«Третий региональный порядок»: как изменились политические расклады в Закавказье в 2020 году

Для Закавказья уходящий год был богат на события, а под конец и вовсе и принес с собой значительные изменения в регионе. Напряженность между Ереваном и Баку вылилась в войну в Карабахе, а ее итоги привели к протестам в Армении и требованиям отставки некогда популярного премьер-министра Никола Пашиняна. Неспокойной была внутриполитическая ситуация и в Абхазии, Южной Осетии и Грузии. При этом сразу в нескольких странах региона прошли парламентские выборы. О том, как все эти события поменяли политические расклады в Закавказье и чего ждать от региона далее, читайте в статье ведущего научного сотрудника Института международных исследований МГИМО МИД России, главного редактора журнала «Международная аналитика» Сергея Маркедонова.

2020 г. в Закавказье был, наверное, самым турбулентным в уходящем десятилетии. Он начинался под аккомпанемент массовых протестных акций в Абхазии и завершается новым статус-кво в Нагорном Карабахе. В армяно-азербайджанский конфликт, который долгое время оставался в большей степени региональным противостоянием, добавился геополитический фактор. При этом, в отличие от Абхазии и Южной Осетии, он не был напрямую связан с конфронтацией между Россией и Западом.

Более активное, чем прежде, военно-политическое вовлечение Турции в карабахские дела значительно изменило расклад сил на Кавказе. И хотя на ее фоне позиция Ирана выглядела куда более аккуратной и сбалансированной, Исламской Республике также удалось обозначить ряд принципиальных «красных линий».

Будучи увлеченными президентской избирательной кампанией, США, казалось бы, вышли из кавказской игры – но это кажущийся абсентеизм. Вашингтон не готов к тому, чтобы позволить вершить дела Евразии без его участия, и потому возвращение американцев на Кавказ – дело ближайшего будущего.

В 2020 г. в Азербайджане и Грузии прошли парламентские избирательные кампании. В Армении выборов не было, но Ереван был вовлечен в изменение политического ландшафта в непризнанной Нагорно-Карабахской республике. Не менее важным стало принятие поправок в конституцию страны, что фактически способствовало подчинению Конституционного суда воле правительства. И, наконец, катастрофическое поражение во второй карабахской войне привело к массовым протестам с требованиями отставки кабинета Никола Пашиняна.

Кроме того, все страны Кавказа на протяжении года с большим или меньшим успехом противостояли пандемии коронавирусной инфекции. Однако проблемы и конфликты, в избытке присутствующие в регионе, из-за наступления COVID-19 не только не исчезли из повестки дня, а напротив, актуализировались.

Третий региональный порядок

Уходящий год принес на Кавказ новый статус-кво, третий по счету после распада СССР. Первый был непосредственно связан с процессом раздела советского наследства. Он был сформирован по линиям двух противостояний (центр – союзная республика и союзная республика – автономия). В результате волны этнополитических конфликтов, которые в 1992-1994 гг. были заморожены, сформировался первый региональный порядок.

Он был сломан в 2004-2008 гг., когда некоторыми участниками кавказской игры с помощью внешних сил были предприняты попытки «разморозки» конфликтов в свою пользу. Поскольку ценой вопроса в этом случае была минимизация российского присутствия в Закавказье, Москва отреагировала жестко. Как следствие, создание прецедента признания бывших автономий в качестве независимых государств и появление второго регионального порядка.

В августе 2008 г. логика сецессии и ревизионизма торжествовала. Двенадцать лет спустя утверждалась логика прямо противоположная.

Если в 2008 г. Грузия теряла свои бывшие автономии, то в 2020 г. Азербайджан силовым методом восстанавливал контроль над утраченными территориями и заметно преуспел в этом, вернув семь районов, ранее занятых армянскими силами, а также ряд территорий бывшей НКАО (Шуша, села Гадрутского, Мардакертского и Мартунинского районов). Вслед за Россией, которая после шести лет де-факто пребывания Чечни вне ее состава вернула свой контроль над ней, Азербайджан стал вторым на постсоветском пространстве государством, продвинувшимся по пути восстановления утраченной территориальной целостности.

В третьем региональном порядке значительно выросла роль Турции и Ирана. Анкара наряду с Москвой теперь обеспечивает военное присутствие в регионе, а Тегеран, в свою очередь, жестко фиксирует: вмешательство внешних сил (под которыми понимаются все, кроме сил Исламской Республики, Турции и России) в разрешение кавказских конфликтов невозможно; невозможен и экспорт ближневосточной нестабильности в виде перемещения боевиков-джихадистов из Сирии в Закавказье.

Иран ревностно относится к роли Турции как геополитического патрона Азербайджана: об этом красноречиво свидетельствует реакция МИД Исламской Республики на выступление президента Турции Реджепа Эрдогана во время «парада победы» в Баку. Упоминание о спорных границах даже в контексте цитаты из поэмы Бахтияра Вагабзаде «Гюлистан» вызвала серьезную обеспокоенность Тегерана.

