26 октября в российском Совете по внешней и оборонной политике состоялась лекция старшего научного сотрудника Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, ведущего научного сотрудника Института Дальнего Востока РАН Василия Кашина, посвященная «неизбежности китайско-американского противостояния». По мнению эксперта, на современном этапе сфера интересов Китая расширяется, а сотрудничество с Вашингтоном – напротив, сворачивается. В интервью «Евразия.Эксперт» Василий Кашин рассказал о природе китайско-американских противоречий и их значении для Евразийского экономического союза. 

- Василий Борисович, какие конкретные события свидетельствуют о нарастании противоречий между Китаем и США?

- Характерный пример за последний год – это американское патрулирование по охране свободы судоходства в Южно-Китайском море. В целом происходит усиление американского присутствия в Азии, в частности – активация в этом году новых военных баз на Филиппинах, где они присутствуют на ротационной основе. Усиливаются американские военные связи с Вьетнамом, поставляется оружие в Японию. Развертываются средства противоракетной обороны США в Восточной Азии.

Также нарастают противоречия из-за Тайваня после того, как победу на выборах в этом году там одержала президент Цай Инвэнь. Она – представитель демократической прогрессивной партии, стоящая на более скептических позициях по отношению к Китаю, поэтому происходит развитие военного сотрудничества Тайваня с США. При демонстративных учениях Китая, направленных на отработку захвата Тайваня, это ведет к обострению отношений.

- Чем отвечает Китай?

- В Китае участились испытания стратегических систем вооружений, включая новые межконтинентальные баллистические ракеты. Происходит ускоренное строительство флота, создается инфраструктура в Южно-Китайском море.Начиная с 2013 г. там строятся искусственные острова, на которых возводятся военные объекты и где наращивается численность китайского флота.

В последние годы в Южно-Китайском море Китаем установлены идентификационные зоны ПВО, которые позволяют вылетать на перехват залетающих туда американских и японских самолетов. Китайская авиация выходит за первую цепь островов в регионе и проводит там маневры с имитацией ракетных ударов.

Важное событие – «революция зонтиков» в Гонконге. Выступления демократических активистов, которые получили поддержку Соединенных Штатов, были восприняты Китаем как попытка реализации «цветной революции».

В этом году принято решение, обозлившее Китай – объявленно развертывание системы THAAD (американская мобильная система противоракетной обороны – прим. «ЕЭ») на юге Корейского полуострова. Пока что оно не состоялось, но решение принято.

Какие контрмеры предприняты? Первая проведенная контрмера – запуск российско-китайских компьютеризированных учений в сфере ПРО, которые станут ежегодными. Сейчас обсуждаются другие меры противодействия – возможно, развертывание новых ударных систем и т.д.    

- Есть ли еще шанс выскочить из т.н. «ловушки Фукидида» - столкновения гегемона в лице США и поднимающегося Китая?

- Проблема усугубляется различиями в правящих режимах и их идеологиях. Китайское правительство убеждено: Соединенные штаты в конечном счете нацелены на смену режима в Китайской народной республике. Насколько это убеждение правильно –другой вопрос. Я считаю, что это действительно правда, просто это не носит характер заговора.

Но сам по себе нынешний китайский режим неприемлем для США, и это подрывает возможности выйти из углубляющейся конфронтации. Чтобы выйти из этой ловушки, нужно стратегическое соглашение, достижимое при высоком уровне доверия. А доверия между ними нет и быть не может.

- Ваш прогноз – как будет развиваться конфронтация Китая и США в ближайшие годы? Возможен ли прямой военный конфликт?

- Думаю, конфронтация будет носить политический характер и характер гонки вооружений, борьбы за союзников, активизации дипломатии в странах третьего мира.

На определенном этапе мы не можем исключать участия Китая в локальном конфликте, и видны сценарии, по которым это может происходить.

Один из них отрабатывается в ходе наших совместных учений «Мирная миссия» – это гипотетическая борьба с восстаниями, беспорядками или действиями радикалов в Центральной Азии.

Второй сценарий частично отрабатывается в ходе наших военно-морских учений «Морское взаимодействие» – защита китайских граждан, и, возможно, имущества, захваченных в ходе конфликтов в других странах.

В апреле 2015 г. подобная военная операция была произведена, просто она была бескровной. Тогда Китай произвел высадку военно-морского спецназа в йеменском порту Аден. В порт вошли 2 китайских фрегата, десант взял под контроль часть порта, а затем они эвакуировали несколько сотен китайских граждан и даже отдельных граждан других стран.

Все было произведено по договоренностям между сторонами, но в принципе – это стало военной операцией, в ходе которой китайские военные высадились в другой стране. При других обстоятельствах это могло привести к применению оружия.

Третий вариант – представим себе, что в условной Африке существует и дестабилизируется китайская колония, в которой тысячи человек и инвестиции. Вполне возможна высадка с целью эвакуации своих граждан, а может быть, на каком-то этапе в будущем – с целью стабилизации положения. 

- Вы упомянули об учениях «Мирная миссия», проводившихся в рамках ШОС. Это устойчивый тренд, что подобные учения в Центральной Азии проводятся под эгидой ШОС, или сотрудничество с ОДКБ тоже может быть интересно Китаю?

- Мы не захотим, чтобы они вступали в ОДКБ, а им это не нужно. Это недопустимо, так как это будет формальным военным союзом между Россией и Китаем с жесткими взаимными обязательствами. Мы к этому не готовы, потому что в этом случае потеряем возможность проводить прежнюю политику в отношении расширения НАТО, китайцы потеряют возможность критиковать американские союзы в Азии. Этого не будет.

Но, действительно, реальные сценарии конфликтов в Центральной Азии включают в себя страны ШОС и страны ОДКБ. Они будут первыми отвечать на любой кризис. Сценарий заключается в том, что, допустим, прорыв из Афганистана сдерживает армия Таджикистана, пока к ней на помощь не приходят русские и китайцы.  

- В последнем номере журнала Foreign Affairs высказывается идея, что США должны поддержать китайский проект Шелкового пути, взамен получив возможность влиять на то, куда направляются китайские инвестиции. Могут ли Пекин и Вашингтон договориться о «большой сделке»?

- Проблема Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП) в том, что это не законченная программа, а расплывчатая инициатива, в которую включено множество программ и проектов. У американцев в целом положительное отношение к ЭПШП. ЭПШП – это Средняя Азия.

Американская линия заключается в том, чтобы всеми силами вредить Евразийскому экономическому союзу, дискредитировать, критиковать, и поддерживать китайское продвижение в Среднюю Азию – включая ЭПШП. Они считают, что этим они достигнут подрыва доверия между Россией и Китаем.

Так как США в регионе представлены слабо, они ставят на то, что Китай вложится и стабилизирует ситуацию, что в свою очередь скажется на стабилизации Афганистана.

Морской пояс Шелкового пути – это совсем другое. К увеличению присутствия китайцев в странах по берегам Индийского океана американцы относятся совсем иначе. Им это не нравится, там «копают» под китайских политиков. Это очень сильно проявилось в ходе последних выборов на Шри-Ланке, на Сейшелах. Там идет борьба.  

- Как конкретно планируют «вбивать клин» в сопряжение ЭПШП и Евразийского экономического союза?

- Сопряжение – это приоритет, но это сверхсложная задача. У нас декларация о сопряжении принята в мае 2015 г., но пока что нашим единственным достижением является то, что мы начали переговоры о торговом соглашении между ЕАЭС и Китаем. Есть очень большие проблемы с точки зрения координации внутри ЕАЭС.

Страны-члены Союза стремятся как можно больше проектов удерживать в сфере двусторонних отношений с Китаем, не отдавая Союзу. Китайцы тоже часто действуют исходя из тактических бизнес-целей, и могут использовать эти противоречия. Как таковое сопряжение – это пока политическая инициатива. У нас сохраняются элементы конкуренции, противоречий, недоверия, а они хотят и будут это использовать.       

- В американских публикациях встречается тезис, что надо сдерживать Китай в морях на Востоке, чтобы направить его активность на Запад и столкнуть лбами Пекин и Москву. Можем ли мы остаться в стороне от очередной схватки сверхдержав?

- У нас есть полное совпадение интересов с китайцами по глобальной повестке дня, но мы стремимся не участвовать в конфликтах Китая со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. По крайней мере, так было до последнего времени.

В последнее время произошел сдвиг – Россия поддержала позицию Китая в отношении филиппинского арбитража (по спору между Китаем и Филиппинами вокруг Южно-Китайского моря – прим. «ЕЭ») и приняла участие в совместных военно-морских учениях в Южно-Китайском море. Это были два важных шага, которые имели большой резонанс в Юго-Восточной Азии.

Возникли спекуляции о том, что Россия теперь будет регулярно поддерживать Китай. Но мы стоим на том, что это были разовые шаги – и из них не следует поддержка китайской позиции по территориальным спорам.

В остальных вопросах – ситуация на Ближнем Востоке, вопросы глобального управления, МВФ, права человека, кибер-безопасность – у нас с Китаем совместные инициативы.

Теоретически мы можем остаться в стороне, но пока ситуация выглядит так, что скорее нас атакуют сильнее, чем Китай. У Китая эта схватка развертывается в медленном темпе, а основное американское давление обращено на нас. 

- Как в Китае воспринимают Евразийский экономический союз – видят ли в нем союзника в геоэкономическом сдерживании США?

- ЕАЭС – это экономическое объединение, которое не имеет отношения к сдерживанию США. Китай исходит из того, что ЕАЭС – это крайне важный для России проект. И поскольку они вынуждены развивать отношения и принимать во внимание ее интересы, они идут навстречу и развивают отношения с ЕАЭС. При этом к ЕАЭС как таковому они относятся скептически. 

Беседовал Павел Воробьев

В Беларуси недавно отметили первый месяц работы нового состава парламента. «Евразия.Эксперт» начинает цикл интервью с политиками, привлекшими к себе наибольшее внимание в ходе избирательной кампании. По итогам выборов в прессе заговорили об «оппозиционных депутатах» в нижней палате парламента, к числу которых относят и Елену Анисим, заместителя председателя Товарищества белорусского языка. Считается, что парламентарий сосредоточит свои усилия на продвижении белорусской культуры. В последнее время наблюдаются многочисленные спекуляции вокруг темы «мягкой белорусизации» в Беларуси. Кто-то возлагает на нее надежды, кто-то, наоборот, опасается. «ЕЭ» поговорил с Еленой Анисим о том, как следует продвигать белорусский язык, стоит ли вводить «карту белоруса» (по аналогии с «картой поляка») и запускать «план Бальцеровича», а также о том, как противостоять «экономической колонизации».

- Вы стали депутатом Палаты представителей. В чем вы видите свою миссию на ближайшие четыре года?

- Прежде всего, я шла в Палату представителей не столько из своего большого желания быть депутатом, сколько исполняя решение совета ТБМ (Товарищество белорусского языка) иметь своих представителей в парламенте Республики Беларусь. Исходя из предыдущего опыта, мы поняли, что в Парламенте некому отстаивать наши позиции относительно реального статуса государственного белорусского языка.

Мы выдвигали несколько кандидатур, но в итоге лишь я сумела попасть в Палату представителей от ТБМ. В нынешнем Парламенте членов ТБМ двое – я и Игорь Александрович Марзалюк.

В первую очередь, мы хотим, чтобы законопроекты поступали на государственном белорусском языке. Нужно исправлять ситуацию, когда основная масса всех законопроектов поступает на русском языке.

