«Закавказское уравнение». В 2019 году Армения, Азербайджан и Грузия столкнутся с новыми вызовами

2018 год в Закавказье был до предела насыщен интересными событиями. «Бархатная революция» и досрочные парламентские выборы в Армении, президентские кампании в Грузии и в Азербайджане. И хотя ощутимых изменений военно-политического статус-кво за этот период не произошло, недостатка в визитах высокопоставленных государственных деятелей в регион, переговорах, острых дипломатических спорах не было. Как, впрочем, хватило и вооруженных инцидентов, в особенности если говорить об армяно-азербайджанской границе за пределами Нагорного Карабаха. О том, насколько прошедшие события изменили Кавказский регион, открыли ли они новые тренды или продолжили старые, стало ли турбулентное Закавказье еще менее предсказуемым или, напротив, военно-политическая картина проглядывается более четко, читайте в статье доцента кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета Сергея Маркедонова специально для «Евразия.Эксперт».

Год Армении

Историки будущего, анализируя ситуацию на Кавказе, наверняка назовут 2018 г. годом Армении. В этой стране произошла «бархатная революция». Именно так армянские политики и эксперты станут называть случившуюся там смену власти. С одной стороны, налицо стремление дистанцироваться от определения «цветная революция», накрепко связанного со сложными процессами внешнеполитического выбора в постсоветских странах и сопровождающими их эксцессами. С другой стороны, подчеркивается мирный характер армянского транзита.

Массовые протесты против экс-президента Сержа Саргсяна, решившего в результате конституционной реформы занять пост премьер-министра, завершились в итоге не гражданским противостоянием, а досрочными выборами мэра Еревана, а затем и депутатов Национального собрания (парламента) Армении.

В новый год республика вступает с новым правительством и значительно обновленным партийно-политическим ландшафтом.

Прежняя правящая партия – Республиканская – не будет представлена в парламенте. На досрочных выборах она не прошла пятипроцентный барьер. Всего за несколько месяцев республиканцы прошли путь от партии власти, доминировавшей в армянской политике, до несистемной оппозиции. Им еще предстоит сложный ребрендинг и поиск своей особой ниши в не самых благоприятных условиях, когда новая власть все имеющиеся проблемы будет связывать с наследием предшественников.

Между тем значение «бархатной революции» в Армении не ограничивается одними лишь партийно-политическими трансформациями. Лидер движения «Мой шаг» Никол Пашинян, в одночасье превратившийся из трибуна и организатора протестных акций в главу правительства, сделал амбициозную заявку, во-первых, на радикальные изменения внутри страны, а во-вторых, на укрепление внешнеполитической самостоятельности. Впрочем, он не ограничился одной лишь риторикой.

Именно правление Пашиняна запомнится созданием важного прецедента – уголовным преследованием бывшего руководителя государства.

До 2018 г. такого в постсоветской истории Армении не было. Лидеры страны, имея между собой подчас конфронтационные отношения, никогда не переходили «красных линий» и не отправляли оппонентов за решетку. Этот прецедент еще предстоит оценить в будущем. Сегодня уголовное дело против экс-президента Роберта Кочаряна не вызывает резко негативных оценок в обществе, а Пашинян имеет беспрецедентный уровень поддержки (его движение получило порядка 80% на выборах в Совет старейшин Еревана и более 70% на досрочных парламентских выборах).

Но никто не даст гарантии, что популярность лидера «бархатной революции» останется неизменной. В новый год он вступает без внятной социально-экономической программы. Ему никуда не деться от решения нагорно-карабахской проблемы, не говоря уже о выстраивании сложных отношений как с Россией, так и с США. Что бы ни говорил новый лидер страны о важности стратегических отношений с Москвой, а также неизменности участия Армении в евразийских интеграционных проектах, ему и его сторонникам трудно отделаться от прежней репутации критиков «односторонней зависимости» Еревана от России. Конечно, практика меняет политиков, и вчерашние оппозиционеры, став лидерами правящих фракций и правительств, корректируют (и порой радикально) свои вчерашние позиции. И в случае с Пашиняном на протяжении мая – декабря 2018 г. (то есть его нахождения у власти) мы это видели.

Ни один важный для России вопрос на армянском направлении не был подвергнут принципиальному пересмотру.

Однако над тем, что называется «мерами взаимного доверия», еще предстоит основательно поработать. И Еревану, и Москве. Кремль, как и других партнеров Армении и России по ОДКБ, настораживает и революционно-популистская риторика Пашиняна и его стремление к публичному (на грани фола) обсуждению проблем, которые стоило бы, наверное, оставить для дискуссий «за закрытыми дверями». Непростыми будут и коллизии между евразийскими интеграционными проектами и национальными интересами Армении. Впрочем, этот вопрос не представляет собой нечто эксклюзивно характерное для Армении. Схожие дилеммы стоят и перед Беларусью, и перед Казахстаном.

Грузия: мечтать все труднее?