Впрочем, вопрос о границах помимо историко-поэтических реминисценций имеет и актуальный политический контекст. Речь, прежде всего, о делимитации границ между Арменией и Азербайджаном сегодня и в ближайшем будущем. После распада СССР полноценного межевания между двумя республиками не было, границы во многом держались на статус-кво по итогам первой карабахской войны, завершившейся в мае 1994 г. Но в 2020 г. положение дел радикально изменилось, и делимитация теперь находится в одном пакете с окончательным урегулированием карабахского конфликта. Излишне говорить, что в Армении, проигравшей вторую войну за Карабах, любые уступки на сюникском направлении чреваты серьезными внутриполитическими потрясениями.

После распада СССР в Закавказье были миротворческие миссии – они имели место в Южной Осетии и в Абхазии, но в Нагорном Карабахе их до 2020 г. не было. По завершении нового армяно-азербайджанского противостояния российская миротворческая миссия начала свою работу в этой части региона. Срок ее пребывания ограничен пятью годами, но уже сегодня вокруг нее возникает много вопросов.

В США присутствие российских военных (даже с миротворческими целями) рассматривается как укрепление России, не соответствующее американским интересам. Впрочем, и турецкое присутствие в Азербайджане американцам не слишком нравится, как и инициированная Эрдоганом Кавказская платформа безопасности (какой бы популистской по форме она ни казалась).

И в этом плане показательно, что 22 декабря 2020 г. в Конгрессе США был представлен законопроект, который, среди прочего, предполагает проведение американским разведсообществом специальной работы по оценке причин эскалации армяно-азербайджанского конфликта и подготовке плана действий по итогам осеннего противостояния. Конгрессмены говорят о необходимости уточнения интересов Вашингтона, тщательном изучении опыта всех значительных инцидентов, имевших место до 2020 г. Как тут не вспомнить слова Джо Байдена, сказанные им в пылу предвыборной борьбы, о том, что не следует уступать лидерство на карабахском треке России.

Азербайджан, Армения, Грузия: внутренние процессы

Насколько бы важными ни были этнополитические конфликты и международное вмешательство в них, только ими динамика 2020 г. в Закавказье не исчерпывалась. В феврале в Азербайджане состоялись парламентские выборы. На первый взгляд, в президентской республике с тщательно выстроенной властной вертикалью кампании по выборам в высший законодательный орган власти не так уж важны. Тем более что идея роспуска Милли-меджлиса (однопалатного парламента) и проведения досрочных выборов принадлежала правящей партии «Ени/Новый Азербайджан», она же и получила большинство по итогам голосования. Следовательно, «командные высоты» остаются за властью.

Но при более пристальном анализе обнаруживается несколько важных моментов, на которые следовало бы обратить внимание. Избирательная гонка-2020 стала составной частью общей стратегии обновления властной команды. Стартовала она еще в 2018 г., когда после досрочных президентских выборов в отставку ушел премьер-министр Артур Расизаде, один из тех политических тяжеловесов, которые стояли вокруг Гейдара Алиева, отца нынешнего азербайджанского лидера Ильхама Алиева. В 2019 г. политический олимп в Баку покинули Рамиз Мехтиев, Али Гасанов, Новруз Мамедов – чиновники, которых называли «серыми кардиналами» и «идеологами» власти. В 2020 г. правящая фракция в парламенте Азербайджана также была обновлена.

И хотя все другие партии получили только десять мест, а ведущая оппозиционная сила «Республиканская альтернатива» – всего одно, хотя бы формально десятилетнее отсутствие оппонентов власти в Милли-меджлисе было прервано.

Совсем в иных условиях состоялись парламентские выборы в Грузии. Они проходили в жесткой конкурентной борьбе, интрига сохранялась до самого дня голосования. Эта кампания была главной в четырехлетнем политическом цикле, и поэтому вхождение в избирательную гонку началось задолго до ее официального старта. Итоги голосования отразили ряд принципиальных внутриполитических трендов страны: победу одержала «Грузинская мечта». Это первый случай в постсоветской истории Грузии, когда партия власти выигрывает третий раз кряду.

При этом в обществе есть запрос на оппозиционные мнения, и то, что все силы, представляющие оппозицию, отказались от участия в работе вновь избранного парламента, говорит о многом. Однако оппоненты власти расколоты. Трудно найти более далекие в идеологическом плане силы, чем «Альянс патриотов» и «Единое национальное движение». Их общая база – выступать против власти, но стань завтра властью «националы», «патриоты» немедленно займут оппозиционную линию.

Выборы показали и исчерпанность ресурса Михаила Саакашвили. Его участие в кампании как потенциального претендента на премьерский пост скорее не усилило, а ослабило оппозицию. Восприятие фигуры экс-президента Грузии внутри страны чрезвычайно полярно, и оно работает больше не на объединение оппонентов действующей власти, а на их фрагментацию. Да и на Западе от экстравагантного Саакашвили сильно устали. И потому, имея массу претензий к фактическому руководителю страны Бидзине Иванишвили и кабинету Георгия Гахарии, США и ЕС готовы поддержать их, так как линия Тбилиси на евроатлантическую солидарность в их правление остается неизменной.