Также мы считаем, что в связи с тем, что ЮНЕСКО внесла белорусский язык в список языков, которым угрожает исчезновение, нужно безотлагательно принимать закон о государственной поддержке белорусского языка.

- Что, на Ваш взгляд, угрожает белорусскому языку и как бы Вы обрисовали существующую сегодня в стране языковую ситуацию?

- Когда прошел референдум 1996 г. (в ходе референдумов 1995-1996 гг. граждане Беларуси высказались, в частности, за союз с Россией и официальный статус русского языка – прим. «ЕЭ»), то люди совершенно по-разному восприняли его итоги. Многие посчитали, что теперь можно игнорировать государственный статус белорусского языка, но основная масса людей, особенно те, кто голосовал за равные права, предполагали, что будет возможность одинакового использования белорусского и русского языков в разных сферах – заполнять документы, писать заявления, учить детей.

Однако на практике оказалось, что, к примеру, осуществить обучение ребенка на белорусском языке – это сложно и требует от людей неких дополнительных усилий. В конце концов, отсутствие университетов с белорусским языком обучения тоже уменьшает необходимость белорусскоязычного обучения в школе.

В итоге действие этого закона, в который были внесены изменения, привело к такому положению вещей, которое не может считаться удовлетворительным. И об этом свидетельствуют те тренды, которые сейчас существуют в обществе. Идет активное позиционирование молодежи себя как белорусскоязычной, растет популярность курсов белорусского языка и других.

Это все, конечно, курсы общественные, но, тем не менее, их популярность свидетельствует о востребованности белорусского языка в обществе. Поэтому на сегодняшний день внесение некоторых изменений в закон о языках поспособствовало бы решению этого вопроса.

Дело тут не только в законе, но и в том, чтобы граждане так же понимали важность существования белорусского языка и его полноценного функционирования во всех сферах.

- Во времена БССР белорусский язык употреблялся намного шире. Тогда были государственные, чисто белорусскоязычные, радио и телеканал, да и позиционирование Республики даже в советском пространстве шло именно на родном языке. Сейчас же язык перестает быть средством коммуникации и переходит в символическое поле, когда его рассматривают как символ суверенитета. Это прекрасно, но мы на нем не говорим. Что можно с этим сделать?

- Мне кажется, что, прежде всего, нам нужно снять барьеры для использования белорусского языка. Если человек хочет дать своему ребенку образование на государственном белорусском языке, то он не должен думать о том, что ему нужно собрать 10-15 человек для того, чтобы открыть группу. Этим в границах законодательства, которое как раз и предусматривает равенство языков, должны заниматься государственные органы. Когда люди будут видеть, что нет никакой проблемы, тогда и сам этот процесс пойдет намного успешнее.

Необходимо, чтобы в Беларуси был университет с белорусским языком обучения. При сегодняшнем уровне технических средств обеспечения и информационных технологий это не такая уж большая проблема. Вопрос состоит лишь в том, чтобы осуществить это практически. Подобное образовательное учреждение можно создавать с учетом того, что мы присоединились к Болонскому процессу, чтобы те, кто будет здесь учиться, понимали, что они получат такое образование и знания, которые позволят им реализовать себя в современных условиях.

Было бы хорошо, чтобы у нас появился хотя бы один телеканал на белорусском языке, который с утра до вечера предлагал бы зрителям передачи по разным направлениям: новости, аналитические, культурные, научно-популярные и детские программы, спортивные трансляции и т. д. 

- Еще в начале ХХ в. практически все финны разговаривали по-шведски, но за какие-то 50 лет ситуация в корне изменилась. Сегодня, несмотря на двуязычие, большинство финнов разговаривает на родном языке. При этом никто в Стокгольме не рассматривает это как проявление антишведской политики со стороны Финляндии. Может быть, нам стоит воспользоваться этим финским опытом, особенно в свете того, что в России белорусский язык на фоне украинских событий зачастую воспринимается с подозрением?

- Большая проблема состоит в том, что языки у нас хоть и родственные, но при этом многие россияне не воспринимают белорусский язык как близкий. Когда люди из России первый раз сталкиваются с белорусским языком, они его не понимают. Конечно, если они владеют другими славянскими языками, то тогда им намного проще. Однако когда из всех славянских языков они владеют лишь русским, белорусский воспринимается ими очень тяжело.

- Не кажется ли Вам, что механизмы Союзного государства и других наших интеграционных проектов нужно использовать для продвижения белорусского языка не только внутри Беларуси, но и, например, в России? Почему бы не создать в рамках Евразийского союза национальные молодежные форумы, где молодежь могла бы изучать в том числе и белорусский язык?

- Вы затронули очень хороший вопрос, но он лежит уже в русле общегосударственной языковой политики. Нужно, чтобы государственные органы и те люди, которые работают в области идеологии, поняли, что и через белорусский язык может идти популяризация белорусского государства. Я считаю, что у наших посольств существуют для этого большие возможности. Продвижение и популяризация белорусского языка – это очень перспективное дело.

В той же России живет много белорусов. Возьмем, к примеру, Иркутск, где действует местное белорусское товарищество, которое проводит большую просветительскую работу. Нужно сказать, что отделения ТБМ существуют и в Санкт-Петербурге, и в Москве. Там есть люди, которые и говорят, и пишут на белорусском языке.

Более того, я могу привести пример, когда у меня учился один сотрудник российского посольства. Он выучил белорусский язык, но была проблема оценки его знаний. Потому что у нас на сегодняшний день нет официально утвержденного сертификата, подтверждающего уровень владения белорусским языком. В свое время ТБМ издало 6 книг для оценки уровня владения белорусским языком как иностранным. На сегодняшний день эту работу продолжает Республиканский  институт высшей школы, где, насколько мне известно, действует соответствующая государственная программа.

- Сегодня мы сталкиваемся с ситуацией, когда все отчетливее видна дезинтеграция белорусов зарубежья. Как Вы считаете, стоит ли государству вмешиваться в эти процессы и нет ли необходимости в некоем белорусском аналоге «карты поляка»?

Это сложный вопрос. В свое время ТБМ подавало в Министерство иностранных дел предложение оформить подобную «карту белоруса». Сейчас я уже не вспомню точно ее название, но суть была в том, чтобы каждый человек, который живет за границей, но при этом ощущает себя белорусом, имел бы возможность учиться в Беларуси и получить определенные льготы.

Важно понять, что мы часто упускаем из виду тот момент, что многие белорусы проживают на своей этнической территории, но в границах других государств.

Это большая проблема, которой практически никто не занимался. Так получается, что там зачастую живут люди, преданные своему отечеству. Они знают свою историю и являются очень перспективными в плане популяризации белорусской культуры. В определенном смысле эти люди могли бы стать голосом народной дипломатии. Очень часто они таковыми и являются, что мы можем проследить и в Латвии, и в Литве, и в Польше. Поэтому, конечно, эти вопросы нужно продумывать в русле общегосударственной, в том числе и языковой политики.

- Несмотря на то, что некоторые политологи называли вас депутатом «одного вопроса» – белорусского языка, вы довольно активно выступаете по вопросам экономической политики государства. Не секрет, что в этом году ВВП за 9 месяцев упал на 2%. Что, на Ваш взгляд, нужно предпринять для того, чтобы исправить существующую экономическую ситуацию?

- Необходимо задействовать наш человеческий капитал и тот мощный потенциал, который есть у белорусов.

Очень часто приходится слышать, что белорусов стоит лишь немного похвалить, отметить их положительные качества – и тогда они будут готовы совершить невероятное.

Сегодня мы сталкиваемся с тем, что людей зачастую незаслуженно обижают и относятся к ним неуважительно, грубо. Я говорю о нашей бюрократии. Это тот момент, который сводит все наши усилия к нулю, а порой и вовсе к отрицательным результатам.

Многие причитают, что у нас нет тех или иных ресурсов. Давайте исходить из того, что у нас есть, и думать, что мы можем с этим делать. Нам нужны компетентные экономисты, причем с разными взглядами.

У нас есть теоретики, но мы заинтересованы в том, чтобы у нас, условно говоря, был свой «план Бальцеровича». От этого плана экономического развития будет зависеть и то, какие законы мы будем принимать.

То же самое касается обозначения «точек роста». Мы все много про это говорим, но до сегодняшнего дня так и не определились с тем, в каких сферах и какие именно точки роста у нас возможны. У нас должно быть ясное понимание того каким будет наше завтра.

Завтра – это новые технологии, роботизация и т.д. Это уже совершенно иной уровень профессионализма. Но откуда взяться профессионалам, если на сегодняшний день, к сожалению, у нас такая экономическая ситуация, когда выпускник университета вынужден искать себе место работы, а зарплата не позволяет ему нормально жить?

Все это выхолащивает сущность образования и перекрывает кислород нашим молодым специалистам, которые вынуждены в итоге уезжать отсюда, поскольку не видят себе тут никакого применения.

Мы находимся в глобальном мире, где все уже настолько взаимопроникаемо, что нам никуда от этого не деться. К примеру, стоит задуматься о роли транзита и инвестиций. Потому что, допустим, на сегодняшний день инвестиции это не то, от чего мы можем однозначно выиграть. Очень часто инвестиции приходят только для того, чтобы занять у нас место, территорию. Мы от этого ничего не получаем.

К нам приходят со своими технологиями, со своими рабочими – фактически это экономическая колонизация. Поэтому и нужно думать, на чем мы действительно можем выиграть.

- Как могут быть задействованы те интеграционные проекты, в которых участвует Беларусь – ЕАЭС, Союзное государство или проект «Восточного партнерства» с ЕС? Где их место и способны ли они помочь Беларуси модернизироваться?

- Я думаю, что если задаться целью, то и в границах разных наших интеграций (ЕАЭС, СГ, СНГ) можно найти возможности как для продвижения белорусской культуры, так и для получения экономической выгоды.

На территории Беларуси сейчас запускаются предприятия, которые самостоятельно выходят на рынок ЕАЭС и работают там без посредников, что позволяет определенным образом получать прибыль. Но это отдельные проекты.

Все-таки Беларуси  достаточно сложно продвигать свои интересы в границах ЕАЭС, поскольку мы немного не равноценны в некоторых направлениях. Мы тоже стремимся заработать на сырье – на переработке нефти и на калийных удобрениях, но что касается некоего интеллектуального уровня, то это у нас практически не задействовано.

- Вы представляете Академию наук. Есть много нареканий, что НАН Беларуси не способна ничего генерировать, что это чуть ли не устаревший институт. На ваш взгляд, может ли Академия наук быть генератором новых идей и инноваций или все-таки нужно пойти по пути «шоковой научной терапии»?

- Говорить про всю эту структуру достаточно сложно, поскольку Академия наук объединяет разные отрасли. У нас работают как чисто теоретические институты, так и научно-исследовательские, и каждый институт приспосабливается к той ситуации, которая есть. Многие работают напрямую с промышленностью – это значит, что у них помимо теории осуществляется и научное внедрение.

Поэтому нужно выработать такой подход, чтобы там, где есть возможность соединения теории и практики, оба этих направления могли равномерно развиваться. При этом нужно понимать, что академическая наука является теоретической. Не стоит требовать от теоретических институтов, чтобы они занимались не присущими им вещами.

Вот, к примеру, Институт языкознания имени Якуба Коласа. Сейчас он находится в составе Центра исследований белорусской культуры, языка и литературы, но когда существует такая ситуация с белорусским языком, стоило бы, чтобы этот институт работал отдельно как юридическая единица.