После окончания новогодних торжеств казалось, что предстоящий год для Грузии будет в целом спокойным. Однако в реальности он оказался наполненным интригами. На первый взгляд, правящей партии «Грузинская мечта» удалось цементировать новый статус-кво. Без вовлечения оппозиционных структур были проведены конституционные изменения, вся система власти оказалась в итоге выстроенной под интересы неформального лидера страны Бидзины Иванишвили. На этом фоне предстоящие президентские выборы (с учетом снижения значения этого властного института) выглядели как формальность, позволяющая «Грузинской мечте» зафиксировать взятие новой высоты. Забегая вперед, скажем: так и произошло, высота была взята. Однако, говоря спортивным языком, это произошло лишь со второй попытки и путем колоссального перенапряжения всей мышечной системы.

Что же произошло? И можем ли мы говорить о начале конца политической силы, которая в течение предыдущих шести лет никому не проигрывала?

Думаю, с прогнозами о закате «Грузинской мечты» спешить не стоит.

Просто если раньше мы видели все плюсы системы «закавказского Дэн Сяопина», то в 2018 г. стали более очевидны ее минусы. Оказалось, что без личного присутствия Иванишвили команда «Грузинской мечты» не столь едина, и, напротив, склонна к интригам и внутренним противоборствам, способным блокировать работу правительства и других властных структур. Как следствие, «возвращение» Иванишвили в политику в ранге «генсека» правящей партии для наведения порядка. Однако и этот шаг не избавил Грузию ни от массовых акций протеста (самых мощных со времени прихода «мечтателей» во власть), ни от голосования против протеже лидера «Грузинской мечты».

Не самая важная избирательная кампания превратилась, по сути, в сложный тест как для власти, так и для оппозиции.

Она стала своеобразным смотром за два года до парламентских выборов, главного события четырехлетнего политического цикла страны.

Социологи еще ответят на вопрос о том, по каким причинам представитель «Единого национального движения» Григол Вашадзе, политик, поддерживаемый экс-президентом Михаилом Саакашвили, уступил в первом туре будущему победителю президентской гонки Саломе Зурабишвили менее одного процента голосов. Но при любой мотивации грузинского избирателя очевидно, что он устал от обещаний власти и готов хотя бы даже «от противного» поддержать ее оппонентов.

Думаю, протестные акции будут нарастать, особенно если власть будет допускать ошибки. Впрочем, у сторонников Саакашвили всегда остается шанс перестараться и перекормить избирателя своей агитацией. В настоящее время граждане Грузии все же не готовы однозначно предпочесть прежнюю власть нынешнему правительству.

В этом контексте интересно то, как воспринимаются грузинские внутриполитические процессы за рубежом. Хотелось бы обратить особое внимание на осторожную реакцию Госдепа США на прошедшие выборы. Не так часто Вашингтон высказывает свои опасения относительно соблюдения демократических стандартов в Грузии. Означает ли это, что США предпочли бы возвращение Саакашвили, фигуры, более соответствующей нынешним временам «холодной войны-2»? Положительный ответ на этот вопрос означал бы серьезное упрощенчество.

Ни у США, ни у НАТО, ни у Евросоюза нет ни единого повода усомниться в «евроатлантическом выборе» «Грузинской мечты» и нынешнего правительства Грузии.

Стратегически эта команда продолжает курс Саакашвили на сближение с Западом, но тактически ее действия иные. Эта цель достигается в том числе и через прагматизацию отношений с Москвой. Впрочем, прагматизация не помеха для обвинений России в оккупации (этот тезис был озвучен и Зурабишвили во время ее инаугурации).

Таким образом, главный мотив для беспокойства Вашингтона – это предотвращение внутренней дестабилизации в Грузии, чем, по мнению американских стратегов, может воспользоваться Москва.

И Госдеп отправляет недвусмысленный сигнал Иванишвили: с оппозицией придется вести диалог, сколь бы трудным он ни был. В чем здесь риск на будущее? В том, что чисто внутриполитическая проблема Грузии станет внешнеполитической. И перед парламентскими выборами-2020 «Грузинская мечта» в своей риторике, дабы не потерять избирателя и отработать «патриотическую» тему, будет все чаще напоминать Саакашвили и «националов».

Азербайджан: стабильность и балансирование продолжаются?

На фоне армянской и грузинской турбулентностей Азербайджан представляется оазисом стабильности на Кавказе. В апреле 2018 г. в этой стране состоялись досрочные президентские выборы. Они прошли спокойно и предсказуемо, без проявлений социально-политического недовольства. Ильхам Алиев одержал победу и продолжил руководить страной (его первый президентский срок начался еще в 2003 г.), вступил в должность уже по новым конституционным нормам, а затем сменил премьер-министра и частично обновил состав правительства.

Формально выборы были перенесены из-за церемоний, посвященных столетию Азербайджанской Демократической Республики, первого национального государства азербайджанцев, провозглашенного в мае 1918 г. На эти даты были запланированы визиты представительных зарубежных делегаций и переговоры о перспективах сотрудничества прикаспийской республики с другими странами.

Де-факто же ускоренные выборы были призваны цементировать имеющуюся властную модель, чтобы сократить время возможных дискуссий (не столько в публичном формате, сколько внутри правящей элиты) и избежать неприятных сюрпризов.

