премьер-министра? Тактически власть выиграла очередной раунд политической борьбы.

В условиях курортного сезона накал политической конфронтации пойдет на спад. Однако это вовсе не защищает от повторения кризиса осенью.

У оппозиции поддержка хотя и несколько меньшая, чем у президента, но явно выше 1% пришедших на референдум. Хотя популярность президента остается довольно высокой, и он поддерживается Москвой как политик, обеспечивающий союзные отношения с Россией.

Сама по себе отставка премьер-министра «выпускает пар», способствует временной стабилизации, но стратегически она не решает проблему противостояния президента и оппозиции. Последняя намечает проведение осенью общенародного схода. В перспективе республику ожидают парламентские выборы, причем также должны произойти и реформирование выборной системы в сторону смешанной и усиление  роли парламента.

В этом контексте отставка премьер-министра – это шаг во многом вынужденный и обеспечивающий временную передышку. Теперь многое будет зависеть от ее эффективности и от ее умения взаимодействовать с Россией в ближайшие месяцы.

Отношения с Россией

В последние годы в отношениях Абхазии и России наметился ряд проблем. Особенно ярко они высветились в ходе обсуждения договора между Москвой и Сухумом. По настоянию абхазской стороны из текста были исключены положения, свидетельствующие об интеграции, а речь в итоге шла о стратегическом партнерстве. Возникли довольно острые разночтения, например, по земельному вопросу.

Подписание договора зафиксировало противоречие между экономической зависимостью от Москвы и стремлением абхазского общества и элиты отстоять свой суверенитет в наиболее широких его формах.

Безусловно, тесная связь России и Абхазии очевидна. Русский язык является языком общения, в стране дислоцированы российские военные. Абхазия заняла пророссийскую позицию в вопросе о введении санкций по отношению к Турции. Однако это не разрешает проблемы зависимой и стагнирующей экономики, и стремления при этом использовать свое положение в международном контексте для получения определенных преференций. В Абхазии нет сколько-нибудь серьезных антироссийских политических сил, однако влияние России на само абхазское общество часто преувеличивается.

Что касается экономической помощи России, то она является определяющей. За постсоветский период Абхазии не удалось построить сколько-нибудь современную и самостоятельную экономику. В 2016 г. Москва увеличивает помощь республике с 4 до почти 8 млрд. руб, 4,7 млрд. из которых как раз входят в программу содействия социально-экономическому развитию Абхазии, обсуждавшуюся В. Сурковым и О. Говоруном с Р. Хаджимбой 18 марта.

Экономика республики

В 2015 г., как и в предыдущие годы, основными торговыми партнерами Абхазии выступали Россия и Турция. На их долю приходится 83% всего товарооборота, причем 65% приходилось на Россию и 18% – на Турцию. На долю остальных стран приходилось 17%. При этом колоссален дисбаланс в сторону импорта в Абхазию. Эксперты отмечают, что в связи с ростом курса доллара и переориентацией на российский рынок с его режимом беспошлинной торговли, импорт из Турции сокращается.

Тем не менее,

решение Абхазии присоединиться к санкциям против Турции, конечно, довольно значимо и не оставляет сомнений в том, кто для Абхазии стратегический партнер.

Данное решение несло определенные риски, но не обещало больших экономических потерь. Не в последнюю очередь потому, что турецким бизнесом в Абхазии занимаются, как правило, абхазские репатрианты из Турции, многие из которых имеют абхазские паспорта. Поэтому существует еще и проблема того, как отделить турецкий бизнес от абхазского. Кроме того, ряд турецких кампаний участвуют в проектах, обеспечение которых идет от главного донора – России.

В России есть понимание, что одного военного присутствия в Абхазии недостаточно. Нужно заниматься формированием более современной модели экономики и повышением уровня жизни. В ином случае поступающие в Абхазию деньги будут уходить в песок.

В этой связи следует обратить внимание на курортную инфраструктуру, играющую огромную роль в экономике Абхазии. Примечательно, что последний кризис в республике не привел к массовому оттоку отдыхающих. Абхазское направление в условиях акцента в России на внутренний туризм стало еще популярнее. Но уровень сервиса, несмотря на строительство целого ряда отелей, остается довольно низким, сохраняются проблемы с санитарией, курортной инфраструктурой и т.д. Перспективные проекты существуют. Например, ландшафтная реконструкция в Гаграх и воссоздание сада принца Ольденбургского. Но таких проектов пока немного.

Кадры решают все

Современный кризис в Абхазии замешан на следующих составляющих:

1. Этнизация, которая особенно рискованна в многонациональной Абхазии, где абхазов лишь чуть больше половины населения. В стране проживают крупные национальные меньшинства – армяне и грузины, или, как их часто называют в Абхазии, мегрелы – прежде всего жители Восточной Абхазии.

2. Коррупция, замешанная на клановости. Можно сказать, что это во многом характерно и для республик российского Северного Кавказа, в некоторых их которых уровень жизни не отличается в лучшую сторону от абхазского. Однако в условиях независимости и отсутствия федерального центра эти аспекты оказывают большее влияние на политэкономическую систему.

В результате в российской экспертной среде нередко звучит критика власти предержащих в Абхазии. Некоторые эксперты заявляют об «иждивенчестве» местных элит. Другие говорят, что Россия слишком много отдает и слишком мало получает. Доля правды в этой критике есть. Однако надо учитывать, что перейти от клановой модели управления к иной одним прыжком невозможно. Тем более, когда стоит вопрос о сохранении себя как народа и собственной самобытной культуры. Да и за геополитическое влияние приходится платить. Вопрос в том, что степень эффективности может быть при этом разной.

Пока удалось достичь заметных успехов в инфраструктурном строительстве, но результаты явно недостаточны, чтобы развернуть экономику в сторону поступательного развития. Тем не менее, все более пристальное внимание к Абхазии со стороны Москвы, с точки зрения оптимизации политического процесса и реализации программ развития, дает надежду. Ее воплощение в жизнь зависит от профессиональной компетенции обеих сторон, и здесь вопрос о кадрах вновь выступает на первый план.

Александр Гущин, к.ист.н.,
заместитель заведующего кафедрой стран постсоветского зарубежья РГГУ

Проникновение радикалов в страны постсоветского пространства и ЕС становится все более серьезной проблемой. Cиловые ведомства России заявили о 220 потенциальных смертниках, находящихся на оперативном контроле. Серия громких терактов в Евросоюзе ставит вопросы о природе происхождения исламского фундаментализма. Автор «Евразия.Эксперт», исламовед Владимир Высоцкий решил разобраться во всех тонкостях идеологии движения фундаменталистов и ответить на вопрос, почему она привлекает молодежь и людей из самых разных социальных слоев.

Салафизм как исток

Идеология «Исламского государства» (организация, запрещенная в Беларуси и России) является салафитской. Важно помнить, что для салафитов не существует разницы между понятиями «государство» и «религия». Все решения основаны на жесткой интерпретации шариата, который насаждается в районах, контролируемых исламистами. Идеология «Исламского государства» похожа на идеологию других террористических организаций – таких как «Талибан» и «Аль-Каида».

Одно из главных отличий – необходимость создания исламского халифата на захваченных территориях. Группировки типа «Джабхат ан-Нусра» (запрещенная организация), которая является официальным отделением «Аль-Каиды» в Сирии, также считает своей долгосрочной целью создание исламского халифата, но, по мнению ее руководителей, еще не пришло время для подобного шага.

Идеология салафитов основана на идее возвращения ислама в «чистом виде» -  ислама, который существовал во времена преемников основателя этой религии пророка Мухаммеда. Салафиты отвергают любые более поздние дополнения в исламе, считая их неприемлемыми нововведениями. Доктрина салафитов дает им право называть мусульман, допускающих отклонения от строго определенной салафитами интерпретации ислама,  «кяфирами» (еретиками). Наказание за ересь – это смерть. Главный догмат салафитов – вера в единого Бога («таухид»).

Своей основной задачей салафиты считают борьбу за очищение ислама от различных чуждых, с их точки зрения, примесей, основанных на культурных, этнических или других особенностях тех или иных мусульманских народов.

Салафизм как течение началось в Египте. Это течение разрабатывалось одновременно с ваххабизмом – учением Мухаммеда Ибн Абд аль-Ваххаба, которое в настоящее время является религиозным учением, широко распространенным на территории Саудовской Аравии. Ваххабиты называют себя «мууаххидин» (монотеисты). Этот термин часто используется в публикациях «Исламского государства», например, в издаваемом этой организацией журнале на английском языке «Dabiq».

Разрабатывали учение салафитов такие известные личности как Ибн Таймийя, Сейид Кутб и др. Повешенный в Египте за свои идеи во времена президента Гамаля Абд ан-Насера, Сейид Кутб утверждал, что арабы пребывали в состоянии невежества до появления пророка Мухаммеда и его учения. Кутб признавал лишь самое строгое соблюдение законов шариата. Также он выступал за насильственное свержение всех современных мусульманских режимов, не поддерживающих его идеи с тем, чтобы заменить их исламскими государствами. Эти идеи были развиты людьми, стоящими у истоков современного джихада: Усамой бен Ладеном и Абдуллой Аззамом.

Боевики «Исламского государства» называют себя последователями Ибн Таймийи. Этот радикальный теолог XIV в, будучи одним из представителей крайнего ханбализма, был яростным противником религиозных нововведений и сторонником распространения идей ислама при помощи меча, не отрицая значение проповеди. Ибн Таймийя подчёркивал важность ведения джихада.