В целом же, в отношении НАН Беларуси я полагаю, что перспективы есть. Сейчас мы видим, что приходят очень толковые молодые люди с горящими глазами. Тот факт, что сегодня они работают за совсем небольшие зарплаты и при этом стремятся реализовать себя именно как ученых, говорит о том, что перспектива действительно есть, и нам важно не погубить ее.

Беседовал Петр Петровский. Источник фото: https://sputnik.by/. 

Самыми острыми среди вызовов, стоящих сегодня перед Евросоюзом, стали нарастающая иммиграция из неевропейских регионов и терроризм. Противоречия между ценностями ЕС и методами обеспечения его безопасности создали политический тупик, которым успешно пользуются крайне правые силы. Неспособность власти отойти от либеральных рецептов может обернуться всплеском радикализма в Евросоюзе.

В свое время государства Европы развивали экспансию в Африку, Азию и на Ближний Восток. Теперь же, по всей видимости, они сами попали в разряд «осваиваемых» выходцами из бывших колоний. «Осваивая» страны ЕС, иммигранты требуют предоставления им соответствующих льгот и пособий, апеллируя к демократическим ценностям, индивидуальным правам и свободам. После терактов в Париже и Брюсселе вопрос соотношения демократических ценностей и методов решения проблем безопасности в ЕС стоит особенно остро.

Судя по опросам общественного мнения, граждане ЕС считают, что европейскую идентичность конструируют, прежде всего, такие элементы, как демократия и свобода, они же являются и основными европейскими ценностями (47% респондентов). Все это создают крайне сложную дилемму.

Просчеты ЕС в миграционной политике

Длительное время ЕС пытался решать проблему неконтролируемой иммиграции через специальные программы, в которые включались соседние страны.

Например, Пражская программа 2009 г. включала 50 государств, в том числе Россию и Турцию. При этом ЕС изначально поставил перед собой цель – выступать в качестве нормотворца и тем или иным способом контролировать процессы миграций на территориях участников программы через реализацию разного рода проектов.

При этом ЕС ввел «принцип обусловленности» своей поддержки третьим странам, связав ее с демократизацией.

Евросоюз стремится укрепиться как очаг демократии, распространяющий демократические нормы. По этой причине довольно долго ни руководители национальных государств, ни чиновники наднациональных институтов не считали иммиграцию угрозой, так как полагали, что в демократическом обществе все воспримут европейские ценности.

Наоборот, было стремление втянуть в свою орбиту как можно большее число иммигрантов, предлагая им на обозрение «витрину демократических достижений». Например, Ангела Меркель, приглашая иммигрантов в Германию, всерьез полагала, что этот процесс пройдет безболезненно и позволит вновь вернуться к идеям мультикультурализма, чтобы противодействовать крайне правым силам.

Теракты, которые в европейских государствах совершают уже рожденные на территории ЕС граждане во втором и даже в третьем поколении, вызывают откровенное непонимание в Евросоюзе, свидетельствуя об ошибочной трактовке происходящих процессов.

На самом деле, получается, что демократические институты либо работают по-разному в отношении разных групп общества, порождая новые внутренние конфликты, либо они попросту отвергаются как ценности отдельными группами.

Даже у детей иммигрантов в третьем поколении возникает мнение, что свобода есть, но она не для всех, а чтобы ее получить, ее необходимо завоевать, фактически, «взять силой».

Сейчас очевидно, что дети иммигрантов, рожденные уже на территории европейских государств, являясь официально гражданами, в действительности не чувствуют себя таковыми и во многих отношениях остаются чужаками в стране своего рождения. Им никогда не почувствовать себя частью государства, если они проживают в анклавах, в отдалении от принимающего сообщества.

Какое мнение у граждан ЕС по миграции?

Интересно, что при этом граждане ЕС в целом одобряют общую политику Евросоюза. Каждый четвертый из десяти европейцев высказывается положительно о ЕС (41%), 19% придерживаются негативного взгляда на ЕС, а 38% нейтрально воспринимают ЕС. Важно, что при этом граждане считают Европейский союз формированием, созданным именно европейскими государствами, которое объединяет европейские общества и которое не должно принимать граждан из стран, находящихся вне ЕС.

56% респондентов высказываются резко против иммиграции в ЕС из неевропейских государств и государств за пределами ЕС вообще. При этом они считают, что иммигранты должны принять все европейские ценности.

Однако это требование сталкивается с провозглашаемыми ценностями, так как иммигранты ждут к себе особого отношения, апеллируя к идее прав человека. Теракты же вообще ставят вопрос о пределах индивидуальных свобод и прав в контексте обеспечения безопасности. Очевидно, что правовых норм недостаточно для борьбы с терроризмом, необходимы специальные процедуры, заключающиеся, главным образом, в определении потенциальных террористов и обмене информацией.

Терроризм как вызов для европейских ценностей

Европейский парламент заявил, что необходимо соблюдать право на частную жизнь в полном объеме. Он поддержал лишь идею обмена информации по тем людям, что совершали преступления «транснационального характера», т.е. на территории разных государств. Что же касается информации о преступлениях в отдельно взятом государстве, то она, с точки зрения большинства европарламентариев, не подлежит обмену, а государства должны самостоятельно определять, делиться ли им такой информацией с партнерами по ЕС.

При этом такие общеевропейские структуры как «европейская полиция – «ЕЭ») «Europol» и (пограничное агентство ЕС – «ЕЭ») «Frontex» в большей степени решают задачи мониторинга и контроля и не могут принимать ключевые решения самостоятельно.

Интересно, что Великобритания, выступившая резко против миграционной политики ЕС, собирается бороться с терроризмом именно путем ужесточения контроля и даже игнорирования некоторых прав отдельных групп и категорий иммигрантов. Подчеркнем, что на такой путь встало государство, представляющее себя оплотом демократии и с особым трепетом относящееся к беженцам.

Очевидно, что жесткость как раз обоснована стремлением Британии отмежеваться от чересчур открытой и ценностно-ориентированной миграционной политики, провозглашаемой ЕС.

Кроме того, в ЕС до сих пор не создано общего института обеспечения безопасности, способного не просто фиксировать события, но и влиять на них. Это ставит под вопрос способность государств-участников ЕС к глубокой интеграции. Соответственно, интеграционный проект будет постепенно затихать, сохраняя некоторые достижения.

Более того, в настоящее время даже не представляется возможным выдвинуть идею о создании института, системно реализующего миграционную политику в ЕС, поскольку вопрос национального суверенитета остается наиболее острым. Все больше людей склоняются к поддержке крайне правых партий, которые оказываются единственной политической силой, предлагающей четкие ответы на вопросы о том, кто виноват и что делать в сложившейся ситуации.

Наталья Еремина, д.полит.н., доцент кафедры европейских исследований СПбГУ

На портале «Союзное вече» вышел репортаж посвященный заседанию российско-белорусского экспертного клуба в пресс-центре «Комсомольской правды» при участии Президента Российской ассоциации прибалтийских исследований Николая Межевича.

Эксперты обсудили вопросы регулирования экономического кризиса и его влияния на экономики государств-членов ЕАЭС. Одним из ключевых моментов заседания стал вопрос о выработке новых механизмов для преодоления экономического спада.

Директор Информационно-аналитического центра по изучению постсоветского пространства МГУ имени Ломоносова Сергей Рекеда заметил, что, несмотря на кризис, ряд отраслей в России выходит на новый уровень. «Ситуация постепенно стабилизируется, однако из кризиса мы пока не вышли. Но самое главное - постепенно меняется структура экономики», – заключил С. Рекеда.

Эксперты отметили необходимость создания промышленной кооперации, а также новой индустриализации, суть которой заключается в совместном технологическом развитии.

Помимо технологий, необходимо усиливать сотрудничество в сфере транзита углеводородов. После ухода белорусского товарного потока продуктов нефтепереработки из Одессы и переключения на Клайпеду, Россия предложила услуги своего порта Усть-Луга в Ленинградской области. Профессор Санкт-Петербургского госуниверситета, президент Российской ассоциации прибалтийских исследований Николай Межевич считает, что это должна быть программа СГ.

27 октября в Минске состоялось очередное заседание Евразийского межправительственного совета на уровне премьер-министров. 5 государств-участников Союза вплотную приблизились к принятию Таможенного кодекса, который станет основным документом, регулирующим внешние границы ЕАЭС. Несмотря на «жаркие дискуссии», некоторые вопросы остались неразрешенными. Через месяц главы правительств встретятся в Москве, чтобы завершить согласование документа. Какие спорные вопросы остались, и как Таможенный кодекс изменит жизнь в Союзе – об этом «ЕЭ» поговорил с экспертами и бизнесом из Беларуси.

Ранее в интервью «Евразия.Эксперт» директор департамента ЕЭК Дмитрий Некрасов, курирующий разработку документа, заявил, что принятие Таможенного кодекса ЕАЭС произойдет до конца 2016 г. Новый кодекс унифицирует нормы таможенного регулирования в Союзе и обеспечит внедрение новейших информационных технологий. Это позволит сократить время таможенного оформления на границах Союза, повысить эффективность борьбы с нарушителями.

Таможенный кодекс ЕАЭС предполагает передачу дополнительных полномочий на наднациональный уровень. Количество вопросов, решаемых Евразийской экономической комиссией, возрастет с 30 до 60 по сравнению с действующим сегодня кодексом Таможенного союза.

Проект Кодекса был разработан Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) с участием национальных правительств, экспертов и бизнеса, а затем направлен на внутригосударственное согласование в страны-участницы Союза. Было проработано более 600 замечаний.

Сам проект Кодекса был разработан в конце 2014 г. По итогам первого раунда внутригосударственного согласования было 1,5 тыс. поправок только от трех стран – России, Беларуси и Казахстана. Армения и Кыргызстан присоединились к работе позднее и вносили свои предложения в рабочем порядке.

В процессе разработки Таможенного кодекса пришлось отказаться от предложенной отмены «принципа резидентства». Изначально планировалось, что резидент страны ЕАЭС сможет осуществлять таможенный выпуск товаров в любом государстве Союза. За эту идею выступала ЕЭК.

Однако вопрос вызвал возражения, прежде всего, со стороны Казахстана. Источник в ЕЭК пояснил, что отмена принципа резидентства потребовала бы унификации в тех отраслях, о которых стороны не договаривались при заключении Договора о ЕАЭС. Так, пришлось бы сближать налоговое, административное, банковское законодательство.

Председатель Ассоциации таможенных представителей Беларуси Сергей Борисюк рассказал «Евразия.Эксперт», что на уровне Рабочей группы по совершенствованию таможенного законодательства на площадке Евразийской экономической комиссии, в которой Ассоциация таможенных представителей Беларуси защищает интересы белорусского бизнеса, было рассмотрено значительное количество дополнений и возражений по проекту Таможенного кодекса Союза.

По итогам заседания Евразийского межправительственного совета неурегулированными по проекту Таможенного кодекса союза осталось только шесть вопросов, относящихся к нормам, регулирующим деятельность Свободных экономических зон.

«Проектом нового Таможенного кодекса устраняется коллизия норм транспортного и таможенного законодательств», - поясняет «ЕЭ» Андрей Осипчик, заместитель генерального директора ОАО «Белмагистральавтотранс», являющегося участником Ассоциации таможенных представителей Беларуси.

