Андрей Грозин

2023 год провозглашен в СНГ «Годом русского языка» по инициативе президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева. Члены Содружества договорились создать организацию по поддержке и распространению русского языка. Для Центральной Азии он остается важнейшим инструментом коммуникации. В то же время и Казахстан, и другие страны региона продолжают работу по переводу своих языков с кириллицы на латинскую графику. Они также меняют советские названия улиц и населенных пунктов на национальные. Эти процессы активно поддерживает Турция и Запад. Насколько сильны позиции русского языка в регионе, и почему Центральной Азии выгодно, чтобы они не ослабли, в интервью Евразия.Эксперт разобрал заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.

– Андрей Валентинович, президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев отмечал, что роль русского языка в странах СНГ не должна подвергаться сомнению. Тем не менее, советские названия в республике меняют как «идеологически устаревшие», а на днях родителям детей из смешанной школы в Риддере пришлось протестовать против ее присоединения к школе с обучением только на государственном языке. Что за этим стоит?

– За исключением Белоруссии, все государства, образовавшиеся на руинах СССР, строят свою государственную идеологию, историческую, языковую, культурную политику, исходя из посыла, что необходима ревизия советского наследия. Суверенитет и независимость сегодня предполагают, что раньше было хуже, а теперь стало лучше. Отсюда войны памяти, переименования, изменения в языковой политике. Элитам необходимо доказывать населению, что при национальной, новой власти стало лучше, чем было. Хотя при этом книжный тираж на национальных языках в странах Центральной Азии гораздо ниже сейчас, чем при СССР.

Прямой русофобии в странах Центральной Азии нет: здесь работают сугубо практические соображения. Преимущественно элиты хотят демонстрировать большую национальную идентичность, чем ранее.

– Какую роль сегодня русский язык играет на практике для стран Центральной Азии?

– У России крепкие отношения со странами Центральной Азии, а значимость русского языка довольно высокая.

Русский язык для Центральной Азии – доминирующий инструмент для межстрановой и межличностной коммуникации. С этим ничего не сделаешь: ни английский, ни китайский, ни турецкий таковыми не стали, и как минимум в среднесрочной перспективе, 5-10 лет, подобного не предвидится.

Во внутриреспубликанском дискурсе потребность в русском языке снижается: русских становится меньше. И, казалось бы, без «языковых патрулей» и всяческого контроля использование русского языка должно плавно сойти на нет. Однако этого не происходит. Мы видим, что русский язык сохраняет свои позиции. На мой субъективный взгляд, они сейчас ненамного меньше, чем 30 лет назад, несмотря на сокращение количества природных носителей русского языка в регионе.

– Что поддерживает позиции русского языка в регионе?

– Россия осознает значимость языкового фактора и затрачивает усилия на сохранение своего языкового, культурного, информационного присутствия. Те же школы, которые будут строиться в Киргизии и Таджикистане, – один из небольших шагов в сторону сохранения российского языкового присутствия. Носителями русского языка становятся не только и столько этнические русские, сколько уже местное население. Фактор трудовой миграции, потребность в межэтническом средстве коммуникации, массив информации на русском языке, уровень информационного присутствия – все это работает на то, что русский язык сохраняет свои позиции.

– По оценке Россотрудничества, 90% населения Казахстана относит себя к русскоговорящим, для 20% русский язык является родным. Однако со стороны чиновников меры в отношении проявлений русофобии наподобие «языковых патрулей» предпринимаются, скорее, из-за шумихи в СМИ, нежели в проактивном порядке. В чем причины такой пассивности? Может ли это свидетельствовать о скрытом одобрении подобных действий?

– Нужно учитывать, что есть люди, которые отвечают за идеологические блоки в администрациях. Но клинических русофобов, как на Украине, найти там достаточно сложно. Безусловно, есть маргиналы, которые используют языковой фактор для хайпа. Но высшие категории чиновников – достаточно практичные люди и не склонны к превращению того, что говорят маргиналы, в государственную политику.

Другое дело, что у каждого есть личные предпочтения, амбиции, неприязни. В Казахстане за последнее пятилетие несколько раз менялось руководство министерства образования, и каждое приходило со своей реформой. Та же латинизация алфавита была придумана не в рамках структур Министерства образования: это предложил тогдашний президент. Назарбаев, опять же, исходил не из абстрактной нелюбви к русским, а из того, как он понимал государственные интересы своей страны.

Русский язык остается языком армии, академической науки, технической стратификации, языком бизнеса.