«Исламское государство» меняет имидж

В то же время руководящее звено ИГ представлено почти поровну двумя крыльями – военным и идеологическим. Идеологи – это классические исламисты-догматики, а военные – это преимущественно светские люди, не знакомые с тонкостями мусульманского богословия. Такой симбиоз позволяет группировке вполне устойчиво существовать: военным нечего делать на идеологическом поле, а идеологи не вмешиваются в сугубо военные дела.

Сегодня лидеры «Исламского государства» пытаются скорректировать свой зловещий имидж, созданный ранее в СМИ. Так, например, после многочисленных сообщений о насилиях на контролируемых им территориях над женщинами и торговле ими окружение лидера Абу Бакра аль-Багдади заявило о качественно новой роли мусульманской женщины.

Согласно новой трактовке, на территории ИГ женщина вовсе не является домохозяйкой, «предназначенной» лишь для рождения детей и присмотра за домом. Речь идет о предоставлении ей равнозначных по отношению к мужчине прав. В пользу этого тезиса, по версии руководства ИГ, свидетельствует массовое участие мусульманок в борьбе против «врагов ислама». Стоит отметить, что «борьба женщин с врагами ислама» на деле чаще всего представляет собой оказание сексуальных услуг джихадистам – явление, получившее название «секс-джихад».

Необходимо оговориться, что примеры использования женщин в террористических актах исламские радикалы демонстрировали и раньше. Например, представители палестинских группировок. Однако сейчас речь идет уже о куда более массовом явлении.

И дело здесь не только в стремлении более рационально использовать ресурсы живой силы. Столь резкий поворот в данном вопросе необходимо анализировать в контексте прочих идеологических тенденций в ИГ.

«Свирепое ИГ» уже достигло своих первоначальных целей по обретению популярности среди немалой части радикализированных мусульман, и теперь настало время для корректировки имиджа.

Террористическая «демократия»?

Важно отметить, что своими действиями Абу Бакр аль-Багдади и его соратники успели завоевать популярность многих молодых мусульман. Наглядным тому свидетельством служат потоки будущих джихадистов, которые направляются на контролируемую ИГ территорию.

Причина популярности во многом кроется в качественно новой трактовке ислама. Речь в том числе идет о применении жестокости, которая отнюдь не является проявлением «слепой» иррациональной ненависти к противнику и иноверцам, как и банального стремления запугать их.

Ислам, во многом уподобляясь другим религиям, предлагает самоограничение и скромность земного существования, обещая взамен блага загробной жизни. ИГ предлагает своим адептам получить эти блага уже сегодня и превратиться в вершителей людских судеб.

Оно позволяет им обладать «райскими гуриями» не в иллюзорном будущем, а «здесь и сейчас». Одновременно жестокие казни служат доказательством готовности «идти до конца».

Напомним, что выбор наказания для казни пилота иорданских ВВС, которого сожгли заживо, был осуществлен путем голосования в интернете. Соответственно, значительная часть решений о «жизни и смерти» на территории ИГ – это попытка спроецировать своего рода местную разновидность «власти народа».

В этих условиях любой малообразованный боевик ощущает себя частью этого неформального правящего режима. И попытка изменить образ женщины в «Исламском государстве» - это продолжение попыток подстроиться под логику «власти народа». Особенно ярким это сопоставление выглядит при оценке ситуации в Саудовской Аравии, где мы можем наблюдать крайне тяжелое положение женщин.

А это уже серьезная заявка на идеологическую конкуренцию с государствами региона, рассматривающимися ИГ как одни из главных идеологических врагов.

Почему идут в ИГ?

Вербовщики ИГ широко используют социальные сети, внимательно изучая профили пользователей, выкладываемые фотографии и комментарии, на основе которых производятся психологические расчёты и ведётся адресное воздействие на человека, включающее и рассылку роликов, и переписку с последующим контактом. К каждому свой подход: играют на чувстве справедливости для одних, другим предлагают крупные суммы денег для переезда и обустройства и хорошую зарплату в дальнейшем.

В ИГ вступают люди совершенно разные, из совершенно разных социальных групп, богатые и бедные, высокообразованные и невежественные, глубоко религиозные и те, кто имеет о религии весьма смутные представления.

В каждом конкретном случае причины присоединиться к ИГ индивидуальны: низкий уровень жизни, невозможность зарабатывать на жизнь законным путем, высокий уровень коррупции и разочарованность властью, низкий моральный уровень представителей официальных мусульманских структур. В итоге разочарованные таким отношением прихожане, особенно имеющие поверхностные знания об исламе, идут в салафитские мечети, где их принимают с распростертыми объятиями, всячески идут навстречу и во всем помогают.

Все это может подтолкнуть отказ от традиционного толкования ислама и переход к радикальным течениям, особенно среди неопытной молодежи. Сюда также можно отнести низкий уровень образованности отдельных представителей исламского духовенства, неквалифицированность имамов, которые просто не в состоянии повлиять на своих прихожан (явление, распространенное в Средней Азии).

Также в ИГ новых адептов нередко толкает желание реализовать себя, исповедовать «истинную веру», «защищать слабых» и «восстанавливать справедливость». Существует масса примеров, когда вербовщики ИГ массово размещают в социальных сетях материал о том, что женщин и детей в Сирии и Ираке массово угнетают власти, звучат призывы к мусульманам других стран положить конец этому угнетению и несправедливости, заступиться за единоверцев.

Среди завербованных далеко не всегда несостоявшиеся личности с финансовыми проблемами, часто это образованные, состоятельные люди, уверенные в себе.

Что касается этнических представителей европейских народов, присоединяющихся к ИГ, то они руководствуются несколько другими причинами. Эти люди часто имеют очень хорошее образование, не испытывают финансовых трудностей и не являются последователями мусульманской религии (здесь показательны примеры присоединения к ИГ выпускников Оксфорда, состоятельных европейских банкиров и т.п.).

Что же толкает таких людей ехать в Сирию и Ирак? Некоторые из них разочарованы в европейском или американском укладе жизни, но изменить его или повлиять на что-то они не в состоянии. Другое дело – Сирия и Ирак, где строится «халифат всеобщей справедливости».

Также стоит отметить выходцев из состоятельных европейских и американских семей, с рождения полностью обеспеченных. Такие люди иногда не видят цели в своей жизни, часто они просто пресытились существующими благами и ищут новых ощущений.

Отдельно стоит отметить тех людей, кого ИГ привлекает именно своей жестокостью, тем, что, присоединившись, можно стать настоящим «вершителем судеб от имени Аллаха», совершать убийства и другие преступления без всякого наказания.

 Владимир Высоцкий, исламовед (Минск, Беларусь)

Вступила в силу новая Военная доктрина Республики Беларусь. В документе, который в ближайшие годы будет определять главные направления военной политики государства, содержится перечень основных угроз для безопасности Беларуси. Редакция ЕЭ обратилась за комментариями к белорусским экспертам: что означают новые «гибридные» опасности для Беларуси, и как обстоит ситуация с недовольством Армении позицией Минска в рамках ОДКБ?

«Гибридные» угрозы для Беларуси

Полный текст Военной доктрины опубликован. На первый взгляд, «революционных» изменений во взгляде Минска на военную безопасность не произошло. Директор Центра по проблемам европейской безопасности (Минск) Юрий Шевцов полагает, что новая Военная доктрина – это логическое продолжение предыдущей: «Россия как была нашим основным стратегическим и военным союзником, так им и остается».

Вместе с тем, по сравнению с предыдущей редакцией Военной доктрины Беларуси образца 2002 г., все же есть ряд новых нюансов в восприятии угроз и военных опасностей. Юрий Шевцов подчеркивает, что за 15 лет с момента принятия предыдущей доктрины произошли изменения в плане военных вызовов. Ранее Беларуси с военной точки зрения угрожало лишь теоретически возможное столкновение с НАТО. «В этом смысле российский ядерный зонтик гарантировал Беларуси безопасность и гарантирует её до сих пор», - поясняет эксперт. Сегодня, по мнению Шевцова, кроме проблем с НАТО существует угроза “гибридной войны”. Речь идет о внешней дестабилизации ситуации в Беларуси без прямого военного вторжения.

Директор Информационно-просветительского учреждения «Актуальная концепция» (Минск) Александр Шпаковский выделяет четыре ключевых аспекта в новом прочтении угроз и опасностей: противодействие «цветным революциям» и методам т.н. «гибридной войны», а также опора на силы специальных операций и подразделения специального назначения и создание собственного производства стратегических вооружений в Беларуси. Эти компоненты формируют обновленные подходы Беларуси к обеспечению безопасности в современных условиях, когда военные угрозы далеко не всегда носят прямой и очевидный характер, но, вместе с тем, продолжается милитаризация Восточной Европы.

По мнению Юрия Шевцова, с проблемой «гибридной» дестабилизации Беларуси нужно справляться в основном самостоятельно. «В новой Военной доктрине акцент сделан именно на угрозах дестабилизации извне. У нас перед глазами есть пример воюющей Украины и содрогающихся от терактов стран Западной Европы, которые в свое время не придали необходимого значения подобным факторам. Поэтому Беларусь должна адаптировать свою Военную доктрину к этим новым обстоятельствам», - заключает Шевцов.

