Сирийский рубеж. 6 следствий удара США по Сирии

Удар США и их сателлитов по Сирии утром 14 апреля 2018 г. стал наиболее острым внешнеполитическим событием последнего времени. Главный политический вывод из произошедшего состоит в том, что внешняя политика крупнейших держав мира, например, США, Великобритании, Франции, Германии и ряда других, будет в среднесрочной перспективе определяться не столько внешнеполитической логикой и классическими правилами дипломатии, сколько внутриполитическим контекстом. Что в значительной степени делает соблюдение классических дипломатических приличий и надежды на использование дипломатических инструментов и механизмов, как средства сдерживания деструктивных тенденций, излишним.

Выделим шесть главных политических аспектов, выявившихся в ходе подготовки и осуществления удара США по Сирии. Они будут оставаться актуальными еще долгое время, причем не только и не столько в отношении России.

Первое. Ситуация вокруг Сирии продемонстрировала ограниченность военного потенциала США. Наличные силы и средства, сконцентрированные в одном из трех ключевых регионов мира для интересов Америки, оказались достаточными лишь для нанесения разового удара средней силы и интенсивности. США сохраняют ресурс для повторного удара несколько меньшей мощности, но не способны осуществлять военную кампанию в 7-14 суток, по срокам достаточную для значимого ослабления противника, обладающего развитыми и качественно сбалансированными вооруженными силами. Потребуется относительно длительный период концентрации сил, причем противник должен вести себя относительно пассивно и не пытаться осуществить превентивные меры военно-силового характера.

Похоже, что современные американские вооруженные силы не способны к операциям в формате «крупного регионального конфликта», который формально остается основой американского военного планирования. Де-факто вооруженные силы США перестроились под ведение операций по демонстрации силы и устрашения.

Поэтому объявленная Д.Трампом перестройка вооруженных сил и восстановления американского военного могущества может оказаться гораздо глубже и тяжелее, нежели это выглядит сейчас.

Второе. Несмотря на нарастающее внутриэлитное давление, Д.Трамп создает в Вашингтоне систему принятия важнейших политических решений, построенную на концентрации власти в его руках. Из процесса выработки решений исключаются не только все лично нелояльные, но уже и «сомневающиеся». Механизм выработки и принятия политических решений, близкий к единоличному, то есть построенный на доминировании личных отношений и симпатий в противовес институциональному влиянию, коренным образом противоречит не только той системе власти, которая сформировалась в Вашингтоне в период после 2000 г., но и исторически сложившимся принципам.

Обратим внимание, что условно «единоличное» решение Трампа все же было выполнено, а количество и качество утечек относительно принятого решения было умеренным, то есть, не выходило за рамки обычного для американской политики. Попытки оспорить принятое решение как с политической, так и с юридической точки зрения были предприняты уже после нанесения удара и вряд ли имеют хоть какую-то перспективу. Пока единоличность принятия решений касается только внешнеполитической проблематики, что, вероятно, является элементом стратегического компромисса Трампа. Коалиционность принятия решений по внутриэкономическим вопросам (в русле его программы социальной стабилизации, к которой присоединились даже некоторые представители Демократической партии) в обмен на свободу рук во внешней политике.

Важен сам факт слома системы институциональной, бюрократической коллегиальности при выработке важнейших решений. Это будет иметь значительные стратегические последствия, в том числе, и в плане выстраивания отношений США с Россией и другими странами Евразии. Эти отношения становятся куда более непредсказуемыми, нежели когда-либо в истории.

Третье. США не смогли по настоящему вовлечь в поддержку своей операции ни одну из ближневосточных стран. Даже анти-асадовски настроенные страны, такие как Саудовская Аравия, Катар (с базы в котором взлетали американские стратегические бомбардировщики B1), Иордания или ОАЭ проявили показательную политическую сдержанность даже постфактум.

Единственным крупным игроком, который публично поддержал акцию США, оказался Р.-Т.Эрдоган, неприятие Б.Асада у которого носит глубоко личностный характер. Для Эрдогана подобное публичное заявление стало и хорошим способом хотя бы частично смягчить негативные отношения с США. Это говорит о сомнениях в способности США быть эффективной стабилизирующей силой в регионе, а главное – четко выраженной неготовности большинства арабских режимов играть в регионе «на обострение».

