Сергей Кондратьев

Россия сможет обеспечить надежные поставки белорусского калия в Китай – эксперт Россия сможет обеспечить надежные поставки белорусского калия в Китай – эксперт Россия сможет обеспечить надежные поставки белорусского калия в Китай – эксперт 03 марта eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

В феврале Литва перестала перевозить белорусские калийные удобрения по своим железным дорогам. Позднее премьер-министр Беларуси Роман Головченко сообщил, что «украинская сторона подает сигналы о заинтересованности в наращивании перевалки через свои мощности». Однако никакой конкретики не появилось, а эксперты не верили в данную опцию. С учетом текущей ситуации на Украине и ужесточения санкционного режима вопрос перевода транзита в российские порты безальтернативен. Ситуацию в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал заместитель руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, какой ущерб белорусским экспортерам способно принести прекращение транзита через украинские железные дороги?

– Сейчас сложно говорить о конкретных цифрах ущерба, потому что литовское направление было основным для Беларуси, и в время Минск пытается сделать так, чтобы все поставки шли через Россию. Я думаю, что потенциально закрытие возможности транзита через Украину может ударить по Беларуси в том плане, что сокращается поле возможностей. Второй момент состоит в том, что в России до сих пор существует дефицит мощностей по перевалке удобрений.

– Каковы могут быть последствия невыполнения плана поставок?

– Если Беларуси не удастся именно из-за этих логистических сложностей выполнять свои контракты по поставкам калия потребителям в Восточной Азии, Китае, Индии и Латинской Америке, то вряд ли эта ниша будет быстро занята. Мы сейчас столкнулись с ситуацией, когда в целом на рынке нет избытка предложения и есть достаточно серьезный спрос.

Потенциально это могут быть риски от компаний, заключивших контракты, они ведь тоже несут потери. Также достаточно распространенной является практика, когда возникают какие-то проблемы, и поставки не могут быть осуществлены в срок. В таком случае пересматриваются существующие условия и предусматривается большая скидка на будущие поставки. 

Потери здесь могут быть достаточно существенными и могут достигать десятков миллионов долларов. Но это не связано напрямую с украинской ситуацией, это является в целом последствием санкций, под которыми сейчас находится Беларусь.

– Каковы были объемы транзита белорусского калия через Украину, насколько они сопоставимы с прежними объемами поставок через Литву и потенциалом российского транзитного направления?

– Я могу точно сказать, что несопоставимы. Поставки через Литву были на порядок больше. Если мы говорим про российский транзит, то он потенциально может быть намного больше. Но нам неизвестно, какой объем доступных мощностей есть по перевалке, и вообще, готовы ли все российские компании работать с белорусскими поставщиками. Мы понимаем, что рынок этот достаточно концентрированный и небольшой. Если OFAC (подразделение Минфина США, которое отвечает за санкции) и Европейская комиссия достаточно серьезно подойдут к этому вопросу, то они могут понять, кто помогает Беларуси в обходе санкций. Для российских компаний это будет достаточно серьезный риск.

– В середине февраля в белорусском правительстве сообщали, что украинская сторона подает сигналы о заинтересованности в наращивании перевалки через свои мощности. Что может стоять за подобными сигналами?

– Здесь было очень много словесных интервенций, как с белорусской, так и с украинской стороны. Понять, что происходило на самом деле, мы сможем только с определенным лагом, когда нам станет доступна статистика. В общем, я не очень верю в эти заявления о том, что украинская сторона высказывала очень большую заинтересованность.

Мы видели, что Беларусь тоже вводила определенные ограничения против Украины, которые ударят по украинской экономике (запрет на транзит нефтепродуктов). Сейчас стороны в большей степени склонны к конфронтационным заявлениям. Да, мы видели, что было желание разрядить ситуацию (встреча дипломатов в Минске), но в целом я не верю в то, что Украина будет способствовать расширению системы транзита. Тем более, последние 2 года Киев находился в авангарде санкций и часто принимал даже более жесткие решения против Беларуси.

– Актуальна ли в целом для Беларуси перспектива экспорта калия через Украину?

– Риски есть очень серьезные, и я не до конца уверен, что у Беларуси есть такие долгосрочные планы. Я больше верю в возможность выстраивания долгосрочного транзита через Россию, хотя логистически с этим связано много проблем. Мы понимаем, что и «Беларуськалий» наращивает мощности, и «Славкалий», который тоже будет выходить на рынок. Все это создает очень большую грузовую базу, а калийные удобрения – это высокодоходный груз для железных дорог.

– Россия в течение последних лет предлагает Беларуси перенаправить транзит в российские порты. В чем отличия транзита белорусского калия по российскому и украинскому направлениям?

– В случае с поставками через Украину мог бы быть определенный выигрыш в логистике, хотя посчитать его достаточно сложно. На бумаге все очень гладко, но по факту «Украинские железные дороги» очень часто нарушали свои графики движения, бывали и задержки, и сбои. Но, если мы смотрим на верхнеуровневую статистику, то транзит через Украину логистически более выгоден при поставках в Латинскую Америку и Южную Азию, потому что целевые рынки находятся ближе, чем при отгрузке через порты российской Балтики. Вот в этом плане отличие есть.

А если говорить про плюсы, то в случае с Россией это более новая, хорошо обслуживаемая и управляемая железнодорожная сеть, это новые порты и возможность нахождения каких-то путей для избегания санкций – для белорусской стороны это особенно важно. И, если говорить о долгосрочном плане, то это более стабильные отношения на политическом уровне.

Я подчеркну, что мы уже видели, как Украина достаточно легко вводила серьезные ограничения (как это было в случае, например, с авиаперевозками), не особо консультируясь с белорусской стороной, и не пытаясь найти какие-то взаимоприемлемые выходы из ситуации. Поэтому, с точки зрения предсказуемости, более новой инфраструктуры и потенциальных расчетов в рублях, для белорусской стороны это может быть не очень дорого. В этом плане российский маршрут может быть более привлекательным.

– По какому сценарию может развиваться ситуация с транзитом белорусского калия? Какие шаги могут помочь Беларуси преодолеть проблемы, возникшие на украинском и литовском направлениях?

– Цены для производителей сейчас достаточно комфортные, высокие, а «Беларуськалий» является одним из ключевых поставщиков на мировые рынки. Маржа, которая есть сейчас у «Беларуськалия», позволяет платить даже за дорогую логистику. Кроме того, обсуждается возможность осуществления поставок в Китай напрямую по Транссибирской железнодорожной магистрали.

Понятно, что это будет дороже, чем в случае с перевалкой на Балтике и транспортировкой морем, но это может быть, во-первых, быстрее, а во-вторых, тут санкционные риски будут минимальны. Беларусь будет сейчас искать возможности для диверсификации, вероятно, речь будет идти о возможности осуществления перевалки на портах Черного моря и о регулярном транзите в Китай на ее основе.

