Москва сделала геостратегический выбор поддерживать Минск.
Дипломат: Россия - всегда противник для натовских «ястребов»
Российский дипломат, бывший замдиректора Четвертого и Второго департаментов СНГ МИД РФ и первый российский глава миссии ОБСЕ на постсоветском пространстве, профессор РГГУ Владимир Пряхин в интервью «Евразия.Эксперт» о том, почему единое пространство безопасности в Европе так и не получилось создать, как ОБСЕ в «девяностых» мыслилось в качестве надзорного органа за «оккупированными» в холодной войне территориями и где искать выход из текущего кризиса в отношениях России и Запада. Откровенный рассказ очевидца и участника событий.
В «девяностых» на Западе шла дискуссия о том, что ОБСЕ могла бы взять на себя часть функций НАТО, тем самым окончательно сняв проблему закрытых военных блоков в Европе после расформирования Организации Варшавского договора. Почему эти идеи так и остались на бумаге?
Идея превращения европейского пространства в единую зону безопасности принадлежит не Западу, а России. В рамках мероприятий Будапештского саммита 1994 г. посол Юрий Викторович Ушаков прямо сказал, что так как Варшавского договора больше нет, отпадает необходимость существования и НАТО. ОБСЕ может стать системообразующей организацией для безопасности в Европе.
Запад видел систему европейской безопасности с самого начала скорее как систему поглощения России и ее бывших союзников по Варшавскому договору в свои структуры на правах подчиненных партнеров.
Никто от структуры НАТО и не думал отказываться. Россия фактически никогда не переставала рассматриваться натовскими «ястребами» как потенциальный противник.
На что надеялась Москва, когда выдвигала идею включения России в европейскую систему безопасности?
Идея присоединения России к европейской системе безопасности – это вечное. И Сталин, и Хрущев, и Брежнев, и Ельцин, и Путин этот вопрос ставили. Но совершенно в другом ракурсе – в плане отношений равных партнеров. И неизбежно получали вежливый формальный отказ. Нам давали понять, что не для того НАТО создавалось, чтобы СССР или Россию туда принимать на равных правах.
В Будапеште произошла дипломатическая рокировка предложениями, попытка найти компромисс. Россия в 1994 г. лежала в развалинах. Белый дом на Краснопресненской набережной еще чернел зияющими дырами окон. В этой обстановке Запад смотрел на Россию примерно так: «Все равно они развалятся: Чечня и Северный Кавказ отвалятся, Сибирь купим за 22 трлн долларов». Эту цену западные агенты влияния объявили по одному из московских телеканалов.
Поэтому принимая решение о преобразовании Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), которое на дипломатическом жаргоне называли «бродячим цирком», в Организацию по безопасности в Европе (ОБСЕ) в 1994 г., стороны имели в виду противоположные цели. Для России цель была превратить новую организацию в мощную интегральную системообразующую структуру безопасности в Евро-Атлантике. Но Запад понимал это по-другому.
ОБСЕ с ее полевыми миссиями в каждой из постсоветских стран мыслилась как некий надзорный орган над «оккупированными» в холодной войне территориями.
По сути, речь шла о прикрытии негласно вводимого «комендатурного режима» на постсоветском пространстве. Должен при этом оговориться, что это, так сказать, упрощенная схема. На Западе, как и у нас, было не так уж мало идеалистов, искренне веривших в возможность создания единой системы европейской безопасности. Воздействию этих «голубей» на реальную политику Запада был положен конец несколько позже.
Почему план «оккупированных территорий» не сработал?
Не прошло и двух недель после Будапештского саммита как внезапно взорвалась бомба, которая всю эту систему и разрушила, запустив новые процессы на десятилетия вперед. Россия начала первую чеченскую кампанию. Это было непостижимо для западных дипломатов. Вот лежит поверженный противник, с которого снять осталось только сапоги, и вдруг этот труп начинает шевелиться.
В сухом остатке Россия заявила, что она не смирилась со своей политической гибелью как державы с глобальной ответственностью, и дальше она распадаться не намерена. К тому времени уже открыли на Западе Группу содействия по Чечне, которая должна была помочь ей отвалиться от России. Однако Москва проявила волю к сохранению территориальной целостности.
Дальше события еще долгое время развивались по сценарию становления «комендатурного режима». Во всех постсоветских республиках были учреждены полевые миссии ОБСЕ. На конец 2001 г., например, из 1200 должностей в миссиях и других присутствиях ОБСЕ, расположенных, как правило, в конфликтных зонах или с целью предотвращения возможных конфликтов 504 или свыше 40 процентов приходилось на США (184), Германию (136), Великобританию (109) и Францию (75).