Это достигается за счет разрешения перевозок иностранными транспортными средствами международной перевозки с территории одного на территорию другого государства-члена ЕАЭС и определения конкретных условий, при которых такая перевозка допускается.

Главы правительств решили провести в ноябре еще одно заседание в Москве для урегулирования оставшихся разногласий.

Подготовил Вячеслав Сутырин

Евросоюз скатывается в дефляцию, что создает серьезные риски для экономики ЕС. Европейский центробанк (ЕЦБ) пытается переломить тенденцию за счет количественного смягчения, скупая государственные, а теперь уже и корпоративные облигации. Резервным средством остается печатание денег для масштабных программ госинвестиций, однако ЕЦБ старается избежать этого шага. Виктор Катона разбирался, чем грозит дефляция экономике ЕС, и почему меры борьбы с ней еще больше раскалывают участников Союза.

Европейский союз переживает нелегкий период. Помимо ряда политических, социальных и других экономических вызовов ЕС сталкивается с перспективой оказаться в зоне дефляции. Практически во всех странах Центрально-Восточной Европы (Польша, Словакия, Венгрия, Румыния, Хорватия, Словения), зачастую даже не использующих евро в качестве национальной валюты, наблюдается доселе немыслимое сочетание здорового экономического роста в интервале 2-4% и дефляции от -0,2% до -1,5%.

В Западной Европе средние показатели инфляции положительные, однако колеблются лишь немногим выше нулевой отметки. Проблема постепенного скатывания в дефляцию не имеет шаблонного решения, поэтому как ни старались власти ЕС завести маховик инфляции до необходимых 2%, осязаемых результатов на данный момент немного.

По состоянию на октябрь 2016 г., инфляция в годовом исчислении в рамках ЕС составляла 0,4%. Риск дефляции уже стал обыденным явлением для европейских экономических кругов, так как с сентября 2013 г. уровень инфляции в ЕС не поднимался выше 1% и регулярно сползает на два-три месяца (особенно в феврале-апреле) в отрицательную зону.

Ведущие державы Европейского союза подвержены дефляции – Италия (экономика №4 в ЕС; -0,2% в годовом исчислении), Испания (№5; -0,4%), Нидерланды (№6; -0,3%), Польша (№8; -0,3%) – также как и страны «средней успеваемости», вроде Хорватии или Болгарии (-0,7% и -1,1% соответственно), где уровень дефляции выше всего в рамках ЕС.

Первоочередной риск дефляции заключается в ее сочетании с минимальным экономическим ростом. Номинальный доход государств снижается, в то время как их долговая нагрузка остается неизменной, усугубляя таким образом положение должников.

Дефляция также оказывает влияние на микроэкономическом уровне. В случае, если дефляция приобретает хронический характер, экономические агенты переосмысливают свое экономическое поведение: потребитель, ожидающий дальнейшего падения цен, откладывает момент покупки товара с целью сэкономить, в то время как производитель сталкивается с дилеммой «зачем производить сегодня, если завтра цена товара будет ниже, чем сегодня?». Таким образом, хроническая дефляция приводит к усугублению экономического положения государств.

Строго говоря, ЕС еще не перешел в стадию дефляции (см. график 1). Период последних двух-трех лет принято называть периодом крайне низкой инфляции (в английском варианте зачастую приводится как «lowflation»).

Основная причина крайне низкой инфляции заключается в экономическом кризисе, начало которому было положено в 2008-2009 гг.

Разразившиеся на фоне вялого экономического роста долговые кризисы и применяемые меры по спасению находящихся на грани дефолта европейских банков лишь сузили Брюсселю пространство для маневров.

Низкие цены на нефть сыграли свою роль в закреплении крайне низких показателей инфляции в рамках ЕС. Цены на продовольствие и энергоносители традиционно более волатильны, нежели на остальные категории товаров, учитываемые в статистике инфляции. Однако даже за их вычетом инфляция находится ниже 1%.

Это свидетельствует о том, что низкие цены на энергоносители повлекли за собой снижение и других товаров, усугубив таким образом дефляционные опасения Европейского центрального банка (ЕЦБ) и других регуляторов валютно-кредитной политики.

График 1. Инфляция в странах ЕС и еврозоны в 2000-2015гг.

Источник: Евростат.

В то время как в странах, сохранивших свою валюту, есть еще ряд инструментов для восстановления роста цен, ЕЦБ находится в более скованном положении.

Ставка процента по вкладам ЕЦБ в марте 2016 г. была снижена до исторического минимума в -0,4%, в то время как предельная учетная ставка – до 0,25%. Снижение процента по вкладам фактически наносит урон коммерческим банкам, стремящимся хранить финансовые средства вместо их вкладывания в экономику.

Такой механизм стимулирования имеет право на существование, однако лишь до тех пор, пока сами банки в состоянии вести активную деятельность на рынке. Как выявили опубликованные в августе 2016 г. результаты тестов стрессоустойчивости европейских банков, проведенные Европейской службой банковского надзора,

ряд европейских банков, особенно итальянских, могут в любое время вызвать масштабный финансовый кризис на европейском континенте.

Европейский центральный банк стремится стимулировать инфляционные явления в еврозоне путем мер количественного смягчения (КС). Следует отметить, что ЕЦБ начал применять КС лишь в 2015 г., пообещав скупить долговых обязательств на сумму €1,74 трлн к марту 2017 г.

Изначально ЕЦБ намеревался скупать лишь государственные облигации, однако по мере того, как желаемый уровень инфляции в 2% так и не удавалось достичь, центральный банк в июне 2016 г. заявил о начале программы покупки корпоративных облигаций и повышении объема ежемесячных приобретений с €60 млрд до €80 млрд.

Вмешательство в корпоративный сектор Европы чревато нарушением равновесия на рынке.

Ведь нет четких гарантий того, что государственные секторы стран еврозоны не будут искусственным образом укрепляться через механизмы ЕЦБ. Кроме того, корпоративные бонды представляют собой существенно более рискованные вложения, нежели государственные и неясно, кто будет нести риски в случае кризисов.

Неравномерность покупки облигаций может также сыграть злую шутку с финансовыми властями ЕС. Например, к октябрю 2016 г. ЕЦБ скупил германских государственных облигаций на €255 млрд, что в 3860 раз больше, чем было потрачено на покупку эстонских государственных бондов.

Неравномерное распределение рисков может стать самым уязвимым местом ЕС и еврозоны.

Например, средний показатель задолженности стран снизился в 2015 г. до 90,7%, а показатели Португалии (129%), Италии (133%) и Греции (177%) стагнируют или продолжают расти.

ЕЦБ неоднократно акцентировал внимание на том, что он принимает меры в интересах всех стран-членов еврозоны, однако панъевропейские структуры до сих пор не озвучили, как они намерены действовать в отношении «отстающих» государств, чрезвычайно уязвимых перед лицом возможной рыночной паники.

Несмотря на относительно низкую эффективность мер, принятых до настоящего момента, имеются и определенные положительные сдвиги. Бельгия смогла оградить себя от дефляции, удерживая уровень роста цен на вполне комфортном уровне в 2%. Греция в июне 2016 г. впервые за последние три года вышла из дефляционной зоны и, пусть и вялыми темпами в 0,1-0,2%, начала путь к постепенному «размыванию» своего государственного долга.

Путь Афин будет тернистым, так как учитывая государственный долг на уровне 177% к ВВП, страну ждет не одно десятилетие «затягивания поясов».

Согласно прогнозам ЕЦБ, в 2017 г. дефляционное давление ослабится, и среднегодовая инфляция достигнет 1,2%, чтобы в среднесрочной перспективе колебаться в интервале 1,2-1,4%. Даже если прогнозы не материализуются, следует учитывать, что ЕЦБ все еще не исчерпал всех своих возможностей.

В самом крайнем случае банк мог бы запустить предложенный еще в 1969 г. М. Фридманом «денежный вертолет» (helicopter money) – печатание денег для последующего использования правительствами стран-членов еврозоны в рамках государственных инвестиционных проектов.

Однако этого ЕЦБ стремится всячески избежать.

Виктор Катона, cпециалист по закупкам нефти MOL Group (Венгрия)

В Украине в самом разгаре новый политический сезон. В Верховной Раде и в СМИ все чаще и чаще слышны разговоры о возможных перевыборах в парламент и развороте на 180 градусов всей властной вертикали. Насколько высока вероятность нового майдана, под какими лозунгами и по какому сценарию он может проходить, и каковы на сегодняшний момент электоральные предпочтения украинцев?

Возможен ли новый майдан?

В случае массовых протестов перевыборы в Верховную Раду почти неизбежны. Если перевыборы состоятся без протестного фактора, например, после окончательного развала и без того дышащей на ладан парламентской коалиции, это тоже может повлечь за собой акции протеста.

У большинства украинцев сейчас наблюдается апатия и разочарование, связанное с последним майданом, несмотря на то, что поводов выйти на главные площади городов в десятки раз больше, чем осенью 2013 г. Но для массовых и продолжительных акций протеста нужен хорошо организованный костяк этих самых протестов, координация и стратегия, материальная подпитка со стороны финансово-промышленных групп, поддержка отдельных парламентских сил и, безусловно, поддержка извне. Именно по такому принципу был организован майдан 2013-2014 гг., который показал свою результативность. Сегодня такая вероятность минимальна.

Никто в Украине, даже из самых влиятельных политических и бизнес кругов, не решится сегодня пойти на прямой конфликт с властями. Причиной этому служит де-факто военное положение в стране, когда любая социально-политическая встряска, наподобие второго майдана, может закончиться кровавым финалом.

Ведь массовые волнения могут дать импульс не просто оппозиционным силам, но и сепаратистским, особенно в той части Донбасса, которая находится под контролем Киева. Кроме этого, для силового противостояния необходима движущая сила – радикалы, а они, как известно, находятся сейчас по факту на службе у властей.

Безусловно, «агрессивный» майдан можно импортировать из другой страны. Но из какой? Запад если и не устраивает на все 100% нынешняя украинская власть, то, по крайней мере, ей нет качественной замены. Россия, как показывают последние 25 лет, не научилась вести мудрую внешнюю политику, в том числе и в отношении своих соседей – бывших союзных республик: Грузия, Молдова и Украина – тому ярчайшие свидетельства, не говоря уже о Прибалтике.

Реальны ли массовые акции протеста?

Для массовых протестов также необходима всесторонняя поддержка. Но в отличие от первого варианта, ее более чем реально осуществить. Ведь массовые забастовки на социально-экономической основе могут привести к досрочным выборам в Верховную Раду, что на руку определенным политическим силам, набирающим электоральные симпатии на фоне кризиса власти, ее неспособности разрешить экономические, социальные проблемы в стране, в конце концов, поставить точку в военном конфликте на Донбассе.

Что примечательно, это могут быть две полярные политические силы Украины: ВО «Батькивщина» Юлии Тимошенко и Оппозиционный блок. Первая сила занимает прозападную позицию, вторая относится скептически к европейскому курсу страны, указывая на те издержки, которые получила украинская экономика от бесполезной евроинтеграции.

Но и пророссийским Оппозиционный блок назвать нельзя. Да и в нынешней ситуации, пожалуй, не найдется более-менее существенной организации, которая бы агитировала за восточный (пророссийский) вектор Украины.