Но по активности белорусского МИДа мы видим также, что Беларусь будет стремиться и к улучшению отношений с Евросоюзом. Это вопрос далеко не только транзита калийных удобрений, но и это тоже является фактором.


Беседовала Мария Мамзелькина

Россия сможет обеспечить надежные поставки белорусского калия в Китай – эксперт
03 марта
Почему Беларуси необходимо перенаправить транзит калия в российские порты.
Эксперт оценил потери Беларуси от запрета на транзит калийных удобрений через Литву Эксперт оценил потери Беларуси от запрета на транзит калийных удобрений через Литву Эксперт оценил потери Беларуси от запрета на транзит калийных удобрений через Литву 17 января eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Экономика Литвы может потерять «от одного до нескольких миллиардов евро» из-за разрыва контракта на транзит белорусских удобрений. Однако Вильнюс одобрил прекращение договора между «Беларуськалием» и «Литовскими железными дорогами» с 1 февраля. В Москве уже подтвердили, что «не бросят» Минск один на один с западными санкциями. Тем не менее, перенаправление калийного грузопотока в российские порты остается «чувствительной субстанцией», отметил пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков. К каким последствиям для Беларуси и Литвы приведет решение Вильнюса, спрогнозировал заместитель руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, сколько потеряет Беларусь из-за решения Вильнюса расторгнуть контракт на транзит белорусских удобрений?

– Прямые потери будут не очень велики и будут исчисляться десятками миллионов евро. И литовская, и белорусская экономика в принципе эти потери могут пережить, но если мы говорим о косвенных потерях, то они будут более существенными. Для Беларуси это означает изменение транзитных маршрутов и переориентацию на российские порты.

Здесь есть несколько проблем. Первая из них состоит в том, что это более длинное транспортное плечо. Вторая проблема заключается в том, что в России нет существенных свободных мощностей по перевалке минеральных удобрений, а это означает, что логистика в российских портах будет существенным образом меняться. Возможно, часть российских удобрений будет, наоборот, отправлена на перевалку в Прибалтику или Финляндию, а их место займут белорусские минеральные удобрения, но это означает, что белорусским производителям придется предлагать более привлекательные условия.

Когда у Беларуси был выбор между прибалтийскими портами и перевалкой в портах на северо-западе России, она могла требовать более привлекательные условия от Москвы, а сейчас Беларусь теряет эту возможность. Косвенные потери в год могут достигать €80-100 млн в связи с тем, что ситуация будет ухудшаться как в финансовом плане, так и в плане доступности мощностей по перевалке.

– Почему ситуация для Беларуси складывается таким образом?

– Фактически, из-за введенных ЕС санкций Беларусь потеряла выбор. Сейчас Беларусь может переваливать свои экспортные грузы, которые находятся под санкциями, только через российские порты. Этому способствуют и плохие отношения с той же Украиной, и то, что прибалтийские страны горячо поддерживают санкционный режим, который был введен Европейским союзом.

Когда возможности сужаются, и вы фактически стоите перед выбором экспортировать грузы по определенному маршруту либо не экспортировать их вообще, ценность этого маршрута для вас, понятно, возрастает, а компании, которые отвечают за эксплуатацию этого маршрута, могут требовать с вас более привлекательных условий, в том числе потому, что понесут определенные риски.

Например, после введения российских санкций 2014 г. многие белорусские компании занялись контрабандой товаров из ЕС и США и переправкой их на российский рынок. Если такого рода операции выявлялись, следовали санкции с российской стороны, потому что это было нарушение российского санкционного режима. 

Также и в случае, если Европейский союз или Соединенные Штаты увидят, что какие-то российские компании сотрудничают с какими-то белорусскими компаниями, находящимися под санкциями, и посчитают это нарушением, это, конечно же, может грозить определенными проблемами для них. В этом случае они будут требовать так называемую «премию за риск», то есть, белорусам придется предлагать более привлекательные условия сотрудничества российским компаниям, чем до введения санкций.

– Как быстро может быть переориентирован транзит калия?

– Речь будет идти о нескольких месяцах. Если мы говорим про возможности железных дорог, то здесь, на мой взгляд, каких-то серьезных проблем нет, и мощности «РЖД» и «БелЖД» позволяют транспортировать существенно бо́льшие объемы. Могут быть проблемы, связанные с перевалкой, и какое-то время, наверное, потребуется на то, чтобы отработать все юридические моменты, связанные с тем, как будет происходить экспорт, отгрузки из российских портов так, чтобы не подставить компании, которые занимаются такими операциями, под удар со стороны европейских и американских санкций.

– С какими затратами может быть переориентирован транзит? Готова ли Усть-Луга принять новые грузовые потоки?

– Не уверен, что не потребуется какая-то более сложная логистическая операция по переводу части потока российских грузов в порты Финляндии и Прибалтики. Отраслевые эксперты говорят, что у нас нет достаточных свободных мощностей по перевалке минеральных удобрений, в отличие, например, от нефтепродуктов.

Второй момент связан с тем, что при такой процедуре потребуется, возможно, осуществлять какие-то платежи российским компаниям, которые уже забронировали мощности в российских портах в случае, если будут выкуплены их слоты. Не думаю, что это будут какие-то очень серьезные траты для «Беларуськалия» (речь может идти о десятках миллионов евро в год, что при масштабах их бизнеса не является очень большой цифрой).

В новейшей истории были ситуации, когда «Беларуськалий» достаточно серьезно сокращал производство и экспорт, и неизвестно, какое решение примет руководство компании в сложившихся условиях. Если ценовые предложения российских компаний покажутся белорусам не очень привлекательными, или по каким-то свои причинам «Беларуськалий», может выбрать такое решение и начнет достаточно существенно сокращать объемы добычи. Но и в этом случае им понадобятся российские порты, потому что есть действующие контракты с Китаем, Индией и другими странами, которые надо выполнять. Но какая-то гибкость по остаткам у них есть, и вполне возможно, что будет выбран путь по сокращению поставок.

– Каковы последствия для самой Литвы?

– Ключевой фактор в том, что Литва с уходом «Беларуськалия» и уходом до этого нефтепереработчиков теряет статус транзитной державы, которой она все-таки оставалась, даже несмотря на то, что потеряла существенную часть российских грузов в 2000‑х гг. Сейчас, учитывая достаточно плохие отношения с Китаем после демарша в части признания Тайваня, Литва может столкнуться с тем, что объем перевалки будет фактически ограничен только внутренними потребностями литовской экономики, которые достаточно невелики.

Соответственно, с одной стороны, это может означать серьезные убытки для литовских портов. Все будет зависеть от того, какую стратегию они выберут, будут ли оптимизировать свои затраты, в том числе сокращая персонал, или попытаются максимально долго удерживать ситуацию, рассчитывая на изменения и возвращение к статус-кво.