– Запад и Турция заинтересованы в продвижении антироссийской повестки в Казахстане, латинизации казахского языка и подрыве позиций русского. Что может предпринять Россия, чтобы помешать этому?

– Собственно, то же самое, что уже делается. Расширение экономического партнерства, увеличение качественных макроэкономических характеристик, рост товарооборота – на самом базовом уровне это все невозможно без языка. Продвинуть бизнес, например, из Узбекистана без знания русского языка будет очень долгим трудозатратным процессом.

Целесообразно, конечно, выделять ресурсы на умные технологии мягкой силы: курсы, школы, квоты, информационные проекты. Ни Запад, ни Китай пока в этом направлении создать нам серьезной конкуренции не могут.

Беседовала Ольга Вишняк

В первые годы независимости Казахстан сделал ставку на экспорт сырьевых ресурсов, однако и сегодня экономика страны по-прежнему зависит от добычи полезных ископаемых. Тем временем инфраструктура в республике ветшает, а запасы сырья сокращаются. Как подчеркивал президент Касым-Жомарт Токаев, для прогрессивного развития страны необходима диверсификация экономики, развитие обрабатывающей промышленности. Строительство «Нового Казахстана» невозможно в том числе без пересмотра договоров с транснациональными корпорациями, которым принадлежит значительная часть недр. Как укоренилась такая система и можно ли ожидать перемен в обозримом будущем, в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.

– Андрей Валентинович, какие ключевые проблемы сегодня можно выделить в экономике Казахстана и с чем они связаны?

– Одна из самых главных проблем сегодня – инфраструктура, которая досталась республикам региона от СССР. Она начинает сбоить, и с каждым годом эта проблема усугубляется. Если уходить в недавнюю ретроспективу, то достаточно вспомнить январский кризис 2022 г.: весь регион замерзал, а до этого еще был блэкаут.

Учащается количество техногенных аварий: инфраструктура просто не выдерживает того уровня нагрузки, который требует промышленность. Материальные потери от таких аварий также с каждым годом увеличиваются. С чем это связано? Старение, износ, отсутствие необходимых инвестиций, технологического сопровождения.

Сегодня уже понятно, что экономическая модель, которая принята во всех странах Центральной Азии и в Казахстане, не соответствует сегодняшним реалиям. А именно – передача всех мощностей иностранцам и жизнь на деньги, которые те платят за сырье. По факту, Казахстан обменивает ценный ресурс на стеклянные бусы.

– Насколько для Казахстана значима сфера добычи углеводородов и кто занимает лидирующие позиции на рынке добычи нефти в Казахстане?

– По официальной статистике, за прошлый год нефть составила более 52% от всего экспорта страны. Это сырая нефть, без учета продуктов более высоких переделов углеводородного сырья.

По данным «КазСервиса» за 2022 г., 70,5% всех добывающих мощностей в республике контролируют иностранные компании. Преимущественно это корпорации из США, Великобритании, Евросоюза. Хотя о «китайском засилье» сегодня говорят довольно много, по большей части китайские компании добывают несущественную часть на не слишком перспективных месторождениях. Даже национал-патриоты, которых очень будоражит эта тема, говорят о цифре 25%, и это максимум. Я думаю, процент намного ниже: это обусловлено особыми соглашениями, которые были достигнуты после вложения китайских денег в модернизацию трех казахстанских нефтеперерабатывающих заводов.

Три четверти нефти, которая транспортируется по Каспийскому трубопроводному консорциуму и по другим направлениям, например, через Каспий, не принадлежит Казахстану.

Нефть перестает быть казахстанской после того, как ее добыли из скважины и прошел электронный платеж, в соответствии с соглашениями о разделе продукции, которые, кстати, до сих пор засекречены. Chevron, TotalEnergies, Shell платят самую минимальную цену, которая только возможна.

Отмечу, что в металлургии можно наблюдать то же самое, хотя об этом говорят меньше. Продукция горно-металлургического комплекса уже давно разрабатывается не казахстанскими компаниями. При этом горно-металлургический комплекс по статистике 2022 г. составил 21% экспорта. Это, конечно, не 52%, но тоже значимая цифра. Если суммировать эти показатели, то окажется, что, во-первых, весь казахстанский экспорт – необработанное либо прошедшее только первые стадии обработки сырье. А во-вторых – все оно, мягко говоря, не казахское.

– Какую долю горно-металлургического комплекса Казахстана контролируют иностранные компании?