Между Россией и Польшей

В информационном пространстве предпринимались многочисленные попытки создать специфический фон принятия новой Военной доктрины. В частности, тиражировались мнения, что Военная доктрина Беларуси якобы разрабатывалась как реакция на украинский кризис и на операцию вооруженных сил России в Крыму. «Это довольно распространенное заблуждение», - говорит Александр Шпаковский, подчеркивая:  

«На самом деле белорусская Военная доктрина разрабатывалась уже достаточно долгое время и изначально была задумана как своего рода ответ на масштабную программу модернизации и перевооружения польской армии». 

Эксперт подчеркивает, что мир с точки зрения военной безопасности не стоит на месте и доктринальные взгляды нуждаются в постоянной оптимизации.

Главный редактор портала «ИМХОклуб.by» (Минск) Алексей Дзермант видит специфику новой Военной доктрины в том, что Беларусь не рассматривает ни одно государство в качестве потенциального противника, но в случае возникновения угроз готова применить «все возможные средства сдерживания, в том числе стратегические». «Речь идет, скорее всего, о новом ракетном оружии, которое поступило в распорядение Вооруженных сил Республики Беларусь», - поясняет Дзермант.

Эксперт обращает внимание и на тот факт, что в качестве угроз в доктрине обозначена концентрация войск в соседних государствах, которые потенциально готовы к нападению. «Очевидно, имееются в виду последние действия блока НАТО по наращиванию военной силы в регионе, - подчеркивает Дзермант. 

- В случае возникновения подобной угрозы Беларусь может обратиться за помощью для её отражения к третьим государствам. Фактически, мы имеем юридическую возможность для очень тесного взаимодействия с вооруженными силами Российской Федерации и Китайской Народной Республики».

Реверанс в сторону миролюбия

Вместе с тем, некоторые положения Военной доктрины вызвали опасения союзников Беларуси по ОДКБ. Речь идет о возможности использования белорусских вооруженных сил только на территории Беларуси. Этот пункт вызывает особую озабоченность у Армении, вовлеченной в Нагорно-Карабахский конфликт с Азербайджаном.

Александр Шпаковский полагает, что данное положение «неправильно понимается»  армянскими коллегами. «ОДКБ – это оборонительная организация, механизмы которой приходят в действие только с момента агрессии какой-либо третьей страны в отношении одного из государств-участников ОДКБ», - поясняет эксперт. Нагорный Карабах не является территорией Армении, «в том числе и с правовой точки зрения самой Армении». Нагорно-Карабахская Республика не признана официальным Ереваном. Поэтому Шпаковский считает «не совсем корректным» говорить о том, что новая Военная доктрина Беларуси противоречит уставу ОДКБ.

«Если случится какая-либо критическая ситуация в отношении государств-участников ОДКБ, Беларусь будет реагировать в соответствии с взятыми на себя международными обязательствами», - подчеркивает Шпаковский.

Закрепленный же в доктрине принцип применения вооруженных сил только на территории Беларуси эксперт считает «реверансом в сторону традиционной белорусской политики, направленной на миролюбие, ограничение милитаризма и распространение безопасности в регионе».

Подготовил Кирилл Метелица

На страницах «Евразия.Эксперт» развернулась дискуссия о будущем белорусско-украинских отношений (Петр Петровский «По лезвию майдана» и Дмитрий Могильницкий «Граница без замка»). В последнее время чаще обычного звучат призывы к дружбе Киева с Минском против «российской агрессии». Что стоит за этими пробными шарами?

Вместе дружить против России?

В последнее время некоторые украинские и белорусские эксперты пытаются представить дело так, что «российская агрессия» сблизила Украину и Беларусь, поставив перед ними общую цель – обеспечение «национальной безопасности». Именно такие понятия используются в свежем докладе Е. Белтий и Е. Прейгермана «Аудит внешней политики: Украина-Беларусь». Минск убеждают в том, что ему требуется «повышенная координация» с Киевом. Но зачем?

Неужели на Украину примеряют роль Польши, которая уже давно посылает Минску «сигналы» о том, что не желает более глубокого участия белорусской стороны в евразийских интеграционных процессах и готова выступить посредником на Западе. Такая же позиция зафиксирована и авторами доклада.

Сегодня мало кто помнит как когда-то Виктор Ющенко предлагал Минску посреднические услуги в отношениях с Брюсселем и Вашингтоном. Недавно об этом же говорил и глава МИД Польши Витольд Ващиковский. Ответ официального Минска последовал незамедлительно – в посредниках не нуждаемся.

«Виртуальная» повестка

Отношения в треугольнике Киев-Минск-Москва всегда были многоплановыми, включая обширную торговлю, военно-техническое сотрудничество, гуманитарную сферу. И если связи между Россией и Украиной сегодня практически обрублены, то Беларусь сумела сохранить некоторое торгово-экономическое сотрудничество. Несмотря на то, что иногда конкретные сферы этого сотрудничества могут оказаться политически «щекотливыми».

Однако никаких «рекомендаций» по контрсанкциям партнерам по ЕАЭС Москва даже не пыталась давать, в отличие от Евросоюза, который до сих пор дисциплинирует отдельных скептиков санкционной политики против России.

Благодаря посредническим усилиям Минска по конфликту на Донбассе удалось создать некое подобие хрупкого равновесия в отношениях Минска с Киевом. Сложно назвать эти отношения дружескими – скорее речь идет об избирательном взаимодействии соседей в отдельных сферах. Это позволяет сохранить некоторые важные экономические и гуманитарные связи между Украиной, Беларусью, а подчас и Россией. Эти связи имеют большое значение независимо от того, какое правительство заседает в Киеве. Например, ободряюще смотрится «Минская инициатива» Беларуси, Украины и России. Вторая конференция по вопросам науки и культуры прошла в Минске весной этого года. Кстати, в этот раз встретились не только деятели культуры, но и ядерщики трех стран.

Не секрет, что значительные объемы торговли восточных регионов Украины с Россией идут сегодня через Беларусь. Немаловажный компонент поддержания существующего равновесия – это купирование публичных скандалов, которые могут пагубно сказаться на общественном мнении.

Зачем сегодня пытаться выдумать новые концепты дружбы Киева с Минском «в обход соседа»? Зачем выводить их в публичное экспертное поле? Фактически, речь идет об отдельных попытках выдвинуть некую «виртуальную» повестку для сближения Киева и Минска. Виртуальную потому, что реальных оснований для наращивания сотрудничества между Киевом и Минском не просматривается. А риск погубить и текущий уровень отношений, напротив, вполне существует. Особенно учитывая послужной список некоторых политиков, пребывающих сегодня у власти в Киеве.

Военно-техническое сотрудничество

Интерес вызывают рекомендации экспертов в указанном выше докладе об углублении сотрудничества между Киевом и Минском в военно-технической сфере. Более того, эта область – первая в списке предполагаемых вопросов углубления взаимодействия в этом документе.

Киев, полагают эксперты, готов передать Минску свой опыт и «лучшие практики» в сфере «гибридных войн», настаивая, что это «соответствует интересам национальной безопасности Минска».

А если убрать завесу лозунгов и попытаться по сути разобраться в вопросах военно-технического сотрудничества двух стран?

Изначально Украина и Беларусь унаследовали от СССР сходные конфигурации оборонно-промышленного комплекса (ОПК) – крупные, современные высокотехнологичные предприятия преимущественно неполного цикла, ориентированные на выпуск комплектующих для ОПК СССР. Программа конверсии военной промышленности на гражданские рельсы после распада СССР в Украине была провалена – не нашлось достаточных средств, не хватило контроля. Сворачивание госзаказов и волевой перевод отрасли на рыночные рельсы привел к драматическому падению промышленности. Оборонное производство в Украине, по оценкам экспертов, по сравнению с 1991 г. сократилось в 10 раз (доля в общем промпроизводстве упала с 35 до 6%). Оставшиеся предприятия ориентировались на мировые рынки и, в первую очередь, на Россию.

В Беларуси пошли по другому пути, сохранив госконтроль и централизованное управление над ОПК. Благодаря кредитованию и мерам соцподдержки удалось предотвратить массовую безработицу и разрушение производственного потенциала. Это было достигнуто во многом за счет программы Александра Лукашенко по выходу на российские рынки и получению выгодных цен на энергоносители (частью этой программы стало и инициированное Минском Союзное государство). В результате успешнее прошла и конверсия оборонных предприятий на гражданские рельсы. Беларусь двинулась по пути развития оборонной промышленности за счет интеграции с российским ОПК в рамках проекта Союзного государства.

Однако эти различия не помешали Беларуси и Украине запустить ряд совместных проектов в сфере ОПК. Например, зенитно-ракетный комплекс Т38 «Стилет» (боевая машина разработана в Беларуси, а управляемая ракета – в Украине), РК «Скиф» и т.д. Однако это сотрудничество имело в основном локальный характер и в целом малозначительный вес в оборонке обеих стран. Сегодня оно в значительной степени заморожено. Куда заметнее переезд целых коллективов предприятий ОПК из Украины в Беларусь.

Таким образом, «рабочее» взаимодействие между украинскими и белорусскими предприятиями было налажено еще задолго до 2014 г. Однако всегда было ограничено конкретными проектами с небольшим удельным весом в оборонке.

Думать на перспективу

Сегодня на фоне импортозамещения в России Беларусь ставит вопрос о создании совместных предприятий с ОПК России для облегчения экспорта на российский рынок. И это направление, безусловно, обещает реальные и масштабные результаты, хотя сохраняется и немало препятствий.