Второй момент, конечно же, в том, что среди проигравших – «Литовская железная дорога». Но здесь проблема не в том, что она теряет деньги, а в том, что она теряет грузы. Это означает, что у них нет необходимости содержать прежнее количество локомотивных и ремонтных бригад и осуществлять тот же объем инвестиций, что в последние годы. Необходимо все это сокращать, что может стать достаточно болезненным процессом.

В последние 15 лет Литва столкнулась с тем, что постепенно вытеснялись многие предприятия в обрабатывающей промышленности из-за высокой конкуренции со стороны других стран Восточной Европы, в первую очередь Польши, но оставалась крупная инфраструктура, в том числе порты и железная дорога, которая была во многом защищена транзитными доходами. Сейчас и этот бастион пал, и в перспективе это может означать очень тяжелую ситуацию в первую очередь с точки зрения занятости и сохранения перспектив для молодых сотрудников. В этом плане, думаю, это достаточно серьезный социальный удар.

– Депутат Литовского Сейма Саулюс Сквернялис заявил, что «Литовские железные дороги» должны выплатить €600 млн штрафа за разрыв договора с «Беларуськалием». Помимо этой цифры, в каких объемах могут исчисляться потери «Литовской железной дороги», и к чему это может привести?

– Даже €600 млн – очень и очень большая цифра. С большой вероятностью «Литовские железные дороги» попытаются каким-то образом защититься от этого штрафа, оспорив его в суде, например, или получив защиту от правительства. Как мы знаем, такого рода контракты являются коммерческой тайной, и, насколько я знаю, ни «Беларуськалиий», ни «Литовские железные дороги» не публиковали подробности. Даже эти €600 млн могут стать очень серьезным ударом, если действительно будут взысканы «Беларуськалием».

Долгосрочная проблема состоит в том, что если ситуация продлится не несколько месяцев, а 2-4 года, «Литовским железным дорогам» придется пойти на очень серьезное сокращение масштабов своей деятельности (увольнять персонал, который будет не востребован, сокращать инвестиции, а возможно, даже придется рассмотреть вопрос о консервации отдельных участков путей, которые будут не востребованы).

Мы не знаем, как далеко все может зайти. Поэтому для «Литовских железных дорог» эффект от всего этого может не ощущаться прямо здесь и сейчас. Да, грузов станет меньше, но у компании есть запас финансовой прочности, чтобы какое-то время продержаться. Но на горизонте 2-3 лет потери могут составлять десятки миллионов евро, если мы говорим о прибыли, и сотни миллионов евро, если мы говорим о выручке, учитывая не только «Беларуськалий», а вообще весь белорусский транзит, включая часть нефтепродуктов и импортные грузы, так как с большой долей вероятности они будут уходить в российские порты. Это может стать очень серьезным ударом для «Литовских железных дорог», после которого компании, наверное, будет сложно оправиться или, по крайней мере, играть в той же весовой категории.


Беседовала Мария Мамзелькина

ДЕНЬГИ
17 января
Литва теряет статус транзитной державы.
Остановка транзита российского газа ударит по ВВП Беларуси – эксперт Остановка транзита российского газа ударит по ВВП Беларуси – эксперт Остановка транзита российского газа ударит по ВВП Беларуси – эксперт 16 ноября eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

11 ноября президент Беларуси Александр Лукашенко заявил, что в случае расширения санкций Евросоюза Минск может перекрыть транзитные потоки через белорусскую территорию, в том числе транзит газа по трубопроводу «Ямал-Европа». Президент России Владимир Путин отметил, что такие действия нанесли бы большой урон не только европейской энергетике, но и развитию российско-белорусских отношений. Тем не менее, белорусский лидер подчеркнул, что озвученные им в ответ на санкции угрозы не являются шуткой, поскольку «дальше отступать некуда». К чему приведет такая позиция Минска, и какие потери могут понести вовлеченные стороны, в интервью «Евразия.Эксперт» оценил заместитель руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, насколько реалистичен сценарий приостановки транзита газа?

– Такой сценарий малореалистичен по нескольким причинам. Во-первых, потому что белорусский участок газопровода «Ямал-Европа» принадлежит ПАО «Газпром» и не имеет никакого отношения к белорусскому государству. Остановка транзита, наверное, возможна с применением силовых органов Беларуси, но фактически это будет означать захват собственности российской компании, и это будет уже серьезный вызов не только европейским странам, но и России. Если гипотетически представить такой вариант, то от этого могут пострадать в основном польские потребители, потому что они сейчас в большей степени зависят от поставок газа по этому газопроводу, но это не будет какой-то критической ситуацией.

Безусловно, от этого пострадает репутация Беларуси как надежной страны-транзитёра. Уже сами заявления такого рода, на мой взгляд, наносят достаточно тяжелый удар по белорусской репутации.

Для Беларуси это многомиллиардный бизнес, потому что речь идет не только о транзите газа, но и о транзите нефти, об огромном потоке транзитных автоперевозок, которые тоже сейчас находятся под давлением в связи с миграционным кризисом. В этом плане мне кажется, что это заявление сделано больше на эмоциях, без анализа негативных последствий, которые оно может повлечь.

– Какие потери в денежном эквиваленте могут понести стороны?

– Если говорить про польскую сторону, то ее потери будут связаны с тем, что ей придется использовать газ из других источников, и это может привести к краткосрочному скачку цен. Я не думаю, что речь будет идти о достаточно больших суммах. Кроме того, может возникнуть казус, заключающийся в том, что это форс-мажор, и непонятно, кто в нем виноват. Здесь все равно могут быть какие-то последствия.

Пострадать от этого может «Газпром», потому что будет недопоставка газа на европейский рынок. Здесь, учитывая то, сколько сейчас стоит газ, и то, что объем суточной прокачки колеблется в диапазоне 30–40 млн куб. м, потери в день могут составлять несколько миллионов долларов.

– Какое значение для Беларуси имеет транзит российского газа, какие финансовые выгоды от него она получает?

– Так как сейчас система «Белтрансгаза» принадлежит «Газпрому», а белорусский участок газопровода «Ямал-Европа» изначально ему принадлежал, фактические выгоды Беларуси связаны с двумя вещами. Первое – поступление налогов от работы компании «Газпром трансгаз Беларусь», причем, налогов достаточно существенных. «Газпром трансгаз Беларусь» в последние несколько лет является одним из крупнейших налогоплательщиков в республике.

В 2020 г. «Газпром» заплатил в белорусский бюджет $115 млн. Понятно, что налоги эти образуются не только за счет транзита, но и за счет поставки белорусским потребителям, но это достаточно серьезные финансовые потоки. При остановке транзита Беларусь может терять до $4-5 млн налогов в месяц. 

Второй достаточно важный источник поддержки для белорусской экономики – это создание рабочих мест, как непосредственно для людей, занятых в системе обслуживания магистральных газопроводов, так и в смежных отраслях, потому что «Газпром трансгаз Беларусь» достаточно много покупает и товаров, и услуг белорусского производства.

Поэтому здесь речь идет о нескольких процентах ВВП страны, которые так или иначе завязаны на транзит российского газа. То есть, для Беларуси это важный сектор экономики.

