«Мир островов». Интеграционные проекты в эпоху «коронакризиса»

Экономический кризис, вызванный пандемией, уже сейчас вполне может сравняться или превзойти 2008 г. По прогнозам экономика Германии в 2020 г. может сократиться на 20%. Во втором квартале этого года экономика США может упасть на 10-13% (для сравнения, самое большое квартальное падение в кризис 2008-2009 гг. составило 8,4%).

Известно, что индикаторы приближающегося экономического кризиса проявились еще в 2019 г. и стали заметны в Китае в начале 2020 г., когда о коронавирусе мало кто знал. Насколько кризис будет затяжной, экономисты предсказывать пока не берутся. Но ряд новых тенденций уже проясняется.

1. Удар пандемии ставит под вопрос выживание Евросоюза как объединения. Последствия 2008 г. – кризис еврозоны, подъем популизма, развод с Великобританией. Сегодня у Юга ЕС нет достаточных ресурсов и суверенных финансовых полномочий, чтобы самостоятельно выйти из кризиса. Раскол внутри ЕС усугубится, акции евроскептиков и радикалов снова пойдут вверх. Удастся ли Брюсселю и стоящему за ним Берлину навязать Италии такие же кабальные условия как когда-то Греции? Итальянские и испанские элиты требуют «новый план Маршалла» для выхода из кризиса, в противном случае они могут выйти из еврозоны.

Заплатить придется Германии. Де-факто речь идет о завершении оформления «европейской империи» Берлина. Хватит ли у самой Германии политического единства и воли для таких эпохальных решений? Вполне возможно, что хватит, если экономический спад не спровоцирует глубокий политический раскол внутри самой Германии.

2. Евразийский союз – система менее жесткая и иерархичная, чем ЕС, и более адаптивная, поэтому кризис не создает экзистенциальной угрозы. Да, перемещение граждан между странами ограничено, что ударило по трудовой миграции, но беспошлинная торговля остается. Перемещение людей будет восстановлено после завершения острой фазы.

Кризис требует быстроты принятия решений, поэтому интеграция с ее долгими согласованиями интересов пока будет поставлена на паузу. Но на следующем шаге между Россией и рядом соседних государств включится другая логика.

Сегодня мало кто рассчитывает, что после кризиса восторжествует международное право и солидарность. Запрет Франции и Германии на экспорт медоборудования в ответ на просьбу Италии – отнюдь не «шоковый» рефлекс. Уже и возможный арест китайской собственности в США мало кого удивит.

Некоторым участникам ЕАЭС может потребоваться срочная финансовая поддержка. После завершения острой фазы кризиса нужны будут инвестиции, чтобы перезапустить рост и спасти национальных производителей. Вкупе с нарастанием международной отчужденности и конфронтации это потребует углубления евразийской интеграции, в том числе в сфере политики и безопасности.

3. Банкротство ультралиберализма. Кризис заставит государства запустить нерыночные меры поддержки стратегических предприятий и элементы «нового социализма» (раздача денег населению). В ЕС обсуждаются сценарии «обобществления собственности» путем национализации. Изменится отношение к «социалке» – теперь это не избыточные расходы, а страховка на случай кризиса (например, такой показатель как количество мест в больницах). Как пишет экономист Василий Колташов, мир поворачивает от неолиберализма и дерегулирования к национальному прагматизму – неомеркантилизму.

4. Межгосударственный дарвинизм вместо «международного сообщества». Коронавирус – проверка и шанс для государств, свидетельство, что они остаются главными субъектами в мире. Цифровые ТНК – Facebook и Apple – при всем их имидже «новых правителей мира» не обеспечат физическое закрытие границ, строительство больниц и подготовку врачей. Нравится это кому-то или нет, но в обозримом будущем государства будут судить по дееспособности (защита граждан, экономики, территории), отнюдь не по демократичности.

Мы находимся в начале кризисной волны. Если она окажется долгосрочной, то запустит период естественного отбора государств, дарвинистское разделение на тех, кто «смог», и кто «не смог» приспособиться к новой реальности. Уже ясно, что вслед за экономическим и эпидемиологическим кризисом придет кризис политический и обострение международной конкуренции.

У России, при всех сложностях, хорошие условия для прохождения кризиса с выходом на траекторию роста. Последние 6 лет страна развивалась в режиме наращивания самодостаточности из-за «санкционной войны» – и добилась значительных результатов по обеспеченности продовольствием и критическим оборудованием, рекордно снизились внешние заимствования. Россия обладает базовым набором для жизни в эпоху после кризиса – сильной армией, природными ресурсами, историческим опытом мобилизационных моделей и хорошими золотовалютными резервами.

5. «Мир островов». Даже если в результате кризиса не случится второй катастрофы глобализации (первая, как считают некоторые историки, произошла в 1914 г.), широкая перегруппировка сил неизбежна. Кто сумеет удержать ситуацию, адаптироваться быстрее остальных, займет освободившиеся в кризис геоэкономические и геополитические ниши.

Малые и средние государства будут нуждаться в поддержке крупных больше, чем когда-либо за последние 30 лет. Нейтралитет «пограничных» государств в новых условиях будет равносилен нахождению за бортом геоэкономических платформ – в ситуации, когда им никто ничего не должен.

Ускорение международных процессов приведет к сокращению роли многосторонних форматов выработки решений. Они останутся, но будут острее чем прежде нуждаться в государстве-лидере, способном обеспечить быстрые и сложные решения, а также оказывать соседним странам услуги в сфере стабилизации и безопасности.

Эта логика предполагает формирование вокруг субъектов мировой политики – США, Китая, России, Евросоюза (Германии), возможно, Индии, сообществ полуостровного типа. Дмитрий Евставьев пишет о формировании макрорегионов. Можно назвать эти образования союзами или интеграционными блоками. Но вряд ли это будут блоки в формате жесткой казарменной дисциплины. Формат скорее будет «средневековым» – сложносоставные пространства асимметричных связей и взаимозависимости, но с единым центром.

Вячеслав Сутырин