Если политический диалог в Сирии будет иметь результаты, сформируются условия для начала (первоначально среди арабских элит) широкого политического диалога при участии внерегиональных посредников (Россия, Китай, Индия, а возможно и некоторые страны ЕС) о новых принципах взаимоотношений стран региона.

Этот диалог может положить конец политической и институциональной деструкции, связанной с т.н. «арабской весной».   

Четвертое. Отметим явное отсутствие экономической мотивации в действиях США вокруг Сирии в отличие от ситуации, характерной для «нулевых» годов.

США сейчас вообще не имеют экономической «повестки дня» в Сирии, причем ни на ближайшую перспективу, ни на отдаленную. Вызывает сомнение наличие у США экономически мотивированного плана действий и в целом на Ближнем Востоке, о чем в Вашингтоне начинают говорить уже открыто.

Возможности управления экономическими процессами вокруг Сирии и в Восточном Средиземноморье у США сейчас ограничены и проведенная военно-силовая акция никак их не усилила.

Осуществляемая администрацией Д.Трампа политика резко отличается от ранее использовавшихся США моделей поведения в регионе. Не соответствует поведение США и той модели, которую проповедует Д.Трамп во внешней политике и которая основана на приоритете экономической составляющей.

Это может свидетельствовать, что США политически уже готовы к розыгрышу сценария управляемого хаоса на Ближнем Востоке, направленного в среднесрочной перспективе против Ирана, а единственным фактором, который пока сдерживает Вашингтон от розыгрыша этого сценария, является боязнь сближения России и Саудовской Аравии.

Пятое. Происходит формирование «узкого НАТО», то есть группы стран, которая поддерживает США по всем или почти по всем вопросам. В эту группу стран входят: Великобритания, Франция, Нидерланды, Канада. Данный союз является, скорее, неформальным военно-политическим объединением, нежели основан на институциональной базе, а значит, в его рамках США вообще не взяли на себя никаких обязательств по отношению к союзникам.

Вероятно, такое же переформатирование будет происходить и на Дальнем Востоке. Политику Д.Трампа можно было бы назвать «прагматизированный унилетерализм», в рамках которого союзники США теряют право серьезно влиять на решения Вашингтона, получая право получать дивиденды, которые действия в фарватере американской политики могут принести. Но ни в одной из значимых европейских стран у правящих элит не возникло никаких альтернативных моделей поведения, кроме следования (хотя и с некоторыми оговорками, как в Германии) в фарватере политики Вашингтона.

«Политический атлантизм» пока остается незыблемым, хотя экономически становится все более невыгодным. Эту реальность следует учитывать. «Коллективный Запад» продолжает существовать политически, то есть, на уровне идеологических конструктов и заявлений, но подвергается серьезной эрозии с операционной точки зрения.

Эта тенденция для России является благоприятной, хотя не следует чрезмерной жесткой пропагандой усиливать идеологическую консолидацию «коллективного Запада».

Шестое. Ситуация вокруг Сирии наглядно продемонстрировала доминирование пропагандистских мотивов во внешнеполитических действиях Вашингтона.

В США уверены в своей способности извлекать максимальные имиджевые дивиденды из любой внешнеполитической ситуации. Более того, исходят из того, что никакой значимой пропагандистской контригры на глобальных информационных площадках им навязано быть не может.

И что США смогут обеспечить доминирование своей версии событий, вне зависимости от того, насколько она соответствует реальности. США смогли апробировать для своего общественного мнения технологию сконструированной политической реальности, которая частично сработала и в отношении общественного мнения стран ЕС.

В освещении глобальными СМИ подготовки к атаке на Сирию и самой атаки это проявилось в полной мере. несмотря на полную сомнительность, доминировала именно американо-британская версия событий. Включая и совершенно оторванные от реалий заявления об эффективности применения ракет.

Попытки навязать американцам значимую контригру, используя глобальные коммуникационные форматы или создавая собственные каналы подобных коммуникаций, дали лишь частичный эффект.

Причем, это касается усилий как России, так и, например, КНР.

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