Если сравнивать, например, Украину и Беларусь, то сейчас для Беларуси транзит российского газа имеет не меньшее значение, чем для Украины, а возможно, даже, и большее, потому что через белорусскую систему в год транспортируется чуть меньше, чем через украинскую. Так получилось просто из-за того, что транзит по украинской системе очень сильно упал.

– Поставки электроэнергии из Беларуси на Украину на основании ранее заключенных рамочных контрактов прекращены. С чем это может быть связано?

– Изначально контракт был подписан на выгодных для белорусской стороны условиях. Беларусь поставляет электроэнергию в Украину по рыночным ценам, в этом плане нет абсолютно никакой благотворительности, взаимовыручки или поддержки. Значительная часть этих поставок обеспечивается за счет выработки на атомной электростанции, что стабилизирует ее загрузку. Отказ от поставок в какой-то степени может быть связан с позицией украинской стороны по белорусскому вопросу, в том числе по миграционному кризису, который возник на польской границе, потому что Украина недавно заявила о поддержке Польши и, соответственно, о том, что начинает более тщательно охранять свою границу с Беларусью. Но я не думаю, что Александр Лукашенко будет готов предпринять эти шаги, то есть, реально пойти на прекращение поставок электроэнергии именно из-за этого.

Среди возможных причин приостановки поставок могут быть, например, более выгодные условия поставок электроэнергии в те же страны Евросоюза, потому что мы видим большой спрос на белорусскую электроэнергию в Прибалтике, а также необходимость остановки каких-то электростанций внутри Беларуси на ремонт. Чтобы Беларусь действительно пошла на какие-то действия по фактическому разрыву отношений в энергетической сфере, и Украина, и страны ЕС должны предпринять какие-то экстраординарные шаги, что-то сверх-недружественное по отношению к Лукашенко.

– 11 ноября президент Александр Лукашенко пригрозил приостановить и транзит грузов через территорию Беларуси. Какую роль он играет для республики?

– Это наиболее сложный момент во взаимоотношениях Беларуси и Польши (а отчасти, думаю, и России в будущем), потому что по-прежнему значительная часть потребительских товаров из Европы в Россию поставляется автотранспортом по белорусскому направлению. После 2014 г., когда отношения с Украиной резко ухудшились, белорусский маршрут фактически стал основным для транспортировки. Есть, конечно, возможности для обхода, связанные с транспортировкой из Польши через страны Балтии, либо с перевалкой грузов в портах Ленобласти или в портах Балтии, но все-таки, белорусский транзит является ключевым.

Сейчас как раз очень напряженное время для таких перевозок: в преддверии нового года заказы сильно возрастают, и затруднения могут возникнуть и по объективным причинам. Например, из-за миграционного кризиса польская или белорусская сторона могут усилить проверку проходящих через их территорию грузовиков, из-за чего транзит будет занимать больше времени.

Это может привести к достаточно серьезным потерям. Речь может идти как минимум о десятках миллионов долларов упущенной выгоды и для отправителей, и для транспортных компаний.

Если предположить, что скорость транзита по белорусской территории либо серьезно снизится, либо он в какой-то момент будет приостановлен, хотя последнее мне кажется крайне маловероятным, это будет означать, что могут возникнуть перебои с отдельными видами потребительских товаров. В большей степени это относится к непродовольственным товарам: нельзя сказать, что это будет каким-то очень неприятным событием для российских ритейлеров, но это может быть очень серьезным фактором, который повлияет на отношение российской стороны к поведению белорусских властей.

– Наиболее чувствителен сейчас именно сектор транспортировки грузов?

– Сейчас – да. Например, по газу у нас есть обходные возможности: поставки по «Северному потоку», возможность поставки через украинскую газотранспортную сеть. Это в случае, если что-то такое действительно произойдет. Я считаю, что этот вариант менее вероятен, чем, например, искусственное замедление автомобильного транзита.

Есть, конечно, проблемные вопросы, связанные с транспортировкой нефти. Здесь можно предполагать, что белорусская сторона со временем тоже будет предлагать какие-то варианты ухудшения транзита или его полного прекращения, или, по крайней мере, угрожать этим. На мой взгляд, автомобильный транзит сейчас – наиболее тревожное направление в нашем общем взаимодействии между Россией, Беларусью и Европой.


Беседовала Мария Мамзелькина

ДЕНЬГИ
16 ноября
Минску невыгодно останавливать транзит в Европу.
Россия и Беларусь создадут единый рынок газа в 2023 году: Кто выиграет и проиграет от реформы Россия и Беларусь создадут единый рынок газа в 2023 году: Кто выиграет и проиграет от реформы Россия и Беларусь создадут единый рынок газа в 2023 году: Кто выиграет и проиграет от реформы 27 сентября eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

В то время как цены на газ в Европе подскочили до $800 и более за тысячу куб. м, Беларусь и Россия согласовали на 2022 г. прежний тариф в $128,5. Согласно одобренным 9 сентября союзным программам интеграции, к концу 2023 г. Минском и Москвой будет подписан документ об общих рынках газа и электроэнергии, что должно обеспечить равные условия экономическим субъектам двух стран. Планируется развивать сотрудничество и в атомной энергетике. О возможностях, преимуществах и рисках, которые сулит Беларуси энергетическая интеграция с Россией, «Евразия.Эксперт» поговорил с заместителем руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергеем Кондратьевым.

– Сергей Вадимович, 9 сентября президенты России и Беларуси договорились, что для республики цена на российский природный газ на 2022 г. сохранится на уровне текущего года – $128,5 за 1 тыс. куб. м. При этом на мировых рынках цены на газ бьют все рекорды. О каком уровне экономии Беларуси на газе можно говорить в этой связи?

– Для Беларуси это будет означать, конечно, очень серьезную поддержку экономики, потому что цены на газ были достаточно низкими даже в ценовых условиях прошлого года. Это позволяет сохранить достаточно низкие цены на электроэнергию, или, по крайней мере, не пересматривать серьезно тариф, потому что белорусская тепловая генерация практически полностью использует газ в качестве топлива (то же самое касается и производства тепла). И это будет, конечно же, иметь эффект для некоторых крупных энергоемких экспортных производств, в первую очередь «Гродно Азота». Таким образом, низкие цены позволят косвенно поддержать предприятия, которые оказались под западными санкциями. Например, в соседней Литве агрохимические производства будут покупать газ по цене в 5-6 раз выше, и это очень серьезное конкурентное преимущество.

С другой стороны, мы видели в предыдущие годы, что есть риск консервации неэффективности, потому что белорусская экономика и белорусская экономическая модель в последние годы сфокусировались на получении максимально возможного объема субсидий, преференций со стороны России.

Предприятия пытаются получить какие-то дополнительные субсидии и преференциальные условия, но не очень много уделяют внимания повышению операционной эффективности, каким-то маркетинговым действиям, и тем самым проигрывают конкурентную борьбу на других рынках вне России. Они также постепенно проигрывают борьбу и за российский, и за белорусский рынок, потому что это не рыночный инструмент.