Попытка Киева углубить взаимодействие в оборонной сфере с Минском может принести какие-то ситуативные выгоды, но совершенно ясно, что она блокирует возможности создания новых  совместных предприятий в сфере ОПК между Россией и Беларусью, учитывая конфронтацию между Москвой и Киевом.

Можно предположить, что свою роль сыграют опасения утечки технологий. Но, конечно, возникнут и известные политические препятствия.

После того, как в 2014 г. военно-техническое сотрудничество Украины и России было оборвано, Москва заявила о готовности заместить часть украинского импорта белорусскими. Речь идет о продукции по 1500 позициям. Переходный период, по официальным оценкам, займет 3 года - то есть существенные результаты мы увидим не ранее 2017-2018 гг. (если о них вообще будет объявлено публично). Хотя первые результаты уже есть. Например, появляются сообщения, что белорусское предприятие «Пеленг» активно замещает украинскую военную оптику на российском рынке.

Возникает закономерный вопрос.

Не направлено ли навязывание «виртуальной» повестки Киеву и Минску на срыв этих договоренностей?

Однако ставки здесь могут оказаться еще выше. Украинский кризис затяжной, но не вечный. Будем надеяться, что украинскому народу все же удастся предотвратить полный развал  высокотехнологичной промышленности и в каком-то формате нормализовать внутриполитическую ситуацию в стране.

В этом случае Беларусь оставляет за собой стратегическую возможность выступить в будущем посредником во взаимодействии ОПК Украины и России после окончания кризиса, своберазным плацдармом для совместных предприятий и кластеров. Естественно, это будет возможно лишь при сохранении стратегического доверия.

Уже сейчас идет значительный переток специалистов и целых рабочих коллективов из Украины в Беларусь, например, с предприятия «Мотор Сич», производящего знаменитые авиационные двигатели. Об этом заявлял и президент Александр Лукашенко.

Однако попытка отдельных сил политизировать отношения, разыграть виртуальную карту «дружбы против» России, естественно, угрожает сорвать эти планы. Ясно, что у этого будут бенефициары лишь за границами Беларуси. Известно и то, что Вашингтон до сих пор не признает права стран на самостоятельные интеграционные объединения на постсоветском пространстве. Вместо этого пытаются вдохнуть жизнь в ГУАМ. А МИД Украины недавно предложил переформатировать Восточное партнерство, участником которого выступает Беларусь, создав внутри единое экономическое пространство. Ясно, что это заходы, ориентированные на внешнюю поддержку.

Наверняка, у прожектеров есть идеи и по «сцепке» Украины и Беларуси. Из этого ничего не получится, в том числе потому, что политический горизонт планирования Минска сегодня намного дальше, чем у киевского правительства. Скорее, кто-то расчитывает посеять таким образом недоверие в отношениях Минска и Москвы, спровоцировать напряженность, для которой нет причин. Это понимают и в Минске, и в Москве. Избирательное взаимодействие соседей в отношениях Минска и Киева предпочтительнее «виртуальной» дружбы.

Вячеслав Сутырин

В июне 2016 г. Европейский совет по международным связям (ECFR) выпустил аналитический доклад над названием: «Поглощай и завоевывай: подход ЕС к российской и китайской интеграциям в Евразии». Документ, подготовленный на основе опроса экспертов, не имеет прямого отношения к выработке политики Брюсселя, однако позволяет составить впечатление об аргументах и дискуссиях, ведущихся в ЕС по поводу евразийской интеграции. Предлагаем Вашему вниманию выжимку основных положений документа.

В предисловии авторы отмечают, что Экономический пояс Шелкового пути (ЭПШП) и Евразийский экономический союз «пока во многом не замечены в Европе», но эти проекты окажут «прямое воздействие на ЕС». Традиционно для западной риторики подчеркивается роль «малых стран», которые «приветствуют конкуренцию между двумя проектами [ЭПШП и ЕАЭС] как гарантию своей независимости и видят в ЕС силу, способную ограничить Россию и Китай». Предлагается, что ЕС сможет «поглотить оба проекта, встроив их в «открытый порядок».

О взгляде ЕС на китайский Шелковый путь

Авторы доклада отмечают, что пока о китайском проекте немного конкретных сведений. Структура управления проектом представлена так: «…инициатива [ЭПШП] реализуется «сверху» Госсоветом и министерствами через местные администрации и госкомпании, с привлечением нескольких частных компаний, а также академических и общественных институтов (университеты и «мозговые центры»)».

Выражается сомнение в том, что декларируемые объемы инвестиций реализуются, однако подчеркивается: «связанные с ЭПШП китайские фонды могут обеспечить ежегодное финансирование как Всемирный банк и Азиатский банк развития вместе взятые, в пределах $20 млрд в год».

Ссылаясь на китайского эксперта Ванга Джиси, докладчики подчеркивают:  «Мотивировка [Китая] для реализации ЭПШП лежит в сфере экономических и стратегических целей, подталкивая госаппарат Китая смотреть за пределы борьбы с Соединенными штатами в Восточной Азии».

Сопряжение ЕАЭС и ЭПШП

Авторы доклада уделяют отдельное внимание сигналам о сближении двух интеграционных проектов, а также анализу противоречий между Россией и Китаем. Отмечается, что сотрудничество с китайским ЭПШП «может усилить транспортную компоненту в ЕАЭС, товары могут идти из Китая в Европу через ЕАЭС всего через два пункта досмотра. Но чтобы извлечь настоящие выгоды из интеграции страны ЕАЭС нуждаются в модернизации и диверсификации. Транзитные коридоры автоматически не помогут».

Говоря о состыковке ЕАЭС и ЭПШП, эксперты подчеркивают возможность «разделения труда» Китая и России в Центральной Азии: «Подъем Китая как экономической державы снимет часть озабоченностей меньших стран политическим и экономическим присутствием Москвы… Благодаря советскому прошлому Россия имеет значительную мягкую силу в регионе. Москва надеется, что Китай, не желая принимать ответственность донора безопасности, посчитает подобное распределение ниш взаимовыгодным».

С точки зрения докладчиков, Москва сначала настороженно отнеслась к ЭПШП, но конфликт с Западом изменил ситуацию. Отдельное внимание обращается на факт официальной договоренности Китая и России о сопряжении ЭПШП и ЕАЭС, принятие соответствующего решения главами государств ЕАЭС, что закрепило переговорный мандат за Евразийской экономической комиссией.

Очевидно, ход и результаты переговоров между Евразийской экономической комиссией и Китаем будут внимательно мониториться в Евросоюзе, и в Брюсселе будут сделаны выводы.

Основные противоречия эксперты видят в том, что открытие рынков между ЕАЭС и Китаем будет сдерживать развитие промышленности в Евразийском союзе. «ЕЭАС с высокими внешними тарифами нацелен на стимулирование внутренней, а не внешней торговли», - заключают авторы доклада, подчеркивая, что Китай согласился отложить соглашения о зоне свободной торговли с ЕАЭС на отдаленное будущее. Однако «Москва по-прежнему опасается, что дешевые китайские товары могут попасть на рынки через границы Центральной Азии, угрожая развитию производственных мощностей внутри ЕАЭС». Еще одним противоречием авторы доклада считают «более жесткие» стандарты в ЕАЭС, чем в Китае, что может привести к спорам.

Авторы доклада признают, что «ЭПШП и ЕАЭС не являются строго взаимодополняющими, равно как и прямо конкурирующими» проектами. «Россия и Китай имеют волю и интерес к состыковке проектов, равно как и различные интересы, стили [взаимодействия] и возможности, которые будут разъединять их». В докладе предлагается воспринимать эти новые реалии «как вызов, но в то же время и возможность для ЕС».

Сотрудничество ЕС и ЕАЭС

В докладе рассматриваются возможности и препятствия сотрудничества между ЕАЭС и ЕС. Авторы ссылаются на идею Евразийского банка развития, ранее предложившего взаимодействие ЕС и ЕАЭС по схеме торгово-экономического партнерства, подобного существующему между Канадой и ЕС и обеспечивающего безвизовое перемещение и обмен технологиями. Реализацию этой идей эксперты связывают с укреплением «внутренней интеграции в ЕАЭС».

В докладе обозначаются преграды для взаимодействия ЕС с ЕАЭС:

1) «ЕАЭС в настоящее время не функционирует как полноценный таможенный союз. Его торговые отношения не управляются единым многосторонним органом, которому подчиняются все государства-участники», - подчеркивают авторы доклада. В качестве примера приводятся контрсанкции России, к которым не присоединились другие участники ЕАЭС. Несмотря на очевидную пропагандистскую природу данного примера (если бы участники присоеднились к контрсанкциям Москву немедленно бы обвинили на Западе в давлении на партнеров), следует согласиться, что внутри ЕАЭС по-прежнему сохраняются изъятия в торговле и некоторые барьеры на границах. Однако основные решения Евразийской экономической комиссии принимаются к исполнению, хотя время от времени и возникают споры – как и в любом объединении.

2) «Сотрудничество ЕАЭС и ЕС остается заложником геополитических противоречий», в частности, недостаточного прогресса по Минску-2. Это официальная позиция ЕС, но увязка стратегических вопросов сотрудничества с выполнением соглашения, стороной которого Москва не является, вызывает сомнения в принципиальной готовности ЕС к сотрудничеству.

Докладчики далее подчеркивают, что «придание со стороны ЕС легитимности ЕАЭС» может «подстегнуть инстинкты Москвы к насильственному расширению» союза. Если убрать экспрессивную лексику, то речь идет об опасении экспертов, что сотрудничество ЕС с ЕАЭС может привести к расширению последнего, воспринимающегося в экспертной среде ЕС как конкурентный проект.

Что эксперты рекомендуют ЕС?

«Европа может и должна взаимодействовать с ЭПШП и ЕАЭС, используя рычаг собственного рынка, мягкой силы и опыта, чтобы формировать [их развитие] и поглотить их. Принципиальный отказ от сотрудничества или оппозиция подстегнут сотрудничество [России и Китая]», - подчеркивают авторы доклада.

«ЕС заинтересован в том, чтобы поддерживать конкуренцию между Россией и Китаем в Евразии… Европа – и Запад и в целом – будут и в будущем стремиться задавать глобальные универсальные правила игры в политике и экономике. Отношения России и Китая, далекие от идеальных, могут сделать достижение этой цели проблематичным в будущем».

«Для поддержания российско-китайской конкуренции ЕС должен обеспечить себе собственное место и роль в Евразии», - подчеркивают авторы доклада. Предлагается использовать для этой цели доступ к европейскому рынку и услуги по «защите» от российского или китайского влияния. Влияние ЕС предлагается использовать для создания рамочных правил в ЕАЭС и ЭПШП, в частности, улучшения пограничного контроля, снижения коррупции и т.п.

Взаимодействие ЕС с ЭПШП и ЕАЭС авторы доклада предлагают осуществлять в следующих приоритетных отраслях: энергетика, инфраструктура, безопасность и миграция.

Следует отметить, что ни ЕАЭС, ни ЭПШП не нацелены непосредственно на решение проблем безопасности и миграции – для этого на евразийском пространстве созданы другие объединения – ОДКБ, ШОС – но они не упоминаются докладчиками.

Брюсселю предлагаются следующие конкретные шаги:

• Обеспечить принятие Всеобъемлющего инвестиционного соглашения ЕС-Китай.

• Разработать транспортную стратегию Европа-Евразия с целью координации региональных проектов.

• Поддерживать проекты с китайским участием с целью снижения российского влияния в Евразии (например, транспортный коридор Китай-Казахстан-Азербайджан-Грузия-Турция в обход России).

• Создать рабочую группу ЕС-ЕАЭС по торговому сотрудничеству, обеспечив координацию в сферах технических торговых барьеров, санитарных и фитосанитарных вопросов, таможни.

• Добиться, чтобы энергетические коридоры в Евразии не контролировались одной единственной страной.

В последние недели отмечается рост интереса ряда украинских экспертов к белорусско-украинским отношениям. Белорусский политический аналитик Дмитрий Могильницкий рассматривает причины возросшего интереса и приходит к выводу, что Минск был вынужден стать региональным донором безопасности, чтобы снизить риски, главный из которых - слабо контролируемая граница с Украиной протяженностью более 1 тыс км.

Аудит белорусско-украинских отношений

За потеплением в отношениях Республики Беларусь с Евросоюзом и возобновлением контактов европейских чиновников с официальным Минском последовало увеличение количества аналитических материалов, посвященных отношениям Беларуси и Украины. Это тем более понятно потому, что занятая Минском «особая» позиция по украинским событиям и послужила основным толчком к потеплению отношений с Европой.

Эта же «особая» позиция вызывает ярко выраженный интерес у экспертов и аналитиков в плане исследования как истории становления, так и текущего состояния белорусско-украинских отношений, а также с точки зрения выработки рекомендаций по стратегическому сближению Беларуси и Украины с целью их сотрудничества «в обход» Москвы.

Упомянутый текст аналитика киевского Института мировой политики Е.Бетлий - это сверхкраткая выжимка из пятидесятистраничного «Аудита внешней политики: Украина-Беларусь», подготовленного в соавторстве с Е. Прейгерманом, председателем минского «Либерального клуба».

Надо отметить, что «Аудиты» являются регулярным продуктом деятельности Института мировой политики в рамках проекта, осуществляемого при поддержке такой авторитетной и известной организации как «Черноморский траст регионального сотрудничества» фонда Германа Маршалла (BST GMF). Помощь при подготовке «аудита» белорусско-украинских отношений также оказала не менее известная и не менее авторитетная организация «Pact Беларусь», финансируемая Агентством США по международному развитию (USAID).

«Аудит» отношений Украины и Беларуси стоит в одном ряду с анализом отношений Украины с другими странами и не выглядит чем-то из ряда вон выходящим, если бы не откровенно выраженное в нём рассмотрение Беларуси как объекта активной политики Украины.

Основной целью политики Украины по отношению к Беларуси провозглашается установление стратегического партнерства для обеспечения сохранения Минском «особой» благосклонно-нейтральной позиции и дальнейшего проведения им политики невмешательства во внутриукраинский конфликт (который, естественно, трактуется как вооруженный конфликт Украины и России). 

Основными задачами, решение которых позволит достичь указанной цели, в докладе указываются:

• предотвращение дальнейшей интеграции Беларуси и России в области внешней политики и политики безопасности;

• расширение белорусско-украинского торгово-экономического сотрудничества и кооперации, в том числе создание совместных предприятий;

• представление Киевом интересов Минска в структурах ЕС;

• расширение взаимодействия в рамках трансграничных проектов ЕС и в рамках «Восточного партнёрства»;

• изменение общественного мнения белорусов, в том числе, путем получения доступа к вещанию украинских телеканалов непосредственно на территории Беларуси;

• расширение взаимодействия неправительственных организаций гражданского общества двух стран;

• поддержка формирования и укрепление белорусской национальной идентичности;

• расширение взаимодействия экспертного сообщества, увеличение программ студенческого обмена и академических стажировок.

Похожий набор рекомендаций содержится и в других текстах различных авторов.

Практически одновременное появление в широком доступе столь значительного количества материалов, рекомендующих практически идентичные меры, может означать лишь одно – произошло встраивание Украины в сеть акторов, имеющих стратегической целью коренное изменение системы общественно-политического управления в Республике Беларусь.

В этом согласен с другими авторами, уже прокомментировавшими тексты, посвященные  белорусско-украинскому сотрудничеству - А.Носовичем, П.Петровским.

О том, как это уже происходит в Беларуси я писал в материале про гражданское общество и в материале про «формирование» белорусской идентичности.

Однако переход от краткосрочной ставки на радикально-протестное изменение системы общественно-политического управления к долгосрочной деятельности по трансформации сознания большинства населения не несет острой и непосредственной угрозы миру и стабильности в Беларуси.

Это игра в долгую, способная дать свои результаты по мере демографического замещения старых поколений населения Беларуси молодыми, идеологически трансформированными, нацеленная на подготовку «кадрового резерва», который возможно будет использовать в момент естественного ухода А.Г. Лукашенко из власти (2034 – 2039 гг).

На мой взгляд, существуют более насущные угрозы и риски, балансирование которых  затруднительно, а в ближайшее время – вообще невозможно.

Вопрос границы

Фундаментальная уязвимость Беларуси имеет длину 1084 км. Именно такова протяженность границы с Украиной. Физические особенности рельефа местности, по которой проходит граница (леса, болота, реки с заболоченными поймами), обусловливают не только трудности с её демаркацией, но и серьёзные проблемы с контролем её неприкосновенности.

Вопрос о демаркации границы с Украиной был окончательно решен лишь в 2013 г., на начало 2016 г. было демаркировано лишь около 400 км., а полностью этот трудоёмкий и ресурсозатратный процесс может занять не менее 5 лет. С учётом текущей ограниченности в финансовых ресурсах можно смело увеличивать этот срок до 8-10 лет. А если процессу демаркации будут оказывать противодействие «неконтролируемые» группы украинских граждан или отдельные излишне «децентрализованные» главы украинских областей – то и ещё дольше.

Нельзя сказать, что пограничная проблема не осознавалась или замалчивалась экспертным сообществом. Однако в материалах украинских аналитиков большее внимание уделяется тому, что «для Украины усиление охраны границы связано с необходимостью перекрытия каналов  проникновения на украинскую территорию возможных российских диверсионных групп или наемников для участия в боевых действиях на стороне сепаратистов».

По мнению тех же экспертов и аналитиков, Беларусь обеспокоена неконтролируемой миграцией, приграничной контрабандой, возможностью бесконтрольного возвращения белорусских граждан, которые принимали участие в конфликте на стороне Л/ДНР или на стороне официальной украинской власти,  а также риском проникновения нелегального оружия. Также констатируются опасения белорусских властей по поводу возможного проникновения на территорию РБ представителей украинских праворадикальных и националистически настроенных организаций, которые бы могли осуществлять подготовку насильственного переворота в стране со своими белорусскими «коллегами» из числа оппозиции.

Всё это верно, как верно и то, что простой демаркацией границы (которая необходима) эти риски не устранить, поскольку мало обозначить границу, ещё необходим и контроль её неприкосновенности. В какой степени способна Беларусь обеспечить этот контроль при нынешних финансово-экономических условиях – вопрос, скорее, риторический. Следовательно, все (или некоторые) угрозы имеют высокую вероятность реализации.