Скорее, Оппозиционный блок и другие близкие к нему по основополагающим программам силы, говорят о налаживании непростого, но необходимого диалога с Российской Федерацией как о вынужденной мере, которая будет способствовать разрешению донбасского кризиса, возобновлению ряда (но далеко не всех) торгово-экономических отношений между двумя государствами в виду того, что нынешняя власть так и не нашла альтернативы российским рынкам, и др.

Электоральное поле Тимошенко – традиционно север и центр Украины, в то время как у Оппозиционного блока основные избиратели на юге и востоке страны. Поэтому если одна из этих партий решит организовать всеукраинский протест или всесторонне его поддержать, то реально всеукраинским он, скорее всего, не станет.

Массовые протесты даже по социальным вопросам вряд ли возможны в масштабах всей страны. Они все равно будут с тем или иным политическим окрасом и, по сути, превратятся в политическую забастовку, за которой будет стоять определенная политическая сила и близкие к ней ФПГ.

Сами украинцы никогда не организуются до уровня массового протеста. Наоборот, мы видим обратное – население страны в целом приспосабливается к новым реалиям европейской Украины – старается жить экономнее, дальше некуда затянув пояса, ища дополнительные заработки и ограничив траты на второстепенные потребности, например, отдых за границей.

Кто войдет в Верховную Раду в случае перевыборов?

Но нынешний состав украинского парламента все же может обновиться и без влияния улицы. Причиной этому может быть затяжной кризис власти. Практически все соцопросы дают сегодня первые места «Батькивщине» и «Оппоблоку». Каждая из двух партий может рассчитывать примерно на 12-15% голосов тех, кто собирается принять участие в голосовании.

Кроме этого, не стоит забывать, что выборы в украинский парламент проходят по смешенной системе – «50 на 50». Половина мандатов распределяется по партийным спискам, вторая половина – по мажоритарным округам. Во многих рейтингах лидирует «Батькивщина» с небольшим перевесом. Партия сможет провести солидное количество «штыков» через одномандатные избирательные округа, но гораздо меньшее, чем у Оппоблока. Причиной может быть конкуренция на электоральном поле с Блоком Петра Порошенко (БПП) и несколькими другими политическими силами, например с ВО Свобода и Радикальной партией.

На предыдущих выборах БПП получил почти 22% голосов избирателей. Сейчас же его рейтинг колеблется в районе 10-14% и, если верить соцопросам, продолжает медленное падение. Спасти пропрезидентсткую силу смогут как раз мажоритарщики, обеспечив в сумме этой партии более чем реальное второе или уверенное третье место по количеству депутатов в Верховной Раде.

Если тройка лидеров во всех опросах выглядит более-менее стабильно, то за 4 место сражаются минимум две политсилы – «Самопомощь» и Радикальная партия Олега Ляшко.

На выборах в 2014 г. «Самопомощь» она получила почти 11%. Сейчас же, по данным разных опросов, ее положение практически не изменилось. С одной стороны, партия потеряла своих сторонников из-за неэффективности работы в парламенте. С другой стороны, Самопомощь набрала балы за счет переориентации некоторого числа бывших сторонников «Народного фронта», рейтинги которого опустились ниже 2-3%. Похожая ситуация и у Радикальной партии, рейтинг которой колеблется в районе 9-11%.

Замыкают победный пьедестал в основном правые или право-центристские организации, близкие к прохождению в парламент: «Гражданская позиция» А. Гриценко, ВО «Свобода» О. Тягнибока. В большинстве рейтингов эти партии пока не дотягивают до проходного барьера в 5%. Вероятно, если «Свобода» и не пройдет в парламент по партийным спискам, то все же будет представлена «десантом» мажоритарщиков. Партия частично отвоевала позиции в ряде западных областей Украины, в первую очередь, галицких – Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской. «Свобода» может претендовать минимум на 10-12 мест мажоритарщиков.

Что касается «Гражданской позиции», то помимо самого лидера – бывшего министра обороны в период президентства В. Ющенко – А. Гриценко в этой партии практически нет узнаваемых лиц. В последних соцопросах не просто появилась, но и набрала более 5% одна из «новинок» этого политического сезона – партия «За життя» («За жизнь»). Эту политсилу возглавляют, в частности, Е. Мураев и В. Рабинович.

Другие политические силы, по разным оценкам, остаются далеко от прохождения в клуб парламентских партий. Это – «Укроп», «Возрождение», объединенная левая оппозиция. Примечательно, что левый сегмент практически исчез с электорального поля Украины. После запрета коммунистической партии и других подобных организаций, левые не смогли создать более-менее популярный бренд.

Обратим отдельное внимание на лидеров угаснувшего «Народного фронта» – Турчинова, Парубия, Авакова и др. Не совсем ясна их дальнейшая стратегия и планы на случай внеочередных выборов. Ведь их политическое детище фактически погибло еще в 2015 г., а создавать новую структуру они даже не начинали.

Интересно проследить судьбу и других не реализованных, но не менее интересных проектов – партии М. Саакашвили и возможное создание политической силы во главе с Н. Савченко. И Саакашвили, и, тем более, Савченко уже не являются свежей альтернативой старожилам большой политики. После провала реформ Саакашвили и его команды в Одесской области и «опалы» Савченко, политические перспективы обоих деятелей практически равны нулю.

Какой будет внутренняя политика Украины?

Украинский парламент ждет существенное обновление. От новой Рады надо ждать больше прагматизма, конструктивных и продуманных решений. В следующем созыве мы вряд ли уже заметим крепких парней в камуфляже или драки «из-за языка». Милитаристская риторика будет плавно уходить в прошлое. Избиратель уже не поверит громким обещаниям вернуть Крым или закончить АТО за считаные дни.

В будущей избирательной кампании (не важно, будут ли это внеочередные или плановые выборы) ключевыми станут социальные и экономические программы кандидатов и партий, борьба с коррупцией, преодоление затянувшегося кризиса и выход на экономические показатели близкие хотя бы к 2013 г.

Розовая мечта украинцев – евроинтеграция, даже сейчас будет иметь поддержку. Ведь в условиях тотального кризиса, спада экономики и бесперспективности существования в Украине для широких масс населения, надежды на лучшую жизнь на Западе и на помощь Брюсселя будут жить, хотя и без ажиотажа 2013-2014 гг.

Показательными для украинской общественно-политической жизни будут следующие 4-6 месяцев, когда может наступить кризис платежеспособности населения. Сможет ли Порошенко в случае политической «лихорадки» власти консолидировать парламентские силы и не допустить недееспособности Верховной Рады?

В случае отрицательного ответа Украину уже следующей весной могут ждать перевыборы в парламент, где популярностью будут пользоваться одновременно и проевропейские силы, и популисты, обещающие быстрое решение всех насущных проблем украинцев, и партии, строящие свою политику на реальной стратегии возрождения Украины.

Но ведущие партии будут снижать остроту военной и антироссийской риторики, ведь главные проблемы украинцев – коррупция, бедность, стагнация – внутреннего происхождения. Внешнеполитическая риторика будет отходить на второй план.

Вероятность нового майдана или массовых акций протеста остается низкой. Попытки утроить майдан более вероятны в разгар предвыборной борьбы. Уличные протесты традиционно станут уделом радикалов, но в отличие от 2013 г. они окажутся без поддержки либерально-демократического лагеря и крупного капитала, да и лишний раз повторимся – определенная их часть – уже по ту сторону баррикад. Попытки организовать массовые протесты сугубо на «народной инициативе» обречены на локальность и непродолжительность.

Валентин Гайдан, к.ист.н., политический аналитик (Киев, Украина)

На минувшей неделе в Сочи состоялось заседание Валдайского клуба ведущих российских и зарубежных экспертов, в котором принял участие Владимир Путин. Профессор НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев проанализировал содержание дискуссий и пришел к выводу, что эксперты из стран Новой Евразии могут предложить новую повестку, выходящую за границы региона. Ключевыми направлениями для анализа могут стать - геокономические узлы Евразии, экономическая многоукладность, этно-религиозное взаимодействие, низкоинтенсивные угрозы безопасности, новая энергетика и реиндустриализация.

Состоявшееся в Сочи заседание клуба «Валдай» оставило двойственное впечатление. Конечно, на него собрались действительно статусные эксперты, которые реально котируются в мировом научно-аналитическом сообществе.  Упреки, что «завезли не то» в этот раз не работают. Стоит только поблагодарить организаторов за прекрасную работу. Острота международной ситуации также способствовала успеху мероприятия.

Выступление президента России Владимира Путина на форуме 27 октября привлекло большое внимание и вызвало многочисленные отклики. Но при более внимательном взгляде ситуация не столь однозначна. И дело тут не только в очередной антироссийской волне в мировых СМИ. В России к этому уже привыкли. Проблема глубже.

Казалось бы, в центре внимания должны быть идеи о развитии глобальных процессов, высказанные президентом России, о тех рисках, которые в связи с этим возникают, о принципах поведения крупнейших мировых держав, об их ответственности. Именно эти тезисы, важнейшие и стратегические, высказанные В. Путиным, могли бы стать основой для глубокой дискуссии. Но не стали. Налицо была откровенная «содержательная асимметрия».

Владимир Путин говорил о глобальных рисках, о стратегической стабильности, о доверии между ключевыми участниками системы международных отношений, о глобальных проблемах и необходимости заполнения институционального вакуума в международных отношениях

А собравшиеся зарубежные политологи задавали вопросы про «вопиющие камни Алеппо», и в сто первый раз пережевывали уже давно отработанные, кажется, тезисы об «Имперской России», угрожающей «мировому порядку», интересовались, насколько «либеральная фракция» в российской власти сможет сохранить свои позиции, возмущались риторикой в российских СМИ, естественно, забывая про собственную русофобскую вакханалию. Но ведь на эти вопросы западным политикам и политологам отвечали и не раз, не так ли?

Суть позиции Запада как никогда ярко «прорвалась» в вопросе про уход Владимира Путина на пенсию. Ведь на Западе, даже в среде «продвинутых политологов» многие считают, что все проблемы нынешнего мирового порядка сводятся к деятельности одного человека. И когда Путин уйдет, - все встанет на свои места.

Увы, но на площадках, подобных «Валдаю», как никогда проявляется «колониальный» характер отношения к России и ко всей Новой Евразии со стороны западного экспертного сообщества. Это – не случайно. Мало кто из западных экспертов и политиков удосуживается изучить выступления российского руководства, не говоря уже об исследованиях российских экспертов и ученых.

И если некоторые следы влияния дискуссий на таких площадках на понимание западным экспертным сообществом логики развития России мы найти все же можем, то российское видение глобальных проблем системно игнорируется.

Такой подход лишает возможности увидеть системность происходящих как в России, так и в мире в целом, изменений, контекстность российской политики. Происходит зацикливание даже не на сегодняшней, а на вчерашней «повестке дня».

Как рассуждать о либеральных реформах в России, когда Европа становится жестко зарегулированным экономическим пространством, где значительная часть ограничений носит административный и политический характер?

Какой смысл, обсуждать некое политическое урегулирование в Сирии, даже не зная мнения российских специалистов о «постигиловском» исламизме? И таких вопросов – масса. Проблема в данном случае совсем не в дискуссионной площадке.

Современный «условный Запад» за крайне редкими исключениями демонстрирует неспособность обсуждать стратегические проблемы развития современного мира «по существу». Конечно, лучшие представители западного экспертного сообщества, например, присутствовавший в Сочи Джон Мершаймер, способны отойти от самодовлеющей логики агрессивного глобализма, замешанной, в том числе, и на антироссийской пропаганде. Но это – редкое исключение.