– Крупнейшие компании горно-металлургического комплекса зарегистрированы за рубежом либо принадлежат иностранцам. KAZ Minerals – Британия, «Казцинк» – Швейцария, ArcelorMittal – Люксембург. Это коснулось даже компаний, которые заявлены как казахстанские: «Казахмыс», Eurasian Resources Group (ERG).

«Казахмыс» формально сейчас является сингапурской компанией, а ERG – люксембургской. 5-10 лет назад такое представить было сложно. Все владельцы уже давно не совсем граждане Казахстана: имеют паспорта других государств и платят налоги другим государствам.

Зависимость Казахстана от транснациональных компаний приобрела совершенно гипертрофированный размер. Этот процесс запустили в первой половине девяностых. Не будет преувеличением сказать, что система, при которой Казахстан перестал быть хозяином своих сырьевых ресурсов, сформировалась к началу 2000 г.

– Можно ли как-то построить новую систему и уменьшить зависимость от западных транснациональных корпораций?

– Просто так существующую систему не перестроить, она закреплена документально. В январе 2022 г. казалось, что Токаев начнет перестраивать старую систему: делать ее национально ориентированной, уходить от старых кабальных соглашений. Парадокс в том, что и сам он приложил руку к формированию этой системы: когда руководил МИД и когда занимал премьерский пост. Да и просто, будучи человеком из «двадцатки» первого президента, Токаев решал текущие задачи для того, чтобы эта система работала.

– В последнее время Запад активно пытается получить контроль над производством редкоземельных металлов в Казахстане. Так, немецкая компания HMS Bergbau AG планирует вложить $700 млн в добычу лития в Казахстане после обретения контроля над местным предприятием. С чем это связано?

– Запад хочет в лице Казахстана найти альтернативу Китаю и России, создать новую минеральную базу: чтобы за четверть реальной цены выкачивать редкоземельные металлы. Они необходимы для гражданских и военных секторов промышленности Запада. Последняя демонстрация Китаем способности реально перекрыть поставки редкозема вынуждают Запад пытаться искать новые площадки, чтобы если не заменить, то хотя бы смягчить потенциальный дефицит.

Для казахстанской элиты, которая принимает решения, это, с одной стороны, продолжение многовекторной политики, когда «мы и с Москвой, и с Пекином, и с Брюсселем, и с Вашингтоном». С другой стороны, они не могут поступить иначе: это некая «страховка». Будучи связанным через транснациональные корпорации с Казахстаном и получая бонусы от дешевого казахстанского сырья, Запад будет менее заинтересован в том, чтобы изнутри раскачивать ситуацию, делать из Казахстана «вторую Украину». Продавая по дешевке свой никель, молибден и литий, казахи в какой-то степени защищают то положение, которое сейчас занимает республика.

Есть и личностный, субъективный аспект. Значительная часть казахстанских элит включена в мировую систему экономического распределения. Люди из исполнительной и законодательной власти имеют второе, часто не афишируемое, гражданство, учат в этих странах детей, имеют там недвижимость. Элиты рассчитывают, что Казахстан, оставаясь «ласковым теленком», который пытается сосать четырех «маток», останется в выигрыше. Уроки других стран не учат Казахстан. Это тоже укладывается в рамки стремления сохранить модель экономического развития страны, которую в самом Казахстане мало кто критикует.

Когда говорят о «колониальной зависимости», всегда имеют в виду либо русских, либо китайцев. Никто не говорит о том, что сейчас в республике работает система неоколониальной зависимости от стран Запада, реализуемая через сотрудничество с транснациональными компаниями. Такие вещи говорить в Казахстане опасно, и эти темы стараются не эскалировать.

Ожидать того, что нынешнее казахстанское руководство постарается эту систему поменять, можно, но это, скорее, похоже на восстание пчел против меда. Вся чиновничья вертикаль выстроена на философии абсолютной безальтернативности в отношении сложившейся системы.

– Не так давно власти Казахстана подали иски против Exxon и Shell. Возможно, это знаменует перемены?

– Система подачи исков в различные инстанции не нова: Министерство экологии или другие экологические ведомства периодически эти вопросы поднимали и при Назарбаеве. Стабильно раз в год такое происходит. Исход один: транснациональные корпорации с барского плеча сбрасывают какие-то деньги, совершенно ничтожные для них, но о кардинальном пересмотре ключевых договоренностей речь не шла и не идет.

Беседовала Ольга Вишняк