Кроме того, практически не освещается вопрос, насколько способна Беларусь парировать угрозу так называемой «гибридной войны», если она будет вестись с территории Украины. В информационном пространстве полностью доминирует тема якобы неминуемой «российской агрессии» против Беларуси, которая отвлекает от оценки возможности «украинской агрессии».

Между тем, некоторые представители украинского экспертного сообщества уже позиционируют свою страну как знатока «войны XXI века», имеющего «опыт ведения «гибридной войны» и готового поделиться этим опытом.

Причем не только готовы, но уже и делятся, и даже учебные пособия пишут, причем для военнослужащих ещё одного соседа Беларуси – Литвы («Гибридная война России: опыт Украины для стран Балтии»).

Сценарии дестабилизации

Какие есть возможности у Украины, чтобы угрожать Беларуси? Попробую перечислить:

• наличие обстрелянных слаженных хорошо вооруженных идеологически мотивированных подразделений;

• наличие некоторого количества идеологически мотивированных белорусских граждан (или бывших граждан), воевавших на стороне киевского правительства, объединенных в отдельное подразделение;

• полупрозрачная границы и проводники из местного населения, знающих пути проникновения на территорию Беларуси;

• наличие опыта ведения информационных пропагандистских кампаний при одновременном наличии множества информационных ресурсов в сети Интернет и добровольных информационных помощников внутри Беларуси;

• поляризация общественного мнения белорусов по поводу внутренней и внешней политики Беларуси;

• согласованность действий Киева с интересами и действиями внешних игроков.

Одним из печально знакомых сценариев может оказаться проникновение на труднодоступную территорию белорусского Полесья какой-нибудь тактической группы «Беларусь», захват нескольких небольших населенных пунктов и провозглашение на контролируемой территории какой-нибудь БНР-2 под бело-красно-белым флагом и Пагоней.

Причём, поскольку речь не идёт о сепаратизме, событие широко освещается «передовыми демократическими» СМИ, «белорусские борцы за свободу» получают «мировое» одобрение и «всемерную» поддержку, а на Лукашенко оказывается давление с целью удержания от силового решения возникшего кризиса.

Другим сценарием вполне может стать координируемое из одного центра проникновение в разных местах на территорию Беларуси нескольких вооруженных групп с последующим одновременным осуществлением запланированных диверсий и актов устрашения. По «островку стабильности» наносится ощутимый удар, Президент Лукашенко теряет репутацию гаранта стабильности, под угрозу ставится сохранение им власти, поскольку, несмотря на ухудшение экономического благосостояния, население не лишает его поддержки лишь на фоне хаоса, творящегося где-то там, но не у нас.

Есть ли у Беларуси опыт, силы и средства на быстрое блокирование и ликвидацию одновременно нескольких террор-групп – вопрос опять же риторический.  

Причём, ни один из возможных сценариев гибридной/террористической войны со стороны Украины не купируется наличием на территории Беларуси авиационной базы ВКС РФ, а подписание соглашения о её размещении может стать сигналом к началу осуществления агрессивных сценариев на белорусской территории.

Донор безопасности поневоле

Поэтому Президент Лукашенко не кривил душой, когда говорил, что, с военной точки зрения, российская авиабаза сейчас не нужна ни Беларуси, ни России.

Вполне возможно, что «особая позиция» Минска по Украине и продолжающееся, несмотря на одиозность киевского режима, сотрудничество обусловлены не только и не столько желанием Беларуси показать свою самостоятельность в принятии важных решений, а чётким пониманием своей фундаментальной уязвимости в текущих условиях и неспособности её устранить в ближайшее время.

Тем более, что свою слабость Беларуси удалось (на время) превратить в силу, организовав Минский процесс, получить при этом репутацию «донора безопасности в регионе», извлечь из этого немало внутри- и внешнеполитических дивидендов и замедлить экономическое падение за счет «посредничества» в торговле.

Или, перефразируя украино-белорусских экспертов:

Беларусь будет сотрудничать с любым правительством Украины, будет поддерживать территориальную целостность Украины, будет выступать против любого формата федерализации Украины потому что Беларусь пока что вынуждена это делать. Помимо того, что это выгодно.

Конечно, обстоятельства меняются, от уязвимостей можно избавиться, понимание выгод – пересмотреть, но это уже совсем другая история.

Тем не менее, можно с полной уверенностью утверждать, что, при существующем общественно-политическом устройстве Беларуси ни угрозы со стороны Украины, ни выгоды от прагматичного тактического сотрудничества с ней не склонят Минск действовать в пику Москве, не говоря уж про действия в ущерб ей.

Слишком неравнозначны угрозы и выгоды.

За прошедшие дни произошла череда трагических событий. Военный мятеж в Турции, террористический акт в Ницце, теракты в Германии унесли сотни жизней и привлекли внимание всего мира. На постсоветском пространстве произошли нападения на полицию в Армении и Казахстане. Стоит ли искать связь между произошедшим в Ереване и Алматы, и каковы причины случившегося - разбирался специалист по постсоветскому пространству Александр Гущин.

Протестный потенциал в Армении

Ситуации в Армении обусловлена несколькими причинами среди которых, прежде всего, следует отметить снижение доверия общества к нынешней власти. Это выражается не только в политических требованиях, так или иначе связанных с внешней политикой, но и сугубо социальных и экономических требованиях. Еще во время событий на проспекте Баграмяна, в период так называемого «электромайдана», эти требования зазвучали особенно громко. Тогда властям удалось сбить накал, но ситуация не была разрешена окончательно. Болезнь была пригашена, как будто ее лечили вспомогательным лекарством, но причина болезни не была устранена.

Не нужно считать, что все общество в Армении радикализировано и ждет лишь повода, чтобы выйти на улицу. Конечно, протесту в основном подвержена столица, но в целом в обществе, особенно среди молодежи, растет серьезный запрос на перемены. Выражен и протест против кумовства, монополизации, трудностей с открытием бизнеса, высокими тарифами и т.д. Все это создает сложный политический фон в преддверии парламентских выборов 2017 г., усугубляющийся еще и конституционной реформой. Эти события влияют на отношение в обществе к внешнеполитическому курсу Еревана.

В условиях напряжения вокруг Карабаха, когда многие в армянском обществе негативно воспринимают факт сотрудничества России и Азербайджана как таковой, не говоря уже о поставках Баку оружия, в обществе усиливается политическая активность и готовность к протесту. Масла в огонь подливают и обсуждение в СМИ различных слухов и вариантов мирного урегулирования, а также будущего статуса Карабаха.

Безусловно, те, кто хотел освободить армянского оппозиционера Ж.Сефиляна посредством захвата полицейской части в Ереване, рассчитывали, что образ борца за Карабах, «несгибаемого героя» на фоне возросшего протестного потенциала склонит часть общества в их сторону. На самом деле открыто их поддержала не такая большая часть граждан. По крайней мере, те преступные формы протеста, которые были выбраны захватчиками полицейской части, не вызывают широкой общественной поддержки. Нарушение монополии государства на насилие – это шаг к политической дестабилизации государства. Однако недовольство политикой властей и боязнь уступок по Карабаху, тем не менее, подпитывают протест. Трудно однозначно прогнозировать, как будет развиваться ситуация дальше.

Но можно точно сказать, что парламентские выборы 2017 г. будут сложными для Армении, и рост популярности таких фигур как Н.Пашинян явно не добавляет гирь на чашу российского влияния.

В этой связи надо согласиться с известным экспертом по Кавказу, доцентом РГГУ С.Маркедоновым, который в своих статьях проводит о мысль о важности работы не только с властью, с элитами, но и с контрэлитой, молодежью, которая родилась уже не в СССР. Есть ли сегодня потенциал и выработанная стратегия для проведения такой политики?

Интеграция в сложных условиях

Пока же размещение российской военной базы, помощь по линии военных кредитов и роль в поддержании статус-кво в Карабахе не может полностью обеспечить общественные симпатии России в Армении.

Несмотря на то, что значительная часть армянского общества остается пророссийски настроенной, критические настроения растут.

Вызваны они не только чрезмерными надеждами на всестороннюю помощь России, как это может показаться на первый взгляд. Причина и в том, что Россия пока не всегда удачно работает с обществом, сосредотачиваясь преимущественно на властях и геополитике, и порой уступает в информационной политике.

Большой ошибкой было бы почивать на лаврах, уповая на то, что Армении сложно по причинам географии, геополитики и трудных отношений с сопредельными странами совершить внешнеполитический поворот.

Ситуация также несет в себе определенный риск и для Евразийского союза, что требует от модераторов интеграции, от экспертного сообщества удвоенных усилий в отношении Армении, тем более, что в евразийской интеграции для Армении есть и важный позитивный потенциал стратегической поддержки.

Однако интегрироваться Армении приходится в очень сложных условиях как нисходящего глобального экономического тренда, так и в сложной военно-политической ситуации. Все это приводит к тому, что люди, зная о вступлении ЕАЭС, порой не видят конкретных  результатов лично для себя. Многие ассоциируют ЕАЭС, прежде всего, с  двусторонними экономическими отношениями с Россией, исходя из того, что с остальными членами Союза товарооборот у Армении очень небольшой.

Казахстан перед вызовами

Последнее нападение на полицейских в Казахстане по форме совершенно иное, чем в Ереване. Речь идет о протесте одиночки против системы. Безусловно, совершены преступные действия, которые требуют справедливого жесткого наказания. Но сама форма этих действий и их направленность против силовиков свидетельствуют о раздражении и ненависти к системе власти.