Кроме того, это сокращает горизонт планирования, потому что договоренности достигнуты, фактически, только на следующий год, и мне кажется, что у сторон есть понимание того, что эти цены носят нерыночный характер, если сравнивать с теми ценами, которые платят сейчас за газ соседи Беларуси и даже другие страны ЕАЭС. Это приводит к тому, что планирование от 3-5 летного уровня переходит к однолетнему уровню, что затрудняет внедрение каких-то инновационных решений, запуск новых производств и прочее.

Поэтому, решение неоднозначное. Оно, безусловно, поддерживает белорусскую экономику в моменте, позволяет улучшить показатели платежного баланса и снизать нагрузку на бюджет, но в долгосрочной перспективе очень важно, чтобы белорусские власти попробовали все-таки перейти к политике структурных реформ и заняться повышением эффективности экономики именно за счет запуска новых производств и реформ в тех секторах, где мы сейчас видим серьезные проблемы.

– По словам президента России Владимира Путина, «до 1 декабря 2023 г. будет подписан документ по созданию объединенного рынка газа в рамках Союзного государства». Что это может изменить во взаимоотношениях России и Беларуси?

– Здесь еще очень много сложностей и подводных камней, которые нас ожидают. Создание единого рынка газа подразумевает очень серьезные изменения и для белорусского рынка. Если основываться на комментариях официальных лиц, белорусская сторона сейчас рассматривает создание единого рынка как возможность покупать российский газ по ценам, условно, Смоленской или Псковской областей и все.

Однако на самом деле единый рынок газа означает доступ поставщиков непосредственно к потребителю так, как это происходит сейчас в России, где не только «Газпром» может продавать газ конечным потребителям, но и другие газовые компании и даже трейдерские структуры. В случае с Беларусью это будет означать, что будет необходимо предоставить полноценный доступ к конечному потребителю для российских компаний. Сейчас «Белтопгаз» выступает фактическим монополистом на этом рынке.

Необходимо будет, соответственно, изменить структуру ценообразования, потому что сейчас цена дифференцируется в зависимости, например, от вида деятельности. Так, производители минеральных удобрений или стройматериалов могут покупать газ по меньшим ценам, чем прочие промышленные потребители, чем металлурги или химики. Все эти моменты потребуется исправить просто для того, чтобы у нас был единый рынок. Или Россия должна будет пойти по белорусскому пути и внедрить такую модель, которая есть сейчас в Беларуси.

2023 г. уже очень близко, и даже при полном понимании общей цели, к которой мы идем, простое изменение действующих нормативно-правовых актов и разработка имеющейся нормативной базы может занять больше времени даже у белорусской стороны. Поэтому мне кажется, что перейти к созданию единого рынка нам будет достаточно затруднительно.

Второй момент в том, что у нас есть межгосударственное соглашение в рамках ЕАЭС, которое подразумевает к 2025 г. создание общих рынков энергоресурсов, и здесь тоже необходима будет синхронизация политики с другими странами ЕАЭС – с тем же Казахстаном, Арменией, Киргизией. В этом плане достичь какого-то консенсуса будет довольно сложно, потому что стороны по-разному понимают цели и итоговые результаты того, что должен из себя представлять общий рынок природного газа.

– Каковы выгоды от такого общего рынка?

– Если мы говорим о Беларуси, то, наверное, нам надо говорить о разных участниках рынка. У белорусских компаний может появиться возможность достаточно серьезно снизить платежи за газ, потому что они получат доступ на конкурентный рынок и возможность покупать газ у того же «Новатэка» или «Роснефти» напрямую и получать какие-то дополнительные преференции, которые сейчас в рамках системы «Белтопгаза» недоступны. Это связано, например, с возможностью предоставления скидок или внелимитных объемов газа на поставку. В этом плане крупные белорусские предприятия, особенно экспортоориентированные, могут выиграть.

Если мы говорим про государственные предприятия, которые ориентированы в основном на внутренний рынок (в первую очередь, это электростанции «Белэнерго»), то здесь очень многое будет зависеть от того, как работа по запуску единого рынка газа будет синхронизирована с работой по созданию единого рынка электроэнергии в рамках Союзного государства и ЕАЭС. Понятно, что «Белэнерго» может оказаться в очень тяжелой ситуации, если произойдет какая-то либерализация внутреннего рынка газа, а рынок электроэнергии по-прежнему будет жестко регулируемым.

То же касается рядовых граждан Беларуси, которые сейчас платят достаточно много за природный газ. Они могут получить лучшие условия в первую очередь потому, что российские компании могут быть заинтересованы в поставках на белорусский рынок, так как цены на нем могут быть несколько выше, и маржа, соответственно, несколько больше, чем в западных российских регионах. Но это все равно будут не те уровни, которые есть сейчас.

Кто может потерять в данном случае? Потерять могут государственные монополисты, в первую очередь, тот же «Белтопгаз», и в намного меньшей степени – другие субъекты естественных монополий (условно, газораспределительные организации Минска и областей). В некоторых случаях они могут даже выиграть, если мы увидим увеличение спроса на газ или возможность для подключения новых потребителей.

Если смотреть на это в целом, то мне кажется, что белорусская экономика от создания такого конкурентного и действительно единого рынка газа может выиграть. Если «Белтопгаз» не сможет адаптироваться к новым условиям, тогда здесь будут потери, потому что организации надо будет либо просто уйти с рынка, либо в белорусской традиции обратиться за государственной поддержкой и получать целевые средства для того, чтобы продолжать работу на рынке.

– 9 сентября глава «Росатома» Алексей Лихачев на встрече с премьер-министром Беларуси Романом Головченко заявил о готовности активно заниматься проектами, связанными с «умной» энергетикой, с цифровыми решениями и научными исследованиями по линии академий наук, вплоть до создания исследовательского реактора на территории Беларуси. О каких конкретно проектах может идти речь?

– Речь может идти о разных проектах. В первую очередь, о том, что у Беларуси есть определенный потенциал по подготовке необходимых кадров. Здесь говорим сначала не о подготовке кадров атомного энергопромышленного комплекса (пока это будет ограничено подготовкой персонала для Белорусской АЭС), а о подготовке кадров для общестроительных специальностей. У «Росатома» есть достаточно амбициозная программа по строительству новых энергоблоков за рубежом, и есть, соответственно, запрос на подготовку квалифицированных кадров, которые будут принимать в этом участие.

Второй момент – возможность создания производств, которые могли бы выпускать оборудование общего профиля – ту же строительную арматуру, трубопроводы, которые используются при строительстве атомной станции, и другие виды оборудования. В этом плане Беларусь уже имеет опыт локализации производства для Белорусской АЭС, и этот опыт может быть интересен.