Встает вопрос, насколько обоснованной сейчас является унаследованная с периода поздней «холодной войны» монополия Запада на видение ключевых проблем глобального развития? И насколько западное научное сообщество в принципе способно к переосмыслению базовых аксиом, которые положены в ту картину мира, которая сейчас трещит по швам?

Будет логично, если Россия, страны ЕАЭС, и другие страны Новой Евразии, отринув пресловутый «комплекс догоняющего», начнут проявлять больше активности в экспертной разработке не столько вопросов, связанных с текущей ситуацией в своих странах, сколько с тем, как развитие стран Новой Евразии вписывается в глобальные тенденции.

Экспертам из стран Евразии не следует считать, что они могут «светить» только «отраженным светом», трансформируя применительно к своим странам и к региону в целом те концепции, которые сформулировали на Западе или в лучшем случае в Китае.

«Новая Евразия», причем как страны входящие в ЕАЭС, так и не входящие, могут, посмотрев на прямо скажем невысокий уровень политики и политологии современного Запада, отказаться от навязанного извне взгляда на себя как на «второй сорт».

Экспертное сообщество Евразии вполне готово выдавать – в том числе, и коллективно – глобально значимый экспертный «продукт».

Тем более, что инфраструктура экспертизы ключевых вопросов политического и экономического развития в ЕАЭС вполне проработана, а результаты экспертного взаимодействия уже не раз были востребованы на политическом уровне. База для перехода экспертной активности на новый уровень уже создана, - вопрос в том, чтобы правильно ее использовать.

Не стоит стремиться к той степени политической «звучности», как это случается при встречах руководителей России с западными политологами. Но ведь в данном случае требуется не столько «с шашечками», сколько «доехать» и убедительным будет не столько пафос, сколько контент.

«Пафос» особенной пользы, как показывает практика, не приносит. И качественная экспертиза всегда будет востребована, если, конечно, она будет именно качественной и выходящей за рамки традиционной политологической риторики.

Для начала можно предложить несколько направлений коллективной экспертной проработки:

• Ключевые «узлы» геоэкономического взаимодействия в Евразии в зеркале глобальных геоэкономических проблем.
• Экономическая многоукладность как одна из основ пост-глобального развития.Новые модели этно-религиозного взаимодействия как альтернатива уходящей в прошлое «толерантности».
• Взаимодействие в целях предотвращения разрастания низкоинтенсивных угроз безопасности.
• Новая энергетика как основа реиндустриализации Евразии в контексте торможения глобализации.

Такого рода совместные исследования дадут серьезный толчок восприятию экспертного сообщества Новой Евразии в качестве действительно серьезной практически значимой силы, а не только одного из атрибутов государственности, который «должен быть». Более того, появление нового интеллектуального «центра притяжения» существенным образом поднимет и глобальный авторитет ЕАЭС, и стран, в него входящих.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

Посадка робота «Филы» на комету, марсоходы, проекты Илона Маска и – совсем недавно – судьба модулей российско-европейской программы «ЭкзоМарс», один из которых, «Скиапарелли», попал в аварию – исследования космоса в последние годы привлекают большой интерес. О причинах ЧП на «Скиапарелли», «проклятии Марса» и перспективах покорения красной планеты «Евразия.Эксперт» рассказал кандидат технических наук, член-корреспондент Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского Андрей Ионин.

- Модуль «Скиапарелли», запущенный по программе Европейского космического агентства (ЕКА) и Роскосмоса, разбился при посадке на Марс. Первая версия ученых – подвело программное обеспечение. На Ваш взгляд, насколько это вероятный сценарий?

- Надо отметить, что сам программа «ЭкзоМарс» – совместный российско-европейский проект. В то же время, модуль «Скиапарелли» – практически европейский аппарат. У него была российская ракета-носитель. И российским является часть оборудования, находившаяся на модуле «Трейс Гас Орбитер», который остался на орбите Марса и сейчас там работает, пока его напарник «Скиапарелли» неудачно «примарсианился».

Не уверен, что версия про программное обеспечение однозначно правильна – причины произошедшего станут известны не сразу. Я участвовал в разборе десятков аварий космических ракет, и мой опыт показывает, что первоначальные версии, иногда кажущиеся очевидными, потом часто оказываются некорректными. Подобные проекты и системы очень сложные, обладают большим количеством взаимосвязей, и не всегда их можно сходу проанализировать. Поэтому я бы не торопился с выводами.

Тем не менее, можно сказать, что версия про программное обеспечение имеет большие шансы оказаться правдой. Почему? Космические компании не являются специалистами по программному обеспечению. При этом программное обеспечение стало таким сложным, что пойдет если не на айфон, то на продвинутый смартфон точно.

Здесь возникает две проблемы. Первая: реализация масштабных проектов как «ЭкзоМарс» состоит из многих блоков, программы для которых пишут различные рабочие группы и компании, которые могут находиться даже в разных национальных космических агентствах.

Возникает такая же сложность, как и со смартфонами – как все «состыковать», чтобы не было сбоев, «дырок» и т.п. Вторая проблема: космические компании не обладают компетенциями компаний Facebook, Google или Apple для того, чтобы разрабатывать многокомпонентное программное обеспечение от различных авторов и тестировать его на ошибки. Это сложнейший процесс. Тем более, когда модули разрабатывают, программы неоднократно корректируются и меняются.

Поскольку программное обеспечение взаимосвязано, после проверки и коррекции одного элемента иногда приходится проверять всю систему заново. IT-компании умеют это делать. Космические компании – нет. Это и становится причиной ошибок.

Таких случаев в космонавтике на самом деле было много. И в советское время такое было, когда вводились неправильные данные на борт. Или, к примеру, марсианский проект NASA – метеорологический аппарат Mars Climate Orbiter – погиб в 1999 г., когда программное обеспечение писалось разными группами, одна работала в международной метрической системе СИ, другая – в английской системе мер и весов. Вот и не смогли перевести фунты в ньютоны, оттого аппарат вместо того, чтобы погасить скорость и стать спутником Марса, врезался на него на большой скорости. Элементарная ошибка в использовании разных систем измерений. Но и она может привести к фатальным последствиям. Оттого версия про программное обеспечение выглядит реалистичной.   

- Инцидент со «Скиапарелли» дал повод вновь заговорить о так называемом «проклятии Марса». Все советские и российские попытки исследовать красную планету терпели неудачи. В чем причина этой печальной тенденции?

- Мистики здесь никакой нет. Разговоры про проклятье Марса – это из области разговоров о Бермудском треугольнике. У всех провалов есть понятные причины. В последний раз с «Фобос-Грунт» в 2012 г., действительно запустили по сути «сырые» аппараты в силу недостатка средств. Хотя все понимали, что очень многие вещи не отработаны, в том числе – в части программного обеспечения.

Как сейчас выясняется, там были программные ошибки, сбои оборудования. Везде есть свой резон. Попытка списать на некое проклятье, на мой взгляд, неправильная логика. Как правило, везде обнаруживаются первопричины, чаще всего – человеческий фактор. Проекты других стран, скажем, американские ведь вполне хорошо реализуются.

 - В том-то и дело, что США удавалось несколько раз успешно сажать на Марс марсоходы. Роверы «Оппортьюнити» и «Кьюриосити» работают сейчас. Чего не хватает нам – денег, технологий?

- Нужно иметь опыт в реализации подобных проектов. Американцы ту же посадку марсоходов отрабатывали постепенно, усложняя задачу. Сначала у них был легкий ровер меньше 100 кг, следующие были больше 100 кг, «Кьюриосити» уже весит под тонну.

Американцы постепенно отрабатывали сложнейшие элементы: к Марсу подлетаешь с огромной скоростью, атмосферы нет, оттого требуются многоступенчатые системы посадки. Европейцы решили, видимо, сделать процесс отработки быстрее.

«Скиапарелли», конечно, весит меньше «Кьюриосити» – порядка 600 кг, но технические проблемы те же самые. Сначала торможение об атмосферу, потом использование парашюта, потом на последних этапах – посадка на реактивных двигателях. В итоге что-то не сложилось. Это тоже опыт. На Земле все не промоделируешь. Поэтому надо постепенно накапливать опыт.

Российско-европейская межпланетная станция "ЭкзоМарс". Источник: nytimes.com.

У американцев такого опыта больше как с Марсом, так и в целом с дальними полетами, когда аппарат должен «жить» очень долго – вон запущенные в конце 1977 г. зонды «Вояджер» уже сколько живут?

Можно сказать, у нас – опыт в пилотируемой космонавтике, тогда как у США сейчас – лучший в мире опыт по дальнему космосу.

Европейцы пока идут методом проб и ошибок. Тем более – повод объединяться. Исследование Марса в одиночку – слишком дорогое удовольствие. Ведь речь идет о научных программах. Здесь нет вопросов национального престижа, экономического эффекта. Надо объединять усилия.

Пока это не очень удается. Изначально партнерами ЕКА по «ЭкзоМарсу» были американцы – они должны были делать ракету, но позже заявили, что у них таких денег (у них как раз финансовый кризис был), и из проекта вышли. Потом войти в кооперацию с ЕКА решил Роскомос. Так европейско-американский проект стал европейско-российским.

- Наша ракета оказалась дешевле?

- Конечно. Американские ракеты крайне дорогие. Американцы поэтому убрали их с коммерческого рынка запусков, они там неконкурентоспособны, используются только для запусков в интересах Пентагона и НАСА.

Лишь недавно Илон Маск, основатель компании SpaceX, вернул США на этот рынок. До этого американцы предпочитали экономить деньги. Бюджет НАСА хоть и занимает 50% бюджетов всех космических агентств мира, но для США он все равно маленький. К тому же, он не растет уже на протяжении последних 15 лет.

- Российские технологии будут оставаться полезными и востребованными в деле исследования освоения Марса?

- Что-то – да. На европейском орбитальном модуле они стоят. На марсоходе «Кьюриосити» стоят российские приборы. Практически во всех проектах по дальнему космосу есть российские элементы. Не во всех, но в определенных сферах Россия может быть и уже является лидером. Но я хочу подчеркнуть, исследования дальнего космоса должны проводиться в рамках международной кооперации.

Это в принципе правильно. Большой адронный коллайдер, ищущий «частицы Бога» в ЦЕРН – Европейской организации по ядерным исследованиям – это же огромный международный проект. ЦЕРН будет сейчас строить во Франции новый термоядерный реактор на $17 млрд.

В науке мы объединяемся. В космосе успешно работает проект МКС. Так должно быть и с Марсом. Разумеется, кто-то лидирует, все вносят разный вклад – это нормально, в этом нет ничего обидного.

Международная кооперация в дорогостоящих научных программах (все космические программы – дорогостоящие) абсолютно необходима и просто целесообразна.

 - Президент США Барак Обама написал статью для CNN, где объявил о планах к 2030-м годам отправить на Марс людей. Как оцениваете шансы американцев?

 - Я отношу этот призыв к тому, что таким образом Обама поддержал предложение Маска колонизировать Марс. Перед государствами встает вопрос – что делать дальше в пилотируемом освоении дальнего космоса? Не просто решать при помощи приборов научные задачи, а куда дальше двигаться человечеству в своей биологической ипостаси?Была Луна – куда дальше? Возвращаться на Луну? Лететь на астероиды? Лететь на Марс?