С избранием Алиева на новый, уже четвертый срок конституционные преобразования, начатые двумя раундами поправок в 2009 и в 2016 гг., были окончательно завершены.

Вступив в должность (инаугурация прошла через неделю после голосования), азербайджанский президент не пошел по пути кардинальных кадровых перемен. Тем не менее в стране был утвержден новый премьер-министр. Долгие годы во главе кабинета находился Артур Расизаде, а после выборов его сменил Новруз Мамедов. С одной стороны, один из первых постов в стране покинул политический долгожитель. В момент отставки Расизаде было 83 года. Однако и Мамедов не новичок в политике, ему 71 год. Вступая в должность премьера, Мамедов оставил пост помощника президента по вопросам внешней политики. В этом качестве он был весьма активен публично, делал регулярные заявления по международным сюжетам.

Скорее всего, новый премьер не станет альтернативным центром власти.

Мамедов призван на роль помощника Алиева в деле урегулирования неформальных отношений внутри азербайджанской элиты, где есть находящиеся в непростых отношениях представители старой команды (которая досталась по наследству нынешнему главе республики от его отца) и новой группы, связанной интересами с супругой нынешнего главы государства, первым вице-президентом Мехрибан Алиевой. Укрепление вертикали власти требует единства рядов. Долгие годы роль модератора успешно играл Рамиз Мехтиев, еще один ветеран азербайджанской политики, многолетний глава администрации президента (с 1995 г.), но в связи с ослаблением его здоровья требуются дополнительные силы, иначе цементирование властной системы будет неполным.

Если же говорить о внешнеполитическом направлении, то в свой актив Баку может записать принятие «Конституции Каспия» (так с легкой руки президента Казахстана стали называть Конвенцию о Каспийском море).

Понятное дело, это достижение не эксклюзивная заслуга Азербайджана, но это то событие, которое власти будут использовать как демонстрацию успешности внешней политики страны. В 2018 г. Баку продолжил балансировать между Россией, Западом, Ираном и Израилем. Здесь ничего принципиально нового не произошло. А вот то, что следовало бы особо отметить, и прежде всего в контексте евразийских проектов, так это попытки азербайджанских властей интенсифицировать контакты со странами – членами ОДКБ и ЕАЭС, особенно с Беларусью и Казахстаном.

Мотивы такой политики очевидны: дать сигнал Армении, что евразийская интеграция не гарантирует преимуществ в геополитическом соревновании с Азербайджаном, в том числе и в военно-технической сфере.

И отнюдь не случайно появление белорусских «Полонезов» во время военного парада в Баку. И добавим к этому информационный фон – заявления о военных успехах в Нахичевани.

Региональный статус-кво

Сегодня геополитический расклад в Закавказье в основных своих чертах существует в том виде, в котором он сформировался в августе 2008 г. после «пятидневной войны». Россия и Запад противостоят друг другу по вопросу о Грузии и статусе ее двух бывших автономий, получивших признание независимости девять лет назад, но не отказываются от сотрудничества по урегулированию конфликта в Нагорном Карабахе. При этом все стороны всех конфликтов, как и ранее, не демонстрируют склонности к компромиссам. В этом плане 2018 г. значимых изменений не принес, несмотря на многочисленные визиты высокопоставленных политиков в регион. Грузия продолжила свое сближение с США (на двусторонней основе) и с НАТО.

В то же самое время формально получение ею членства в Альянсе по-прежнему не просматривается. На эту тему в очередной раз довольно четко высказалась федеральный канцлер Германии Ангела Меркель во время ее кавказского регионального визита. Однако это не препятствие для рассмотрения Грузии в качестве важного элемента политики «сдерживания России», что подтвердили заявления в Тбилиси советника президента США Джона Болтона.

В целом же стремление Вашингтона использовать Кавказ для решения своих более крупных геополитических головоломок, будь то Иран или Россия, стало проговариваться более четко.

Не Болтоном это было открыто, но, очевидно, администрация Трампа пытается активизировать данные процессы. И отсюда стремление протестировать страны региона.

Армения остается членом ОДКБ и ЕАЭС, хотя ее отношения внутри этих интеграционных структур, мягко говоря, далеки от совершенства. И эта проблема в будущем требует коллективного решения (при особой роли Москвы), поскольку в противном случае нарастание евразийского скептицизма в Ереване не ограничится радикалами из «Сасна црер» и ведущими популярных блогов. России крайне важна роль активного модератора в этом процессе, поскольку отдать эти сложные коллизии исключительно на уровень двусторонних отношений (Минск – Ереван, Ереван – Астана) – значит мультиплицировать споры и противоречия.

Таким образом, стабилизация Закавказья по-прежнему остается недостижимой задачей.

Регион переполнен как внутренними проблемами, так и привнесенным в него соперничеством внешних игроков, фоновыми факторами. В этом плане 2018 г. не открыл ничего принципиально нового. Но он четко показал: перемены в этой части Евразии не закрывают старые проблемы, они привносят дополнительные риски и усложняют и без того непростые сюжеты.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета