Эскалация интеграции. Почему поспорили премьер-министры Беларуси и России

7 марта в Бишкеке состоялось первое в этом году заседание Межправительственного совета ЕАЭС. Главы правительств стран-участниц Евразийского экономического союза обсудили ряд интеграционных вопросов. Но главным информационным поводом стала критика в адрес России и ЕАЭС, высказанная белорусским премьер-министром Андреем Кобяковым. Глава правительства РФ Дмитрий Медведев парировал. Что стоит за пикировкой глав правительств, и почему ЕАЭС вплотную приблизился к опасному прецеденту?

В чем суть спора?

Андрей Кобяков и Дмитрий Медведев разошлись в оценках евразийской интеграции и российско-белорусских отношений. Белорусский премьер-министр Кобяков заявил, что «проблемы в двусторонних отношениях [Беларуси и России – прим. «ЕЭ»] фундаментально влияют на наше участие в многосторонних интеграционных процессах. Мы не разделяем эти два трека». Кобяков обвинил Евразийскую экономическую комиссию в «бездействии», говоря о проблемах в нефтегазовой сфере. Речь идет о тянущемся с 2016 г. споре Минска и Москвы о цене на российский газ.

Дмитрий Медведев, отвечая на критику белорусского коллеги, обратил внимание, что Беларусь сегодня покупает газ по значительно более низким ценам, чем другие европейские потребители. Кроме того, Минск в одностороннем порядке в 2016 г. снизил платежи за газ «Газпрому», настаивая на равных ценах для внутрироссийских и белорусских потребителей. К слову, на заседании в Бишкеке Кобяков подтвердил, что переход к единому рынку газа в ЕАЭС (а, значит, и общим ценам) запланирован к 2025 г.

Медведев выразил озабоченность тем, что Минск переносит «проблемы двусторонних отношений на многостороннюю площадку» ЕАЭС. «Здесь мы рассматриваем вопросы, которые касаются абсолютно всех, а не только двух сторон, и ни одна из сторон не должна пытаться совершать размены за общий счет», – заявил российский премьер-министр.

Премьер-министр Беларуси не ограничился проблемами в двусторонних переговорах с Москвой, и указал на «эскалацию ограничений» в ЕАЭС, а именно – появление новых барьеров в торговле и национальные программы импортозамещения, «в которых товары, произведенные в других странах ЕАЭС, почему-то оказываются чужеродными».

Торг на наднациональном уровне

Хозяйственные споры – дело вполне обычное для российско-белорусских отношений. Стороны неизменно находили развязки и наверняка найдут их на этот раз. Логично, что белорусское руководство стремится найти рычаги воздействия, чтобы получить от российских партнеров более выгодные коммерческие условия.

Никто не отрицает, что Беларусь получает российскую нефть и газ по очень выгодным ценам, если сравнивать с соседними странами, Европой, СНГ. Это позволяет не только экономить, но и зарабатывать миллиарды долларов на продаже нефтепродуктов, произведенных из дешевой российской нефти. Вместе с тем, это не отменяет необходимость продвижения РФ и РБ к равным ценам на газ в рамках энергосоюза к 2025 г.

Основной посыл в ответе Медведева на критику со стороны Кобякова заключался в том, что не следует выносить двусторонние споры на уровень Евразийского союза, где помимо России есть еще и другие участники. Речь идет, например, о Таможенном кодексе ЕАЭС, подписанном всеми государствами-участниками союза, кроме Беларуси. В итоге из-за российско-белорусских противоречий страдают все члены объединения.

Хорошо для тактики – плохо для стратегии

Стремление Минска использовать площадку ЕАЭС, чтобы усилить свою позицию на переговорах с Москвой, объяснимо с точки зрения тактики. Но насколько эти действия эффективны с точки зрения стратегии?

Показательно, что после февральской пресс-конференции Лукашенко, где он подверг критике Россию, Кремль подчеркнул стратегический характер отношений с Минском, ответив на критику прямо и детально. Так бывает редко.

Владимир Путин во время недавнего визита в Бишкек вновь вернулся к этой теме. И вновь была подчеркнута стратегическая ценность отношений с Беларусью. Принципиальные оценки были даны. Без каких-либо обвинений, унижений или претензий.

Вынося двусторонние споры на общеевразийский уровень, не удастся получить стратегических выигрышей. Ведь поддавшись на такое давление хотя бы раз, мы заложим мину под Евразийский союз, создав опасный прецедент на самом старте.

В этом случае станет очевидно, что Евразийский союз – это не только общий проект развития, но и рычаг для решения двусторонних споров. А таких споров между участниками есть немало, на российско-белорусских противоречиях свет клином не сошелся. Поэтому прецедент создавать не будут.

И уж точно кризис ЕАЭС не в долгосрочных интересах Минска, выигравшего больше всего в экономическом плане от интеграции за счет рынка сбыта, энергетики и финансового сотрудничества.

У каждой из стран ЕАЭС есть свои особые отношения с Россией и свои причины присоединиться к ЕАЭС. На российско-белорусские споры они смотрят часто снисходительно, как на локальные «славянские разборки». Примерно так же, как в Минске могут восприниматься претензии Армении к ОДКБ.

Минск и Москва в конечном итоге найдут компромисс. Однако если спор выйдет на общеевразийский уровень, это отсрочит его разрешение, подтачивая доверие в двусторонних отношениях. А это уже вопросы стратегии.

Возможно, стоит уже сегодня задуматься, как российско-белорусские отношения будут строиться после преодоления нефтегазового спора? Подумать о том, какими эти отношения будут через 5, 10 лет? Состояние «ни интеграции, ни дезинтеграции» может казаться выигрышным тактически, но в стратегическим смысле проигрышно. Оно создаст неопределенность, отпугивающую любые крупные проекты и инвестиции. Об этом стоит серьезно подумать и в Москве, и в Минске.

Вячеслав Сутырин