Эта проблема обсуждается с 1969 г., когда американцы «прилунились», но решения у нее нет. На мой взгляд, это связано с тем, что люди, рассказывающие о соответствующих проектах, не совсем пытаются понять мотивацию принятия подобных решений.

Мотивация запуска Советским Союзом человека в космос и финансирование этой программы, поверьте, не имела отношения именно к запуску человека. Она имела мотивацию доказать преимущество советского строя.

Аналогично мотивацией президента США Джона Кеннеди по принятию лунной программы было не освоение Луны и не попытка поставить там американский флаг. Мотивация была абсолютно геополитическая: надо было доказать всему миру и гражданам США, что Америка была и остается технологическим лидером, которому под силу решение любой задачи. Так как Советский Союз доказывал свое превосходство в космосе, Кеннеди была поставлена задача найти проект, в котором США именно в космосе утрут нос Советскому Союзу. Ему тогда и предложили Луну.

Поэтому, когда сейчас говорят, что надо лететь на Марс, я спрашиваю – в чем мотивация лидера страны затратить $200-300 млрд в временном горизонте в 15 лет, чтобы с огромным риском решить эту задачу? Что получит государство от этого – кому «нос утрет», какие технологии получит, как повысит свою обороноспособность?

Государство же заинтересовано не в получении прибыли от космоса, а в решении национальных задач. Национальных задач у государства и так много – технологическое развитие, повышение уровня жизни, сплачивание граждан, престиж на внешней арене. Какое отношение имеет Марс хоть к одной из этих задач? Никакого.

Поэтому я не верю и продолжаю не верить в любые государственные проекты пилотируемого освоения дальнего космоса. Это чрезвычайно затратно и не дает ничего для инвесторов. Государство в свою очередь очень прагматичный инвестор.

А у Маска другая задача. Он выступает не от лица государства, а от лица человечества. США, по крайней мере пока, не могут себе этого позволить, деньги ведь пойдут от американского бюджета. Коль выступаешь от лица всех, так и плати за всех. Этого не поймут ни налогоплательщики, ни Конгресс. 

Поэтому американцы и находились с 1969 г. в стратегической паузе, и весь мир находится в ней, потому что для государств нет обоснования таких огромных затрат. Так что Маску как бизнесмену, частному лицу, и приходится ставить задачу от лица человечества, что он и сделал. Он имеет на это моральное право. Где он найдет деньги – другой вопрос.

 - Пару лет назад НАСА испытывала проблемы. Бюджет постоянно урезался, одна за другой закрывались программы и проекты. Общественность негодовала, рассуждая о том, что человечество растеряло космические амбиции. Теперь весь мир следит за американскими марсоходами, приключениями зонда «Розетта» и его «друга» - аппарата «Филы», севшего на комету, обсуждает колонизацию Марса. О чем это говорит?

 - Это правда. Впервые с конца 60-х гг., с завершения лунной программы, космос вернулся на первые полосы газет. Причем вернулся постоянно и не только в случае каких-то космических аварий. Вернулся целенаправленно, серьезно. Связанные с космосом люди известны всему миру, их портреты на первых страницах журналов, им посвящено множество статей. Безусловно, в этом большая заслуга Маска. По сути он стал символом нового этапа развития космонавтики. Не коммерческой космонавтики SpaceX и США, а космонавтики человечества.

Причем многие считают почему-то, что Маск уже на первой презентации должен был рассказать все подробности проекта, представить чуть ли не макет ракеты. Это неправда, и Маск сам говорит, что до реализации его марсианской программы пройдет еще 15-20 лет.

Спросили бы у Королева в 1947 г., как будет выглядеть спутник и ракета, на которой его запустят. Думаю, он бы не ответил. Так и сейчас глупо будет спрашивать у Маска, как будет выглядеть марсианский корабль или как люди будут жить на Марсе. Есть планы, но конкретных технических решений пока нет – это нормально.

 - Вы говорили о космической кооперации. Может ли Марс стать целью, способной сплотить космические агентства Земли? Пока, как Вы также отметили, не очень получается. Порой американцы действуют отдельно, европейцы – отдельно.

 - Если брать конкретно проект Маска, то раньше космические агентства были фронтом, а исполнителем был частный бизнес. Космические агентства были инициаторами проектов, финансировали их, «частники» поставляли конкретные технические решения.

Сейчас с точностью до наоборот. Именно бизнес – в данном случае в лице Маска, затем могут подтянуться другие – бизнес выступает постановщиком задач, то есть инициатором, и основным инвестором, либо за счет собственных денег, либо за счет краудфандинга. А государственные агентства станут софинансировать проект, предоставлять доступ к каким-то технологиям, следить за соблюдением правил использования технологий двойного назначения и так далее. Государственные агентства отходят на второй план – это правда. Наступил реально новый этап развития космонавтики!

Теперь возникает интересный вопрос. Мы понимаем, что проект МКС рано или поздно завершится. Первоначально он должен был завершиться в 2015 г., потом говорили о 2020-м г., теперь принято решение до 2024-го. Этот год все равно настанет. Тогда будем решать, какой будет разрабатываемая новая станция. Будет ли это очередная государственная станция в условных конфигурациях «США-Евросоюз», «Россия-Индия-Китай», «Россия-США-Китай» и так далее.

Вполне возможно, это будет и частная станция, орбитальный сборочный цех рамках проекта того же Маска. Пилотируемая космонавтика переходит от государства в частные руки. Мы же не удивляемся, что в частные руки давно перешел рынок дистанционного зондирования Земли, космической связи, спутниковой навигации. Теперь, может быть, пришло время и для пилотируемой космонавтики. Я на самом деле уже этому не удивлюсь.

- Какое место могут занять Россия и ее союзники в новой космической реальности – дальше оборудование поставлять?

- Большинства технологий, нужных для полетов к Марсу и жизни на нем, сейчас в мире попросту нет. Даже Маск, недавно отвечая на вопросы в технологическом блоге Reddit, честно сказал, что многих ответов у него пока нет, он не знает, как многие вещи делать. Еще раз повторю – это нормально, иначе никак.

Вот и мой ответ на ваш вопрос очень простой – Россия может занять любое место. Потому что все места свободны. За какую технологию ни возьмись. Ту же тяжелую ракету, которую Маск собрался делать, можно делать вместе с ним. Думаю, он не откажется от партнерства. То же самое касается кораблей, технологий обеспечения условий жизни на Марсе. Площадка абсолютно открыта.

Росатом на протяжении семи лет строит ядерную электродвигательную установку мегаваттного класса для космоса. Этот проект, если его удастся создать, может стать российским вкладом в освоение Марса.

Мало того, что для полетов в космос нужно много энергии, химические двигатели, используемые сейчас в космонавтике, не очень эффективны. У них очень низкий удельный импульс – основная характеристика того, насколько эффективно вы сжигаете топливо.

Давно разработаны гораздо более эффективные двигатели с точки зрения превращения скорости при каждом сжигании грамма массы. Это происходит за счет превращения вещества в плазму и выбрасывания ее в качестве реактивной струи. А не продуктов сгорания химического топлива, как происходит в обычных реактивных двигателях.

В итоге эффективность повышается в 10 раз. Подобные двигатели для небольшой тяги используются на спутниках, позволяя экономить на массе аппаратов.  Еще в советское время, кстати, их разработали. У них один недостаток – требуется очень много энергии. На «движок» с тягой в несколько грамм требуются киловатты электроэнергии, притом, что самые хорошие спутники связи сейчас имеют мощность по 15-20 киловатт.

Поэтому есть идея создать мегаваттную ядерную установку, которая за счет ядерных реакций, а не солнечной энергии будет производить электроэнергию. Это в свою очередь даст большую тягу и позволит до Марса долететь не за год, а за несколько недель. 

Это одна из технологий, которая вполне вписывается в проект Маска, может стать ее ключевым элементом, и у России здесь самый большой в мире опыт.

Маск же собирается отправлять на Марс космический корабль, сделать на Марсе производство водородного топлива, чтобы возвращать его на Землю, заправляться и летать туда-обратно. Если будет создан российский «движок», можно будет обойтись без этой трудоемкой и непонятно как реализуемой процедуры получения реактивного топлива на Марсе.

Беседовал Александр Шамшиев

Сирийский кризис стал тестом на способность ЕС выступать одним из глобальных игроков. В последние недели ситуация резко обострилась на фоне перехода в наступление сирийской армии при поддержке ВКС РФ. Как ЕС изменил подход к сирийскому правительству в 2011 г., и способна ли Европа сегодня сыграть реальную роль в разрешении сирийского кризиса – читайте в статье доктора политических наук, европеиста Натальи Ереминой.

Евросоюз под тяжестью сирийского кризиса: ставки растут

Сирийский вопрос можно считать некоторым отголоском колониальной системы (системы мандатов после Первой мировой войны), в которой европейские государства реализовывали собственные интересы.

По сути, сегодня Западом применяются те же методы решения проблем: расчленить государство, сместить политический режим.

Во-вторых, сирийский кризис бросает вызов безопасности ЕС. С ухудшением ситуации в Сирии многократно обостряется террористическая проблема в странах-членах ЕС. Ожидается очередная волна беженцев и рост террористических угроз в европейских городах.

Более того, в последние годы страны ЕС сами поспособствовали тому, что на южных границах Евросоюза возникли неустойчивые режимы, например, поддерживая операцию в Ливии. Этим воспользовались террористические отряды, составляющие ударную силу запрещенного ДАИШ. Это совершенно изменило представление о неприступности «крепости Европы».

В-третьих, кризис вновь поднимает вопрос о европейской самоидентификации, так как влияет не только на взаимодействие государств-членов, но и выявляет их отношение к проблеме национального суверенитета и государственности в принципе.

Ведь если страны ЕС согласны с крушением государств на Ближнем Востоке и демонтажем существующих режимов, эта проблема рано или поздно со всей очевидностью встанет уже перед лицом самих граждан ЕС.

Дезинтеграционные процессы, в первую очередь, по этнополитическим линиям-разломам, возможны в разных государствах, а рост напряженности является базой для их развертывания.

В-четвертых, сирийский вопрос требует выработки нового отношения к России, одновременно выявляя разные позиции стран ЕС в этом вопросе. ЕС теперь придется признавать ведущую роль России, поскольку Сирия создала новый геополитический ландшафт.

Сирийская проблема – это сложный узел, в котором странам ЕС придется определиться со своей ролью в нем, готовы ли они взять на себя ответственность и продемонстрировать деятельную солидарность. Этот кризис станет проверкой общей внешней политики ЕС.

Единой политики ЕС на южном направлении не возникло

ЕС не смог выработать единый подход к Ближнему Востоку и Северной Африке. Германия, Франция, Великобритания активно продвигали собственные интересы, обсуждая североафриканский и ближневосточный кризисы.

Кроме того, будучи членами НАТО, не все государства ЕС имели возможность заявить о своих приоритетах, предпочитая в большей степени солидаризироваться не друг с другом в рамках ЕС, а подчеркивать свою приверженность НАТО.

Так, ЕС не удалось достичь солидарности в вопросах о вторжении в Ирак в 2003 г. и в Ливию в 2011 г. Например, Франция и Германия выступили против интервенции в Ирак. Однако они не проявили столь однозначную позицию по другим вопросам.

Так, Франция приняла деятельное участие в свержении режима М. Каддафи в стремлении восстановить свою роль крупного международного игрока и поднять международный авторитет.

Что касается Германии, то страна не сразу приняла решение поддержать интервенцию в Ливию, но впоследствии согласилась с ней. Более того, Германия отправилась в Ливию в составе миротворческой миссии «ЕС для Ливии».