Есть еще третий момент. В последние месяцы белорусские власти неоднократно заявляли о готовности построить еще одну атомную электростанцию. Но, наверное, все-таки это разговор на длительную перспективу, потому что мы видим, что и первая АЭС пока не заработала в полную мощь. В первую очередь необходимо понять, какие финансовые результаты будут у этого проекта, сможет ли он обслуживать выданные на постройку этой электростанции кредиты, и какая будет ситуация на европейском рынке электроэнергии, потому что она тоже меняется достаточно быстро. Поэтому в среднесрочной перспективе речь идет о каких-то совместных проектах, связанных с подготовкой кадров и возможностью организации производств.

Если говорить не про производственную, а про научную тематику, то здесь может быть востребовано создание научной базы (тем более, у Беларуси есть наработки в этом плане), которая занималась бы развитием технологий, связанных, например, с обеззараживанием сельскохозяйственной продукции или методов неразрушающего контроля в ядерной промышленности, развитием ядерной медицины.

Такие технологии на стыке, которые напрямую не затрагивают ядерный энергопромышленный комплекс, но позволяют и создавать новые высокопроизводительные рабочие места, и получать достаточно высокую прибыль от использования атомных технологий, могут быть тоже востребованы как выстраивание цепочки ядерных технологий.

– Что дает Беларуси развитие атомной энергетики? Насколько это дорогостоящее направление, и каковы могут быть источники финансирования российско-белорусских атомных проектов?

– Это очень хороший вопрос, потому что, все-таки, часто мы действуем в парадигме реализации каких-то больших масштабных проектов без обсуждения их финансовой эффективности. Для Беларуси строительство первой атомной электростанции стало большим проектом. С одной стороны, это позволило достаточно серьезно изменить экономику Гродненского региона, создать уже тысячи рабочих мест в новой области и спрос на персонал, на оборудование, на стройматериалы. В целом, можно сказать, перезапустить экономику. Но все-таки проекты в атомной энергетике капиталоемкие, и здесь очень многое зависит от того, есть ли у нас ресурсы для их реализации и какая у нас стоимость капитала.

В случае Беларуси это означает, что приходится брать достаточно большие кредиты под госгарантии, и это кредит, который может быть достаточно тяжело обслуживать. Поэтому для Беларуси решением, которое позволило бы и как-то сэкономить ресурсы, и получить возможность для встраивания в цепочки глобальных поставок «Росатома», было бы налаживание сотрудничества в плане участия в строительстве отдельных объектов, например, в предоставлении услуг по обучению специализированных работников атомной энергетики и смежных секторов.

Беседовала Мария Мамзелькина

ДЕНЬГИ
27 сентября
Договоренности с Москвой позволят Минску ощутимо сэкономить на фоне роста мировых цен на топливо.
БелАЭС позволит Беларуси перейти на новый технологический уклад – эксперт БелАЭС позволит Беларуси перейти на новый технологический уклад – эксперт БелАЭС позволит Беларуси перейти на новый технологический уклад – эксперт 17 мая eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Этап пусконаладки первого энергоблока Островецкой АЭС подходит к завершению. До конца мая Госатомнадзор Беларуси рассмотрит вопрос о выдаче лицензии на его промышленную эксплуатацию. Возведение второго энергоблока также выходит на финишную прямую: 3 мая Росатом сообщил, что реактор готов к загрузке ядерного топлива. Какие выгоды Беларусь и Россия получили от реализации проекта БелАЭС в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал заместитель руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, проект по строительству БелАЭС близится к завершению. Выгодным ли он оказался для Беларуси и России?

– Сейчас сложилась неопределенная ситуация относительно экспорта. Вероятно, какие-то поставки через энергосистему БРЭЛЛ идут. Страны Балтии, и, например, Украина говорят о желании отсоединиться от системы ЕЭС/ОЭС и синхронизироваться с европейской системой, и потенциально это тоже может означать угрозу для экспорта электроэнергии из Беларуси в среднесрочной перспективе, потому что страны Балтии планируют выход из единой синхронной зоны ЕЭС/ОЭС к 2025 г., а Украина вообще говорит о 2023 г. Весьма вероятно, что это не очень реальные заявления, а во многом политические, но, тем не менее, это представляет серьезный риск.

Если же мы говорим про выгоды, которые получает Беларусь, то первая связана, наверное, с имиджем. Если мы посмотрим на европейские страны, то за последние 10 лет это, наверное, первый удачный опыт строительства атомной электростанции за пределами России, потому что проекты, которые реализуются во Франции и Финляндии, до сих пор строятся, при том что они начали работы на площадке на 4-5 лет раньше, чем Белорусская АЭС.

Второй плюс в том, что достаточно большой импульс к развитию получила Гродненская область. В целом это полное изменение индустриальной картины и, соответственно, энергетической. Третий момент долгосрочный: с одной стороны, возможность успешной интеграции Белорусской АЭС в систему страны – это достаточно серьезный вызов, а с другой, его успешное решение позволит в значительной степени изменить электроэнергетику Беларуси.

По официальным планам Минэнерго и Белэнерго, это даст очень серьезный импульс к развитию электромобилей, электроотопления и в целом переходу на новый технологический уклад. Возможно, это звучит довольно громко и пафосно, но это касается целых отраслей экономики страны.

Да, здесь есть много подводных камней и неоднозначных ситуаций, когда Беларуси потребуется искать неординарные решения, связанные в первую очередь с тем, что электроэнергия, которая производится на новой атомной электростанции, как, впрочем, и электроэнергия, производимая на любой новой электростанции, не дешевая. Соответственно, это означает необходимость как-то выстраивать баланс между желанием стимулировать рост электропотребления и тем, чтобы это было выгодно и для государственной компании, и в целом для белорусской экономики.

Если говорить про выгоды, которые получила от этого проекта Россия, то в первую очередь они связаны с заказами для российской промышленности (машиностроительных предприятий, проектных организаций) и отчасти российских строителей (хотя значительная часть работ была выполнена местными белорусскими специалистами).

В перспективе это, конечно же, выплата кредита и его обслуживание белорусской стороной. Если не будет каких-то дальнейших изменений условий кредита (увеличения сроков, снижения ставки, списаний), то этот проект в принципе можно будет считать достаточно успешным и для российского бюджета.

– Как курс Литвы на продвижение бойкота БелАЭС в Прибалтике и ЕС может повлиять на развитие атомной энергетики Беларуси?

– Наиболее активную позицию в желании как-то противостоять белорусской АЭС занимает Литва и ее политическая элита, а отношение Латвии и Эстонии к этому проекту намного более спокойное и ровное. Нежелание допускать на рынок энергию не только от Белорусской АЭС (что стало уже идеей фикс для литовской элиты), а из Беларуси вообще приведет к тому, что потребители стран Балтии будут платить в среднем более высокие цены, чем могли бы. Но я не сказал бы, что это создает какую-то серьезную угрозу для развития проекта.

В последние годы и в России, и странах Скандинавии, и даже Центральной Европы мы видели достаточно низкие цены на оптовом рынке по разным причинам: где-то это было связано с избытком мощностей, а в странах Скандинавии, например, – с высокой водностью рек и связанным с этим избытком дешевой энергии, вырабатываемой на гидроэлектростанциях. Поэтому Беларусь может продавать свою электроэнергию в Россию, например, может пытаться экспортировать ее на Украину.

Вполне возможно, что, как и в случае нефтепродуктов, украинский рынок будет достаточно премиальным и в этом плане. Поэтому я не сказал бы, что это наносит какой-то критический урон, хотя, безусловно, Белэнерго было бы заинтересовано в возможности экспорта электроэнергии в страны Балтии.

– Украина также уже не раз заявляла о желании отсоединиться от белорусской и российской энергосистем до конца 2023 г. и присоединиться к странам Прибалтики. Как это может повлиять на Беларусь и Россию?

– Украина синхронизируется со странами Восточной Европы. По крайней мере, украинские профильные ведомства представляют себе, что украинская энергосистема будет синхронизирована с энергосистемами Польши, Венгрии, Словакии и Румынии, то есть, фактически, с большой общей европейской системой UCTE. Но на мой взгляд, это очень амбициозная цель, потому что это означает коренную перестройку украинской энергосистемы.

Основные центры энергопотребления Украины находятся в восточной и центральной части страны, они тесно связаны с производителями энергии и с другими потребляющими центрами в России и Беларуси, и такое отсоединение требует очень серьезной перестройки и системы управления, и всей энергетической инфраструктуры, строительства резервных мощностей и новых электросетевых мощностей.

В этом плане указанные сроки 2023 г. мне кажутся чрезвычайно амбициозными. Я не уверен, что трансформацию такого рода могли бы осуществить даже намного более богатые страны с серьезным опытом реализации крупных индустриальных проектов, как Россия, Германия или Франция.

Это очень серьезная ситуация, и, конечно же, при таком отключении будут создаваться очень серьезные риски для надежного и качественного обеспечения электроэнергией украинских потребителей. Тем не менее, если это произойдет, то будет, конечно, достаточно серьезным риском даже не в связи с Белорусской АЭС, а просто в связи с тем, что сейчас наши энергосистемы (российская, украинская, белорусская и энергосистемы стран Балтии тоже) функционируют как единый производственный комплекс.

Украинская энергосистема огромна, она представляет существенную часть энергосистемы бывшего СССР и, соответственно, вырывание этого куска – серьезный вызов не только для Украины, но и для остальных элементов единой энергосистемы. Но я бы не рассматривал это именно в приложении к Белорусской АЭС: это системная проблема, с которой столкнется и Российская Федерация, и Беларусь, и которая должна решаться, наверное, на другом уровне. Напрямую с АЭС в Островце это никак не связано.

– Председатель президиума НАН Беларуси Владимир Гусаков заявил, что через 3-5 лет мощностей БелАЭС уже будет не хватать, поэтому необходимо прорабатывать вопрос строительства следующей атомной станции. Для чего Беларуси может понадобиться вторая АЭС?

– Здесь я позволил бы себе не согласиться. Конечно, у НАН Беларуси могут быть свои расчеты и доступ к материалам и данным, которого нет у меня, но, на мой взгляд, все последние годы мы видели стагнацию спроса на электроэнергию в Беларуси, и сейчас вряд ли можем ожидать высоких темпов роста спроса на уровне 4-6% в год. Причем, таких темпов роста, которые сохранялись бы на протяжении не 1-2, а хотя бы 8-10 лет.

Соответственно, те мощности, которые сейчас есть в Беларуси, абсолютно достаточны для покрытия этого спроса. Более того запуск двух энергоблоков на АЭС уже создаст определенные сложности для регулирования энергосистемы. Это так называемая «проблема ночного минимума», связанная с тем, что нагрузка на энергоблоки АЭС не может существенно изменяться в течение суток.

Такие эксперименты проводятся, в том числе и в странах Европы, но все-таки базовые системные операторы стараются удерживать эту нагрузку на одном и том же системном уровне, близком к номинальной мощности энергоблока. В случае с Беларусью это фактически означает, что ночью все другие электростанции должны выключаться, просто потому, что потребление сильно падает ночью и, соответственно, электроэнергии в системе становится очень много.

При этом надо также учитывать, что зимой, например, помимо АЭС есть и другие электростанции, которые не могут существенно снижать нагрузку, например, крупные ТЭЦ (в Минске в том числе), которые производят в основном тепло, а электроэнергия – в некотором роде их побочный продукт. Соответственно, при резкой разгрузке ТЭЦ будет нарушен тепловой режим.

В этом плане строительство еще одной двухблочной электростанции приведет к очень серьезному обострению «проблемы ночного минимума», особенно учитывая риски, связанные с возможным выходом из системы стран Балтии и, соответственно, отсоединением от единой энергосистемы Украины.

Мне кажется, что это решение очень поспешное. Эксплуатация АЭС пока находится в опытном режиме, и вести разговоры о строительстве еще двух энергоблоков – сверхоптимистичный взгляд на ситуацию. Подчеркну: на мой взгляд, есть очень серьезные технологические проблемы, поскольку непонятно, что тогда делать с генерацией.

Белэнерго за последние годы вложило несколько сотен миллионов долларов в обновление мощностей в тепловой генерации, в строительство небольших эффективных энергоблоков, и случае строительства еще одной атомной станции все эти мощности будут просто не востребованы на рынке. Или же Беларусь должна будет стать очень крупным экспортером электроэнергии в ту же Россию, например, или страны Европы, но, опять-таки, здесь очень серьезные риски того, что цены на оптовом рынке будут устойчиво низкими для производителей и, соответственно, экономическая эффективность проекта может оказаться под вопросом. Я думаю, что серьезно обсуждать такие решения пока рано.

– На каких условиях России будет выгоден данный проект?

– Мы с вами должны понимать, что кредит выдает Россия, и в этом плане какие-либо скидки как раз России не выгодны. Те кредиты, которые Россия предлагает Беларуси и другим странам, и так уже в принципе являются преференциальными и комплементарными для них, потому что это долгосрочное финансирование на 15-20 лет под очень низкую ставку.

Если бы Беларусь решила финансировать строительство АЭС за счет собственных средств, разместив, например, облигации и заняв деньги на открытом рынке, то, конечно, стоимость обслуживания такого кредита была бы для нее намного выше, не говоря уже о том, что договориться о каких-то новых условиях, связанных с продлением срока кредита или снижением ставки с держателями облигаций было бы крайне затруднительно.

Поэтому для России было бы выгодно, если в сравнении с первой АЭС она бы получила лучшие условия. Например, больше подрядов на строительство. Но это было бы прямым противоречием интересам белорусской стороны, потому что они должны были бы уступить часть заказов России. И второе – если бы кредит был приближен к каким-то рыночным условиям или условиям, по которым Россия кредитует другие страны (Беларусь получила по итогу наиболее привлекательные условия).