Внутриполитическое развитие Армении в 2020 г. имело несколько принципиальных отличий от динамики в соседних странах.

Наверное, не случись карабахской катастрофы, Никол Пашинян имел бы все шансы закончить год как успешный политик.

К лету ему удалось завершить второй этап «бархатной революции», поставив под контроль судебную ветвь власти. Санитарно-эпидемиологические ограничения в связи с пандемией, скорее, помогли ему в этом. Назначенный на апрель референдум по поправкам о порядке формирования Конституционного суда не состоялся. Изменения же в Конституцию были впервые в постсоветской армянской истории приняты парламентом, а не в ходе всенародного волеизъявления.

Пашиняну также удалось добиться смены власти в Степанакерте, который он рассматривал как источник опасной фронды. Понятное дело, выборы, прошедшие в непризнанной НКР, не были полностью его сценарной разработкой. Однако и отрицать вовлечение Пашиняна в кампанию невозможно. Другой вопрос, что смена Бако Саакяна на Араика Арутюняна в итоге не предотвратила ни слом статус-кво в Карабахе, ни тяжелое военное поражение. Принятие же совместного заявления о прекращении огня 10 ноября открыло период антипашиняновских протестов.

Оппозиция объединилась вокруг фигуры ветерана армянской политики, экс-премьера и бывшего министра обороны Вазгена Манукяна. Но и перед ней – даже в случае ухода нынешнего главы правительства – открываются не самые блестящие перспективы с точки зрения популярности. Именно ему придется решать вопросы делимитации и демаркации границы, а также существовать с условиями ноябрьского соглашения по Карабаху. Внешних сил, которые согласились бы сломать третий региональный порядок в пользу Еревана, пока нет, а собственных ресурсов для этого явно недостаточно.

Абхазия и Южная Осетия: год под знаком протестов

2020 г. для двух частично признанных республик можно безо всякого преувеличения назвать годом протеста. В то же время нельзя не отметить, что массовые акции в Абхазии и Южной Осетии продолжили прошлогодние тренды. При этом протесты в двух республиках имеют свои принципиальные отличия.

В Абхазии они разворачивались вокруг итогов президентской избирательной кампании. В этой республике досрочные выборы – не новость, но такого, чтобы президент покидал свой пост через три месяца после инаугурации, еще не было. В марте в Абхазии прошли досрочные выборы, победу в которых одержал Аслан Бжания – тот самый, что в 2019 г. мог стать фаворитом избирательной гонки, но из-за отравления (до сих пор сопровождаемого многочисленными версиями и слухами) не принял в ней участие. На волне протестов и завышенных общественных ожиданий ему удалось консолидировать вокруг себя всех тех, кто был по разным причинам недоволен политикой Рауля Хаджимбы (Сергея Шамбу, Александра Анкваба), тогда как двум другим его оппонентам Адгуру Ардзинбе и Леониду Дзяпшбе было изначально трудно выступать с принципиально отличной программой. Первому – как человеку, так или иначе аффилированному с прежней властью, а второму – как популисту.

Бжания победил, он достиг цели, к которой шел долгие годы и не по своей вине был остановлен на этом пути. Но теперь перед ним встали такие непростые задачи, как улучшение экономического положения, декриминализация не только власти, но и общества. В противном случае протестные акции могут повториться на новом витке.

В Южной Осетии протесты в 2020 г. изначально не имели привязки к политике и к выборам, но по мере их развития стали политизироваться. В конце августа – начале сентября 2020 г. известный общественный деятель, депутат нескольких созывов югоосетинского парламента Вячеслав Гобозов назвал события в Цхинвали «революцией справедливости». Поводом для массовых акций в столице Южной Осетии стала смерть тридцатилетнего Инала Джабиева, задержанного по делу о покушении на министра внутренних дел республики. Но после того как в социальных сетях были распространены фото со следами побоев, общественный протест вылился на улицы.

Казалось бы, после ухода в отставку главы МВД Игоря Наниева, а за ним и главы всего правительства Эрика Пухаева вместе с другими министрами, ситуация должна была успокоиться. Но под занавес 2020 г. в Цхинвали наблюдалась новая общественная активизация. Остроты ситуации добавило задержание брата Инала Джабиева, Ацамаза, которого подозревают в вымогательстве. Естественно, родственники с такой оценкой не согласны, как и с результатами экспертизы, которая была проведена на российской территории и установила, что причина смерти Инала связана с сердечной деятельностью, а не с побоями вследствие неадекватного правоприменения.

Ключевая проблема здесь – отсутствие доверия к правоохранительной, пенитенциарной системе и власти в целом. Тем более что в 2019 г. в Цхинвали уже имели место протесты по схожим сюжетам. Конечно, такие сложные проблемы не решаются за один день и даже месяц. Но сам «казус Джабиева» станет серьезным тестом для югоосетинской власти на обозримую перспективу.

Сергей Маркедонов, ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика»