Попытки США восстановить государственность в Афганистане потерпели неудачу – казахстанский эксперт

Афганистан по-прежнему остается очагом напряженности в Центральной Азии. При этом уже почти 17 лет в стране находятся американские военные, а Белый дом финансирует правительственные институты. Однако сильная межобщинная конкуренция внутри Афганистана сводит на нет все усилия американцев, поэтому сложившаяся ситуация выглядит для них тупиковой – считает казахстанский историк, востоковед, директор Института азиатских исследований Султан Акимбеков. В интервью «Евразия.Эксперт» политолог рассказал о том, как отличаются взгляды Москвы и Вашингтона на афганскую проблематику, почему талибы активизируются в Центральной Азии и в чем состоит интерес Узбекистана в урегулировании афганского вопроса.

- Султан Магрупович, какие угрозы исходят с территории Афганистана для стран Центральной Азии?

- Безусловно, Афганистан все еще остается большой проблемой для всех соседей, в том числе для Центральной Азии. И главный вопрос здесь заключается в том, что в Афганистане никак не получается восстановить эффективно работающие государственные институты.

Сегодня афганское государство критически зависит от внешней помощи. Внутриполитические противоречия в стране слишком значительные.

Фактически речь идет о противостоянии между различными общинами, среди которых есть этнические, религиозные, племенные. При этом многие из них имеют свои собственные вооруженные милиции, что заметно осложняет ситуацию.

Собственно, все усилия США восстановить в Афганистане государственность завершились неудачей именно из-за высокой межобщинной конкуренции. В такой ситуации западные демократические ценности не работают. Поэтому для США нынешняя ситуация выглядит тупиковой. Они вынуждены финансировать афганское государственные институты, включая армию и лояльные правительству местные милиции. При этом любые выборы создают в Афганистане стрессовую ситуацию, потому что вызывают обострение межобщинной конкуренции.

В то же время стоит отметить, что это именно внутриафганская конкуренция. Она направлена на получение преимущества во внутриполитических процессах. Соответственно, главные проблемы имеют место внутри Афганистана и не ориентированы на внешнюю агрессию. У основных афганских общин для этого нет ни ресурсов, ни соответствующей идеологии.

- Что вы можете рассказать о радикальных группировках в Афганистане? Как они взаимодействуют с местными общинами?

- Даже движение «Талибан» (организация запрещена в России – прим. «Е.Э») – это в первую очередь пуштунское движение с весьма архаической идеологией, близкой к деобандийскому направлению в исламе. В период своего расцвета талибы стремились одновременно и к радикальному повышению роли религии в жизни общества, и к восстановлению пуштунского доминирования в Афганистане.

Поэтому главные угрозы из Афганистана для Центральной Азии связаны с тем, что в силу отсутствия эффективной центральной власти здесь теоретически могут быть территории, свободные от государственного контроля.

На указанных территориях опять же теоретически и могут появляться радикальные группировки, которые преследуют соответствующие цели.

Однако здесь стоит отметить, что если нет контроля за той или иной территорией со стороны центральной власти, то это не значит, что там нет вообще никакого контроля. Потому что везде в Афганистане есть те или иные общины, обладающие оружием и влиянием. Поэтому появление радикальных группировок на их территории не может пройти без их согласия или участия. При этом, еще раз повторюсь, у всех общин преобладают местные интересы. Это справедливо и для приграничных территорий с Центральной Азией. Поэтому любые оценки ситуации с Афганистаном должны учитывать данное обстоятельство.

- Почему талибы активизируются в Центральной Азии? Чем вы это можете объяснить?

- Здесь надо иметь ввиду, что вопрос об угрозах из Афганистана часто носит геополитический характер и к этому надо относиться соответствующим образом. В данном случае имеет значение, что у США и у России разные взгляды на регион.

Вашингтон поддерживает самые различные проекты по расширению взаимодействия между Афганистаном и Центральной Азией. В то время как Москва больше ориентирована на безопасность Центральной Азии, то есть на защиту региона от внешних угроз с южного направления.

Отсюда и разное отношение к процессам в Афганистане. В Москве больше склонны рассматривать их в качестве потенциальной угрозы. В то время как в США и в самом Афганистане, напротив, говорят об отсутствии такой угрозы.

Когда же говорят о том, что талибы перебросили солидные по численности отряды с юга на север Афганистана, или когда туркмены сталкиваются с атаками со стороны талибов на своей границе, тогда возникает вопрос, о чем именно в данном случае идет речь. Можно ли говорить, что на север организованно прибыли преимущественно пуштунские отряды талибов из юго-восточных провинций вроде Нангархара? С учетом серьезных противоречий между пуштунами и северными национальными меньшинствами (таджиками, узбеками, хазарейцами, туркменами), можно ли считать, что тысячи пуштунских боевиков с юга Афганистана могут так легко обосноваться на территории, контролируемой многочисленными местными полевыми командирами из национальных меньшинств? Даже если не обращать внимания на формирования правительственной армии и полиции.

Здесь надо учитывать, что современный «Талибан» – это далеко не жесткая, строго иерархичная организация вроде ливанской Хезболлы. Это больше зонтичный бренд, который объединяет множество небольших отрядов по всей стране. Поэтому более логично допустить, что сложности на границах Таджикистана и Туркменистана с Афганистаном – это отражение местной проблематики. Например, не все милицейские отряды на севере лояльны правительству, у них могут быть свои интересы. Тот же Туркменистан с 1990-ых гг. финансировал туркменские формирования на афганской стороне границы и в целом поддерживал тесные отношения с теми же талибами. Поэтому можно допустить, что инциденты на границе – это местная проблематика, которая в том числе может иметь экономическую подоплеку.