При этом государство одним лишь репрессивным аппаратом проблему решить не может, ведь против одиночки действовать эффективно очень сложно. Тот же теракт в Ницце это наглядно продемонстрировал. А кто знает, сколько таких одиночек еще гуляет на просторах Казахстана.

События требуют изменений в системе выстраивания диалога обществом, качественного улучшения общественных институтов, развития правоохранительной системы в качественном, а не только в карательном смысле. Недавние трагические события в Актобе во многом уже поставили вопросы об эффективности этих процессов в Казахстане, выявили проблемы – и дорогой ценой.

Актобе и Алматы – есть ли связь?

Однако не стоит ставить в один ряд события в Актобе и Алматы. Связь может быть, но скорее, эмоциональная, на уровне психологии. То, что неуравновешенные люди с преступными наклонностями видят, как легко можно стрелять, убивать, брать в заложники, конечно, оказывает на них влияние.

Но говорить о том, что прошедшие события координировались из одного центра или характеризовать теперь любое криминальное происшествие как акт религиозного экстремизма было бы преувеличением и просто неправильной оценкой.

Однако в условиях предстоящей в отдаленной перспективе передачи власти, наличия различных групп влияния в руководстве Казахстана, подобные криминальные акции, получающие мощный информационный шлейф, могут подорвать веру общества в стабильность.

Это может стать негативным фоном для предстоящих в будущем политических трансформаций в Казахстане, которые должны происходить эволюционно и обеспечить преемственность внешнеполитического курса.

Искать ли «внешний след»?

События в Армении и Казахстане имеют принципиально разную подоплеку – как по сути, так и по форме произошедшего. Связывать их в одну цепь вряд ли возможно. Если в Армении речь идет об организованном вооруженном протесте, то в Казахстане о выступлении отдельного человека, причастность которого к террористическому подполью вовсе не доказана. Тем не менее, совпадение этих событий во времени дало повод некоторым экспертам  говорить о «внешнем» факторе.

Определенное внешнее влияние, в том числе Запада, испытывает практически любая страна постсоветского пространства. С этой точки зрения, например, работу различных западных неправительственных организаций, которая действительно ведется в Армении, можно признать важным фактором. Руководство этих структур наверняка не в восторге от того, что Ереван предпринял в последние годы ряд шагов по сближению с Россией, вступив в ЕАЭС и сохраняя тесное военное партнерство с Москвой.

Принимая во внимание наличие определенной работы со стороны зарубежных структур, в том числе информационной, следует признать, что главные причины ситуации в Ереване следует искать внутри Армении.

Слепое повторение тезиса о «внешнем вмешательстве» не позволяет адекватно оценить внутреннюю ситуацию в каждой отдельно взятой стране. Часто это слишком простой ответ на целый комплекс сложных вопросов, где внешний фактор – это элемент мозаики, но далеко не единственный.

Старые проблемы Новой Евразии

Второй важной составляющей является общее восприятие региона, положения в нем. Говорить о том, что ситуация на постсоветском пространстве усугубилась сама по себе не приходится. Ухудшилась общемировая конъюнктура – развитие  противостояния по линии Россия-Запад, падение мировых цен на сырье, украинский кризис и многое другое. Естественно, «эхо» этих тенденций очень ясно слышится и в постсоветских странах.

Однако все внутренние причины кризисов в регионе существовали и раньше. Само постсоветское пространство вовсе не было регионом стабильности 10-20 лет назад. Национально-территориальные конфликты, гражданская война в Таджикистане, война в Грузии в 2008 г., андижанские события, межэтнические столкновения в Кыргызстане, наконец, «оранжевая революция» – многие противоречия, породившие эти события, не разрешены и по сей день.

Сама  внутриполитическая ситуация  в целом ряде стран – в Армении с ее массовыми протестами, трагическими событиями в парламенте и недавними событиями на проспекте Баграмяна, в Грузии, Молдове и во многих других странах – перманентно сложная. Однако на фоне ухудшения мировой экономической конъюнктуры, роста глобальной террористической угрозы и усиления противостояния Москвы и Вашингтона эти сложности получают новые интерпретации, а психологическая напряженность – возрастает.

Александр Гущин, к.ист.н., 
заместитель заведующего кафедрой стран постсоветского зарубежья РГГУ

20 июля стало известно, что Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун пригласил президента РФ Владимира Путина на специальное мероприятие по ратификации Парижского соглашения по климату, которое пройдет в Нью-Йорке 21 сентября. Ранее заместитель официального представителя генсека ООН Фархан Хак заявил журналистам, что Пан Ги Мун позвал мировых лидеров на специальное мероприятие в штаб-квартире ООН 21 сентября «для внесения грамот о ратификации, принятии, одобрении или присоединении к Парижскому соглашению по изменению климата».

Как известно, официальные власти России, Беларуси и Казахстана в свое время заявляли о готовности ратифицировать новое Соглашение по климату, принятое в декабре по итогам конференции в Париже.

Главная цель документа — удержать рост глобальной средней температуры в пределах 1,5-2 градусов Цельсия по отношению к соответствующему показателю доиндустриальной эпохи, в противном случае экология нашей планеты пострадает катастрофически.

В сроках ратификации документа Казахстан, хоть и на словах, но пока обгоняет Россию. В частности, глава министерства иностранных дел Казахстана Ерлан Идрисов ранее заявлял, что Астана ратифицирует Парижское соглашение по климату до конца текущего года. В тоже время советник президента РФ Александр Бедрицкий в июне говорил о том, что Россия ратифицирует документ не раньше 2019-2020 гг.

Подписание 175 странами данного Соглашения не утихомирило климатических скептиков, подвергающих критике сам факт драматического процесса изменения климата на планете и влияния на него деятельности человека. Противникам исполнения нового климатического документа глава Минприроды Сергей Донской посоветовал изучить статистику опасных природных явлений в России.

«Я бы посоветовал всем скептикам изучить статистику по опасным природным явлениям, число которых растет ежегодно вместе со средней температурой воздуха в нашей стране. Напомню, в 2016 г. мы практически преодолели отметку в 4 градуса +. Число опасных природных явлений увеличилось с 1990 г. в 4 раза. Результат (по данным на 2013 г. — он самый яркий) — гибель более 190 человек, ущерб экономике — более 200 млрд рублей», — написал Донской на своей станице в ФБ.

Налог на парниковый газ

Одним из инструментов снижения вредных выбросов считается введение налога на парниковые газы или, проще говоря, «платы за углерод». Обсуждаются различные варианты – как национальный налог, так и «глобальная плата». Вокруг этой темы разгорелись нешуточные дискуссии. Основное «налоговое бремя» ляжет на энергетический сектор и, главным образом, тепловую генерацию.

Накануне Аналитический центр при Правительстве РФ опубликовал подготовленный совместно с Институтом проблем естественных монополий (ИПЕМ) доклад о рисках реализации Соглашения для экономики и национальной безопасности России.

Согласно исследованию, ввод налога на парниковые газы в стране потребует только от России $42 млрд ежегодных выплат, что соответствует 3,2-4,1% от ВВП за 2015 г.

Более того, эксперты считают, что введение налога грозит стать причиной закрытия множества предприятий и ликвидации целых отраслей промышленности, что приведет к сокращению сотен тысяч рабочих мест. Прежде всего это коснется металлургии и нефтегазовой отрасли, а также компаний, занимающихся производством азотных удобрений, цемента и генерацией электроэнергии.

В свою очередь в ООН считают, что из-за глобального потепления мировая экономика может потерять более двух триллионов долларов к 2030 г. на снижении производительности труда.

Проще говоря, в некоторых частях мира станет невозможно работать из-за высоких температур. Падение ВВП ожидается в 43 странах мира, прежде всего, в азиатском регионе — в Индонезии, Малайзии, Китае, Индии и Бангладеш. Например, в Индонезии и Таиланде ВВП в 2030 г. может снизиться на 6%, в Индии — на 3,2%, а в Китае — на 0,8%.

Тезаурус глобального потепления

Глобальное изменение климата, помимо всего прочего, расширило наш лексикон. Появились термины и понятия, требующие внимательного рассмотрения и осмысления. Когда пройдет на них мода и «власти предержащие» прекратят их нещадное применение к месту и не к месту, термины останутся профессионалам. Но их значимость от этого только выиграет.

Одно из важнейших современных экологических понятий – так называемый углеродный след (УС). Если кратко, то УС (Carbon Footprint) - это совокупность выбросов всех парниковых газов, прямо или косвенно произведенных человеком, организацией, мероприятием, городом, государством.

Как известно, для удобства все парниковые газы пересчитывают в эквивалент СО2, то есть рассчитывают, какое количество СО2 в тоннах дает такой же парниковый эффект, который производит определенное количество тонн того или иного газа. Указывать УС принято в тоннах эквивалент- СО2 (сокращенно СО2-экв.). Стоит помнить, что СО2 - это почти 75% от всех антропогенных выбросов парниковых газов.

Углеродный след состоит из двух составляющих — прямых и косвенных выбросов. Прямые выбросы — объем СО2 и других парниковых газов, выбрасываемых в атмосферу непосредственно на территории того или иного производства или домашнего хозяйства, главным образом, при сжигании ископаемого топлива – угля, газа, нефтепродуктов. Прямой углеродный след производства – объем эмиссии парниковых газов в процессе деятельности какого-либо производства. В него входят энергетические косвенные выбросы — потребленное предприятием тепло и электроэнергию, несмотря на то, что они выработаны за его пределами.