Если при этом принять во внимание, что представители этих стран занимали более половины руководящих должностей в полевых присутствиях, то доминирование «основных государств» в миссиях очевидно. На весь аппарат полевых присутствий ОБСЕ, приходилось всего 24 гражданина России. Первый российский глава на должность главы полевого присутствия ОБСЕ был назначен только в 2003 г. Одной из главных функций ОБСЕ на постсоветском пространстве стало наблюдение за соблюдением прав человека и, прежде всего, мониторинг выборов.
Фактически, создавался инструмент признания внешними силами итогов выборов в суверенных странах, позволяющий оказывать на них определяющее влияние. Так это выглядело в 1994 г. в глазах многих западных политиков.
Данный режим стал проваливаться именно в полевых присутствиях. Западники торопились принять страны Прибалтики в НАТО и ЕС. Для этого они должны были вывести миссии ОБСЕ. Ведь их присутствие свидетельствовало о недостатках в сфере прав человека. Миссии в Риге и Таллине были закрыты. Но тут Запад переоценил терпение России.
Как именно произошел разрыв с Западом?
Я был свидетелем того, какие драмы разыгрывались в зале постоянного совета ОБСЕ. В Риге на улицу выходят 30 тысяч русскоязычных, требуя оставить миссию, Россия протестует. Запад, не посмотрев на нас, закрывает миссии. Это переполнило чашу терпения Москвы. В ответ мы прекратили работу Группы содействия в Чечне. Дальше – больше, и Беларусь сыграла здесь большую роль.
В 1998 г. было принято решение об открытии Консультативно-наблюдательной группы ОБСЕ в Минске, которая фактически выполняла функции полевой миссии. У этой группы начались трудности с Александром Лукашенко. Группу возглавил посол Ханс-Георг Вик, профессиональный разведчик и дипломат, руководитель Федеральной разведывательной службы в 1985—1990 гг.
Он взял курс на то, чтобы Батьку убрать с белорусского политического поля, что было неприемлемо для белорусского и российского руководства.
Появилась еще одна трещина в отношениях России с западными партнерами. В итоге в 2001 г. Вена вынуждена была отозвать немецкого дипломата из Беларуси.
Сколько продлится текущий кризис в отношениях Запада и России?
Противоречия сохранятся еще длительное время, они всегда были. Но есть факторы, толкающие нас к партнерству, и значение их будет возрастать – международный терроризм, миграция, энергетика, продовольственная проблема, растущая пропасть между бедными и богатыми и т.д. Каждая из этих проблем по отдельности грозит суицидом всему международному сообществу. Мир объективно нуждается в радикальном повышении уровня глобального управления, но не как реализации концепции Pax Americana, а на демократической полицентрической основе.
В схематическом плане отношений в четырехугольнике «Россия, Европа, США, Китай» мы видим, что простое подчинение Европы США, которое произошло после холодной войны, ведет к появлению на международном пространстве альянса «всадника и лошади». По образному выражению Марин Ле Пен, некоторые европейские политики стали «американскими пуделями».
С другой стороны, теряя Европу как партнера мы вынуждены смещать свои политические и экономические приоритеты на Восток, что тоже в какой-то степени снижает нашу свободу маневрирования на международной арене. Таким образом ни Европу, ни Россию схема американсокого доминирования в Европе не устраивает.
Как найти выход из сложившейся ситуации?
Ясно, что Евросоюзу и России происходящее невыгодно. Это даже Китаю и США, в конечном итоге, невыгодно. Возникает разделительная полоса, которая означает, что рано или поздно Вашингтон и Пекин должны столкнуться с непредсказуемыми последствиями. Я уже не говорю про Европу и Россию, которые могут оказаться жертвами подобного противостояния.
Есть возможность развернуть схему наоборот. Если мы интегрируемся с Европой в едином пространстве безопасности, то у нас налицо союз двух равных партнеров. Пока рижским и таллинским политикам с подачи «дяди Сэма» удается запугать европейцев российской угрозой: «страшный бородатый Иван с большой ядерной дубиной нас всех уничтожит».
Но в Европе прекрасно понимают, что страны ЕС превосходит Россию по военным параметрам в пропорции примерно 1 к 8, а НАТО – в пропорции 1 к 16. Конечно, это сухая статистика, которая не учитывает реальную боеготовность и политическую волю к применению всех силовых средств. Тем не менее, эта статистика хорошо известна в Евросоюзе ответственным лицам. Как впрочем и то, что Россия ни на кого нападать не намерена, но отпор дать может.
Времена, когда 20 советских танковых дивизий в ГДР могли в течение двух суточных переходов дойти до Атлантики, давно миновали. Граница сейчас под Смоленском и российские танки сейчас ни для кого угрозы не представляют. У России огромные сырьевые ресурсы. У Европы высокие технологии, в которых мы нуждаемся. Это хорошая объективная почва для сближения. Этой тенденции принадлежит будущее. Надо только преодолеть подпитываемые из-за океана объективные и мнимые трудности – в Восточной Европе, Прибалтике, возможно, вокруг Калининградской области.