Итальянское правительство также не сразу ответило положительно на идею интервенции в Ливию, но в итоге поддержало ее, продемонстрировав свою лояльность партнерам по ЕС и НАТО.

В середине 2015 г. страны ЕС (Франция и Великобритания) продолжили участие в военных операциях на территории Ливии в коалиции с США, нанося авиаудары по местам дислокаций террористических групп.

Вашингтон настаивал на активизации деятельности своих европейских партнеров в рамках возглавляемого США миротворческого контингента из стран ЕС в составе Германии, Франции, Италии и Испании, включая Великобританию. Однако эту идею не удалось воплотить в жизнь, так как не все страны ЕС поддержали ее.

Кто виноват? Взгляд из Брюсселя

Страны ЕС не достигли солидарности в отношении того, как реагировать на сирийский конфликт. Однако они проявили искомую солидарность в отношении правительства Б. Асада и России.

Согласно заявлениям Комиссии ЕС, сирийский кризис – это самый крупный гуманитарный конфликт со времен Второй мировой войны. Неудивительно, что именно Сирия вызывает наибольшую обеспокоенность и одновременно наибольшую нерешительность ЕС.

С одной стороны, Евросоюз говорит о гуманитарной катастрофе и необходимости борьбы с ДАИШ, столкнувшись с проблемой беженцев и терактами. С другой стороны, в странах ЕС периодически звучат заявления о том, что в гуманитарной катастрофе виновато исключительно сирийское правительство Б. Асада, а также Россия, которую называют спасительницей сирийского режима.

Интересно, что Комиссия ЕС сделала соответствующее заявление, в котором указала, что население Сирии страдает наибольшим образом именно там, где активно действуют ВКС России. При этом Комиссия не обратила никакого внимания на гуманитарную поддержку сирийского населения Российской Федерацией.

Страны ЕС согласились с возможностью признать российские действия в Алеппо военным преступлением (хотя пока что это заявление можно расценить скорее как угрозу), а их министры иностранных дел 17 октября 2016 г. призвали Россию прекратить любые атаки на город. Естественно, что фактор присутствия террористов из ДАИШ даже не обсуждался в этом контексте.

Поэтому неудивительно, что ЕС видит источник бед в регионе не в собственной политике по отношению к государствам Северной Африки и Ближнего Востока, и не в ДАИШ, но, прежде всего, в действиях сирийского правительства и России.

Политическая линия ЕС в сирийском кризисе

ЕС говорит о необходимости активизировать дипломатические усилия в распутывании сирийского узла. ЕС является членом Международной группы поддержки Сирии, в рамках которой участвует в переговорах с так называемой умеренной сирийской оппозицией.

ЕС ввел санкции в отношении Сирии в мае 2011 г., которые с тех пор постоянно расширялись и дополнялись. При этом ЕС высказывает недовольство тем, что Сирии удалось компенсировать эти потери благодаря сотрудничеству с Ираном и Россией. Кроме того, санкции никак не коснулись боевиков, которые получили доступ к месторождениям сирийской нефти.

ЕС предложил и свою повестку дня – «Региональную стратегию Союза для Сирии, Ирака и противодействия угрозам ДАИШ», в которой делает ставку на США и так называемую умеренную сирийскую оппозицию.

При этом очевидно, что ЕС предпочитает концентрироваться именно на дипломатическом направлении. Это значит, что очень многое зависит от его партнерских отношений – как с ведущими государствами региона, так и с мировыми лидерами. 

Важно, что ЕС в лице Ф. Могерини откровенно признал, что у него нет партнерских и стабильных отношений ни с одним крупным игроком.

Например, с Ираном сотрудничество развивается крайне вяло. Ф. Могерини заявила о необходимости его активизировать в области энергетики, транспорта, образования, гражданского общества и т.д. Отношения с Турцией вызывают у европейских экспертов смешанные чувства. Так, примирение Турции с Россией было оценено весьма негативно с точки зрения интересов ЕС.

В ЕС опасаются, что его мягкая сила – уже не сила, и он уже не обладает прежней привлекательностью. В частности, именно этим эксперты ЕС объясняют рост российского влияния и ее «милитаристской агрессии» в мире.

Уже в октябре 2015 г. члены внешнеполитического Совета ЕС обвинили Россию во вмешательстве в дела Сирии, невзирая на то, что присутствие России было обеспечено обращением легитимного президента страны Б. Асада.

Сама Ф. Могерини назвала Россию стороной, «меняющей правила игры», при этом обратив внимание на то, что участие России в конфликте нельзя назвать ни положительным, ни негативным, но скорее «комплексным». Видимо, ЕС надеялся на то, что Россия будет согласовывать с ним свои действия. При этом сам Б. Асад уже постепенно предстает в глазах ЕС «меньшим злом».

Однако Совет ЕС высказался куда более жестко по этому вопросу, предупредив Россию о том, что ее действия приводят к эскалации конфликта, ухудшают гуманитарную ситуацию и усиливают радикализацию населения.

Европарламент сомневается в силах ЕС

Европарламентарии также обвинили Россию в том, что она ухудшила ситуацию в Сирии своим вторжением. Впрочем, у членов Европарламента свое видение сирийского конфликта. С их точки зрения, ЕС просто не учел, что режим Б. Асада будет поддержан Россией и не падет быстро. Поэтому они полагают, что основную вину за продолжение ситуации в Сирии несет сейчас Россия, при этом не принимают в расчет в этом же кризисе позицию США, и тем более не рассматривают в этом же ключе борьбу с ДАИШ.

Важно, что европарламентарии негативно оценили попытки России заключить компромисс с США и совместно бороться с ДАИШ.

Так, в принятой 7 октября 2016 г. резолюции они заявили, что этот альянс (хоть, видимо, и временный), стал для ЕС полной неожиданностью и ухудшил его позиции как международного актора.

Кроме того, члены Европарламента призвали Брюссель играть более активную роль в сирийском вопросе. С их точки зрения, сирийский кризис превратил ЕС в организацию второго уровня, так как он не в состоянии ничего противопоставить России, Турции и сирийскому режиму – ни коллективно, ни в одиночку.

В стремлении хоть как-то быть представленным в сирийском кризисе, ЕС заявил о том, что должен разработать систему мониторинга ситуации. Интересно, как в условиях военных действий эксперты ЕС будут вести этот мониторинг?

Неудавшаяся «демократизация» Сирии

ЕС заявляет о гуманитарных стандартах, которые он должен продвигать в разных регионах, осуществляя гуманитарную помощь в рамках программы План действий, направленных на демократизацию третьих стран. Эту программу он намерен осуществлять и на кризисных территориях.

ЕС в марте 2016 г. запустил кампанию о правах человека, чтобы лишний раз напомнить всем, что именно эта задача стоит для ЕС на первом месте во внешней политике, и тем он положительно отличается от других участников сирийского кризиса.

До начала конфликта между ЕС и правительством Б. Асада, Брюссель развивал интенсивное сотрудничество с Сирией в рамках Средиземноморского партнерства и инструмента Европейского соседства.

Соглашение ЕС–Сирия было подписано еще в 1977 г. В 2009 г. страны-члены ЕС даже согласились подписать соглашение об ассоциации с Сирией. Однако сирийское правительство попросило предоставить ему время для более детального изучения предлагаемого документа (практически как в случае с украинским правительством в 2014 г.).

Однако в итоге соглашение так и не было подписано и ратифицировано. При этом ЕС позиционировался как главный инвестор в Сирию.

Так, Европейский инвестиционный банк выделил €925 млн для Сирии в период с 2000 по 2007 г. И до конфликта с сирийским правительством ЕС старался воздерживаться от критики сирийского правительства в отношении прав человека.

Но с 2011 г. ЕС начал шквальную критику правительства Б. Асада. Все виды сотрудничества были прекращены. Это движение со стороны ЕС совпало по времени с заявлениями Б. Обамы, Д. Кэмерона Н. Саркози, А. Меркель. Все они в одно и то же время потребовали от Б. Асада немедленно покинуть пост президента.

ЕС борется со следствиями, а не причинами

В настоящее время ЕС реализует программы, направленные в первую очередь на решение гуманитарных проблем и прав человека. Евросоюз уже направил €4 млрд на помощь Сирии, Ливану, Иордании и Турции для реализации программ помощи беженцам. Кроме того, ЕС гарантировал предоставление €3 млрд на решение гуманитарных проблем во время конференции «В поддержку Сирии», прошедшей в Лондоне в феврале 2016 г. В рамках сотрудничества с Турцией для помощи беженцам ЕС также предложил этой стране дополнительно €1 млрд.

Помимо этого, ЕС утвердил механизм гуманитарной поддержки защитников демократии в октябре 2015 г. с говорящим названием «Защита Защитников ЕС». Европейский инструмент демократии выделил €15 млн этой программе для помощи тем, кто оказался в сложной жизненной ситуации, связанной с нарушением прав человека. Среди основных получателей этих ресурсов будут вовсе не сами беженцы, но те, кто активно отстаивают их права и права разнообразных меньшинств.

Вместе с тем, очевидно, что какие бы огромные суммы не выделял ЕС в ходе сирийского кризиса, эти деньги направлены скорее на улучшение последствий ситуации, но никак не воздействуют на ее причины.

В качестве решения конфликта ЕС по-прежнему предлагает давление на режим Б. Асада с последующим его низвержением. Этот подход, безусловно, не позволит ни урегулировать сирийский кризис, ни, тем более, покончить с ДАИШ.

Как единая организация ЕС не может принять полновесное участие в разрешении сирийского кризиса, при этом отдельные страны-члены готовы просто присоединиться к США, проявляя таким образом свою волю на международной арене.

Евросоюз – продолжение НАТО?

Фактически ЕС может участвовать в сирийском конфликте двумя путями: благодаря военным мероприятиям, в которых участвуют страны-члены коалиции с США или через дипломатические каналы.

Проблема в том, что крупнейшие страны-члены ЕС продемонстрировали отсутствие даже стремления к единству. Британия не сможет принимать активное участие в военных акциях, к тому же она вообще стоит на пороге выхода из ЕС. Германия показала неготовность посылать свои подразделения в Сирию. Франция проявила желание полноценно участвовать в военных действиях, но она явно переоценила свою роль в качестве глобального игрока.

Ни ЕС в целом, ни его отдельные страны не способны оказать сколько-нибудь решающее воздействие на сирийский театр военных действий.

Ситуация очевидно свидетельствует о том, что ЕС потерял способность влиять не только на сирийское правительство, но и на участников международных процессов за пределами ЕС.

Прежнее доминирование союза ЕС и США было нарушено с возвращением России на международную арену, что «спутало все карты», «испортило сложившуюся геополитическую игру», «нарушило мировой порядок», созданный под ЕС и США.

Неудивительно, что Россия превратилась в глазах не только США, но и ЕС в геополитического соперника. Кроме того, сирийский кризис серьезно повлиял на обеспечение безопасности в общем европейском пространстве, ведь беженцы – это результат длительных пертурбаций в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Также сирийский кризис несет с собой риски для идентичности ЕС, которому предстоит четко ответить на вопрос о том, является ли ЕС продолжением НАТО, либо это самостоятельная организация, участники которой солидаризируются, в первую очередь, друг с другом, а не с США.

Наталья Еремина, д.полит.н., доцент кафедры европейских исследований СПбГУ