Прямой углеродный след каждого человека зависит, к примеру, от количества его поездок на автомобиле, полетов на самолете, от того, сколько газа или угля было сожжено для обогрева жилого дома, сколько было потреблено электроэнергии. Косвенные выбросы - объем эмиссии в атмосферу СО2 и других парниковых газов в процессе производства и транспортировки продукции, которую человек потребляет. Это касается и предоставляемых услуг, не только товаров.

Покупатель, выбирающий товар с меньшими косвенными выбросами, (как правило, это товар, произведенный в местности покупателя, ведь транспортировка сопряжена с большими затратами топлива), снижает свой личный вклад в косвенные выбросы.

Давайте попробуем, к примеру, оценить УС обычной булочки, которую мы покупаем в магазине. Первый объем эмиссии можно оценить на этапе работ по подготовке посевной, ведь сельскохозяйственная техника загрязняет атмосферу выхлопными газами. Затем техника участвует в сборе и транспортировке зерна, свой вклад так же вносит работа элеватора. Зерно развозят предприятиям (пекарням, к примеру), которые делают из него муку и выпекают хлеб, и этот процесс так же вносит свой вклад в УС. Готовый продукт вновь развозят в магазины, хранят на складах, где есть и отопление и освещение. Из всего этого и складывает УС хлебного батона.

Для примера, данные по углеродному следу ряда товаров и услуг, которыми мы пользуемся постоянно:

- SMS сообщение — 0,014 г СО2-экв,

- использование мобильного телефона — 1250 кг СО2-экв. в год, если говорить по 1 часу в день,

- мороженое — 500 г СО2-экв.

Экологические перспективы

Надо отметить, что общее воздействие человека на природу рассчитывается с помощью так называемого «экологического следа» (Ecological Footprint) - системы оценки использования человеком ресурсов окружающей среды.

Если говорить об углеродном следе в энергетике, то выбросы СО2 при эксплуатации атомных станций и возобновляемых источников энергии приближаются к нулю, но все равно необходимо учитывать всю цепочку этапов в процессе создания объекта генерации ВИЭ или nuclear – от добычи сырья до ввода в эксплуатацию.

Если же говорить о тепловых электростанциях, работающих на ископаемом топливе (например, уголь, мазут и др.) и широко распространенных в России, Казахстане и Беларуси, то можно лишь еще раз констатировать, что на сегодня ТЭС являются одними из главных поставщиков парниковых газов в атмосферу. 

Наивно думать, что глобальное изменение климата – это беда для одних и радость для других. Плохо будет всем на Земле, без исключения. Проблему надо решать комплексно, поэтому можно с уверенностью прогнозировать, что в ближайшем будущем углеродный след продукта (объекта) может стать одним из его главных характеристик, влияющих на рыночное положение. Продуктам и услугам с высоким УС могут просто не позволить существовать, их не допустят к покупателям. Энергетики это коснется в первую очередь.

Андрей Ретингер, журналист-международник

Борьба с международным терроризмом остается одним из наиболее значимых вопросов в современной системе международных отношений. Не исключено, что в ближайшее время США попытаются выдвинуть крупную инициативу о воссоздании глобальной антитеррористической коалиции. Логика проста: инструменты силового давления и экономического манипулирования для контроля над союзниками начинают себя исчерпывать. Необходим новый политический импульс, чтобы восстановить возможность управления за счет политического авторитета. А лидерство в борьбе с терроризмом, - это важнейший элемент глобального политического авторитета США.

Также не исключено, что после некоторого периода «политической игры», «глобальной демократизации», взаимодействия с «силами свободы и демократии» маятник американской политики пойдет в обратную сторону и прежние герои станут террористами. Что не раз уже бывало в американской истории.

Неизбежно встает вопрос, какое место будут занимать страны евразийского пространства в новой политической волне и в каком формате возможно участие наших стран в новой антитеррористической коалиции. С учетом общей политической ситуации в мире, это создает значимый и болезненный вызов для государств Новой Евразии.

Антитеррористическая инициатива в Евразии

Странам Новой Евразии и, прежде всего, ЕАЭС нужна самостоятельная антитеррористическая стратегия, адаптированная к новым условиям и, прежде всего, учитывающая абсолютную трансграничность террористических угроз в современном мире и формирование единого глобального информационного пространства. Стратегия также необходима, как минимум, для того, чтобы избежать вовлечения в масштабные геополитические манипуляции, а как оптимум, стать в глобальной антитеррористической борьбе субъектами, а не объектами.

Увы, но ранее достигнутые в рамках СНГ договоренности о совместных мерах по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, в частности, базовый Договор о сотрудничестве государств - участников СНГ в борьбе с терроризмом от 1999 г., сыгравший в свое время значительную положительную роль, уже не вполне соответствуют новым условиями. Естественно, требуется скорректировать деятельность и созданного в 2000 г. Антитеррористического центра СНГ.

Конечно, выдвижение подобной инициативы будет неким выходом за пределы формального «мандата» ЕАЭС. Однако этот «выход» будет осуществляться в области, где отношения между участниками максимально прозрачны и понятны, в той области, где все участники ЕАЭС осознают наличие у них превалирующего общего интереса и, наконец, в той области, которая в значительной степени связана именно с экономикой. Обеспечение устойчивого экономического роста невозможно без высокого уровня антитеррористической безопасности, но одновременно устойчивое экономическое развитие может обеспечить снижение террористической угрозы.

Это будет то направление политической интеграции, которое вряд ли вызовет возражения у разумных и ответственных политиков.

Страны ЕАЭС могли бы выступить с региональной антитеррористической инициативой, к которой в дальнейшем могли бы присоединяться другие государства, разделяющие антитеррористические подходы, если хотите, изначально заявленные ценности.

Базовыми элементами такой инициативы могли бы стать:

• Подтверждение национального суверенитета как основы антитеррористической стабильности и любой успешной системы противодействия терроризму.  Подтверждение неразрывной связи между терроризмом и политическим экстремизмом, направленным на подрыв национального суверенитета и навязывание политических моделей извне.

• Предложение о создании единой системы мониторинга информационного пространства, причем не только в Новой Евразии, но и шире. Система была бы направлена на выявление неблагоприятных информационных и политических тенденций, причем система эта должна быть создана на базе опережающих информационных технологий.

• Формирование единого списка террористических организаций, но главное -  единой методологии оценки деятельности тех или иных политических структур, имеющих перспективу перерастания в экстремистские.

• Совместные программы обучения силовых подразделений новейшим методам противодействия терроризму, политическому экстремизму и дестабилизационной активности. В перспективе это направление могло бы развиться в полноценный межгосударственный инструмент быстрого реагирования.

• Система образовательных программ для гражданских активистов и структур гражданского общества с целью формирование устойчивого антитеррористического восприятия общественных процессов.

• Концепция институционализированной экспертно-информационной системы по противодействию международному терроризму. Конечно, борьба с терроризмом была и останется прерогативой национальных органов власти, однако необходим реальный механизм формирования «большой картины».

«Антитеррористический ленд-лиз»

Инициатива не должна носить революционный характер. Напротив, она должна фиксировать принципы здравого смысла, в операционном и политическом плане, но в контексте обострения террористической угрозы.

В то же время, программа должна выходить за рамки операционных, практических вопросов. Она должна демонстрировать новый политический стандарт в борьбе с глобальным терроризмом и политическим экстремизмом.

Было бы вполне уместно, чтобы основой совместной информационной линии государств ЕАЭС на международной арене была Россия, как один из лидеров глобальной борьбы с международным терроризмом и страна, бесспорно, обладающая более широкими организационными, силовыми и политическими ресурсами.

Москва могла бы в качестве вклада в региональную инициативу по борьбе с терроризмом сформировать некую программу «антитеррористического ленд-лиза», т.е. различных пакетов помощи государствам-участникам инициативы в борьбе с терроризмом.

В конечном счете, обеспечение антитеррористической безопасности на территории стран-союзников это средство обеспечить антитеррористическую безопасность самой России.

В основе такого «антитеррористического ленд-лиза» была бы военно-техническая и организационная помощь со стороны России, программы обучения и подготовки персонала, а также предоставление доступа к информации, полученной российскими техническими средствами.

Использование полученных в «пакетах антитеррористической помощи» средств могло бы быть ограничено только задачами антитеррористической борьбы и противодействия политическому экстремизму, но никак не давления на оппонентов власти, находящихся в пределах конституционного поля соответствующих государств. В таком случае, программа должна приостанавливаться.

Конкретный характер принимаемого «пакета» в рамках «антитеррористического ленд-лиза» определялся бы на основе двусторонних соглашений в зависимости от потребностей конкретного государства. Однако базой для подобного сотрудничества было бы общее понимание характера террористических вызовов, прозрачность взаимоотношений и углубленный обмен информации. Это делало бы взаимодействие «двусторонне обязывающим», а значит, - привлекательным для всех участников.

Возникал бы эффект синергии нового качества политического взаимодействия в борьбе с терроризмом и новой военно-технической и операционной базы, с опорой на которую эта борьба ведется.

И это будет лучшим ответом на попытки манипуляции проблематикой борьбы с терроризмом и политическим экстремизмом, которые вполне вероятны в ближайшем будущем. 

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ "Высшая школа экономики"