При этом стоит отметить, что сами талибы всегда отрицали наличие у них планов в отношении Центральной Азии.

- Многие из этих боевиков — уроженцы стран Центральной Азии»?

- Обычно речь идет о тех уроженцах Центральной Азии, которые отправились воевать на Ближний Восток в рамках так называемого Исламского государства (организация запрещена в России – прим. «Е.Э»). Таких людей было довольно много, только в Казахстане спецслужбы говорили о примерно нескольких сотнях человек. Конечно, многие из них погибли, но вопрос в том, что стало с остальными. Считается, что как раз многие из них перебрались в Афганистан с прицелом на Центральную Азию.

Но здесь стоит обратить внимание, что все эти люди в своем большинстве идеологически относятся к салафитам. В то время как в Афганистане салафиты не имеют особой поддержки. Напомню, что сами талибы относятся к деобандийскому направлению, весьма радикальному по своей идеологии, но не салафитскому, и между ними достаточно серьезные противоречия.

Характерно, что этим летом поступали сообщения, что талибы якобы разгромили формирования Исламского государства на севере Афганистана и собираются сделать то же самое в юго-восточных провинциях.

Как ни относись к этой информации, но все выглядит так, что в Афганистане ИГ или те, кто ассоциируют себя с этой организацией, теряют свои позиции на границах с Центральной Азией.

Так что если даже в Афганистане есть боевики родом из Центральной Азии, которые воевали на Ближнем Востоке в рядах ИГ, то надо понимать, что их немного и у них сейчас нет самостоятельной территории на севере этой страны. Здесь достаточно много влиятельных сил из местного населения – общин таджиков, узбеков, хазарейцев, туркмен, северных пуштунов. Некоторые из них могут быть сегодня лояльны «Талибану», другие правительству. Но главное, что на границе в любом случае преобладают местные афганские силы.

- Как вы сегодня оцениваете ситуацию с религиозным экстремизмом в ЦА? Почему граждане стран ЦА становятся боевиками и уезжают в Ближний Восток?

- Практически все государства региона в разное время сталкивались с радикальными группами. Здесь надо иметь ввиду, что все государства Центральной Азии во времена СССР были изолированы от тех процессов, которые происходили в исламском мире. После распада СССР началось активное взаимодействие с миром ислама. В рамках этого взаимодействия появилось много религиозных неофитов, некоторые из них получали образование на Ближнем Востоке. Бурный рост религиозности в бывшем советском обществе при отсутствии религиозных институтов, которые во времена СССР поддерживались на минимально достаточном уровне, а также явном недостатке религиозных авторитетов, создал условия для распространения в том числе и весьма радикальных идеологий.

Однако появление радикалов – это все же не массовый процесс. К тому же, государства Центральной Азии выстроили каждый свою систему борьбы с радикалами. Собственно, и их отток на Ближний Восток примерно с 2014 г., в каком-то смысле демонстрирует, что в Центральной Азии они не имеют особых возможностей для реализации своих идей.

Хотел бы отметить, что мы в Центральной Азии теперь в значительной степени являемся частью исламского мира, в котором происходят весьма непростые процессы, и это всегда надо учитывать.

- Как новая стратегия США в Афганистане повлияла на безопасность страны? Какие изменения произошли в Афганистане с принятием этой стратегии? Стало ли лучше простому афганскому народу?

- К присутствию США в Афганистане можно относиться по-разному. Но в первую очередь следует выделить два аспекта. Первое: США содержат афганскую армию и основные правительственные институты. Без этого финансирования институты государства с большей степенью вероятности стали бы объектом конкурентной борьбы между афганскими общинами, которые при этом использовали бы поддержку внешних сил. Второе вытекает из первого: США фактически выступают в роли арбитра в сложных взаимоотношениях между афганскими общинами.

Можно согласиться с российским президентом Владимиром Путиным, который в декабре 2017 г. сказал, что без американцев Афганистану было бы хуже.

Это не отменяет многих проблем, связанных с американским присутствием, в первую очередь с невозможностью обеспечить стабильное функционирование государственных институтов и, конечно, проблем с безопасностью внутри страны.

- Недавно в Узбекистан для переговоров о мирном урегулировании в Афганистане приезжали представители «Талибана». На что действительно может повлиять Узбекистан в Афганистане?

- Узбекистан – весьма важная страна на границе с Афганистаном. И дело не только в том, что в Афганистане компактно проживает значительная узбекская диаспора, которая составляет около 10% населения. Узбекистан имеет там серьезные экономические интересы. Ташкент построил железную дорогу в Мазари-Шариф, снабжает Кабул электричеством. Кроме того, для Узбекистана представляет интерес идея получить доступ к южным портам, в частности в Пакистане. Это существенно сокращает транспортные расходы для узбекской экономики. Поэтому вполне понятно, почему Ташкент решил пойти на переговоры с «Талибаном». В конце концов, с талибами ведут переговоры еще и США, и Россия. Напомню, что в начале сентября ожидается визит делегации талибов в Москву.

Осенью в Афганистане будут проходить выборы в парламент. Узбекская община с ее 10% голосов не может не играть важной роли в стране, где так много общин со своими интересами. Так что интерес Узбекистана вполне объясним, и его возможности довольно значительны.