Третий момент связан с тем, что в 2017 г. Россия согласилась перевести расчеты, связанные со строительством АЭС, в рубли, и Беларусь как раз очень сильно выиграла от снижения курса российского рубля, потому что оказалось, что относительно небольшой объем использования кредита (в районе $6 – 6,5 млрд из 10) был связан не с каким-то эффективным управлением, а просто с тем, что Беларусь получила возможность покупать оборудование и заказывать работы по внутрироссийским ценам. Конечно, эти цены были существенно ниже экспортных, номинированных в долларах, и в этом плане это тоже были потери для России и выигрыш для Беларуси.

Те условия, которые Беларусь получила при строительстве первой атомной электростанции, были супер-преференциальными, и я не уверен, что они сохранились бы в случае проведения переговоров о строительстве второго объекта.

По крайней мере, по открытым источникам мы не видели, чтобы такие условия предлагали, например, китайские партнеры по проекту в Пакистане, а тем более – европейские атомные концерны. У всех остальных условия более жесткие, более рыночные просто потому, что они не имеют доступа к такому дешевому государственному финансированию, как Росатом. Поэтому мне кажется, что получить какие-то дополнительные преференции от Росатома было бы для Беларуси затруднительно.

Беседовала Мария Мамзелькина

ДЕНЬГИ
17 мая
Что проект строительства станции дал Москве и Минску.
Белоруссия и «Газпром» могут отказаться от фиксированной цены на газ в 2021 году – эксперт Белоруссия и «Газпром» могут отказаться от фиксированной цены на газ в 2021 году – эксперт Белоруссия и «Газпром» могут отказаться от фиксированной цены на газ в 2021 году – эксперт 07 октября eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

В своем новом меморандуме, приуроченном к выпуску еврооблигаций, «Газпром» заявил о нарастающих факторах риска поставок через белорусский участок газопровода «Ямал-Европа». Аналитики компании связали это с нестабильной политической ситуацией в республике. Неопределенность касательно ее разрешения, по мнению «Газпрома», увеличивает и риски осложнений в двусторонних отношениях. Между тем, сегодня стороны ведут переговоры о цене на газ с 2021 г. К каким последствиям для этого соглашения и для белорусско-российского газового рынка в целом могут привести указанные риски, в интервью «Евразия.Эксперт» спрогнозировал заместитель руководителя Экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, как заявление «Газпрома» о возможном срыве поставок российского газа, отраженное в новом меморандуме, повлияет на белорусский и европейский энергетические рынки?

– Это не совсем заявление «Газпрома», а один из рисков, который прописан в проспекте к облигациям, и это достаточно стандартная практика, когда даже очень-очень маловероятные вещи все равно включаются в такой документ. Тем самым компания, которая размещает долговые обязательства на рынке, с одной стороны, извещает инвесторов о том, что такое в принципе может быть, а с другой стороны, в каком-то плане предупреждает их и снимает с себя ответственность.

Если мы говорим о том, могут ли возникнуть риски для прерывания поставок через систему «Ямал-Европа», то эти риски по-прежнему остаются крайне низкими. Я бы привел здесь пример не только Республики Беларусь, но и Украины, где при ненамного лучшей политической ситуации и очень серьезном ухудшении отношений с Россией в 2014-2019 гг., в условиях вооруженного конфликта, тем не менее, транзитные поставки осуществлялись абсолютно стабильно. Никаких серьезных претензий к транзитным поставкам ни у «Газпрома», ни у его европейских контрагентов не было. В случае с Белоруссией сценарий прерывания поставок в результате политической нестабильности крайне маловероятен.

– К каким последствиям для «Газпрома» может привести срыв поставок российского газа по белорусскому участку газопровода «Ямал-Европа»?

– Если все же предположить это, то можно сказать, что в условиях текущей конъюнктуры рынка у «Газпрома» есть профицит мощностей, которые позволяют ему перебрасывать эти поставки. Соответственно, сложно предположить, что это приведет к какому-то существенному ухудшению ситуации для «Газпрома» и невыполнению им контрактных обязательств. Например, «Газпром» может переправить этот поток через украинскую ГТС. В условиях сохранения не очень высокого спроса в Европе и достаточно высоком уровне наполнения газохранилищ это не будет проблемой.

Важно понимать, что в перечислении этих рисков речь идет о возможности краткосрочного прерывания: никто не обсуждает ситуацию, когда проблемы с транзитом могут затянуться на месяцы. В этих условиях я бы вообще не говорил о том, что это может привести к какого-либо рода проблемам, даже если предположить, что такое прерывание может возникнуть по причине технической неисправности. Это гипотетическая и очень умозрительная ситуация.

С другой стороны, надо понимать, что это именно перечисление рисков в проспекте к облигациям. То есть, «Газпром» просто считает этот риск не то чтобы существенным, но в принципе возможным, и, если вы посмотрите проспект, то таких рисков там указано достаточно много, и это просто один из маловероятных сценариев.

– Каковы инструменты защиты интересов «Газпрома» в Беларуси, и к каким последствиям для Минска может привести прекращение транзита газа в Европу?

– Если мы говорим про белорусскую экономику, то здесь есть еще и репутационные риски, которые являются достаточно долгосрочными, потому что восстановить репутацию всегда сложно. И в условиях того, что есть профицит трубопроводных мощностей в Европу, и в принципе идет борьба за то, чтобы привлечь к себе транзитные потоки, это тоже может быть определенным риском.

Если же мы говорим о финансовой стороне вопроса, то здесь Беларусь может напрямую потерять налоги от того, что газопровод не будет загружен. Эти налоги не будут существенными с точки зрения наполняемости бюджета: та экономическая нестабильность, которая возникла в Беларуси за последние два месяца, приводит к гораздо более существенным последствиям, чем потенциальная и очень маловероятная остановка «Ямал-Европа» и, соответственно, непоступление налогов от этого предприятия.

– Как возможный запуск «Северного потока – 2» повлияет на значение транзита российского газа через Беларусь?

– При запуске «Северного Потока-2» – а есть большие надежды на то, что это произойдет уже в следующем году – и «Газпром», и европейские потребители получат выбор маршрута поставок и транзита.

Так как и «Ямал-Европа», и «Северный Поток-2» нацелены на одни и те же рынки сбыта (в первую очередь, Германия и Центральная Европа), то, конечно же, запуск «Северного потока-2» может потенциально привести к снижению поставок через «Ямал-Европу» и систему «БелТрансГаза».

Здесь очень многое зависит не только от Беларуси, но и от Польши и от того, какими будут условия транзита по польскому участку «Ямал-Европа». Это во многом определяет конкурентоспособность маршрута и, соответственно, перспективы его загрузки.

– Как сильно могут снизиться объемы поставок через «Ямал-Европа»?

– Мы можем увидеть снижение на 20-30%, но это очень сильно зависит от уровня спроса на газ в Европе. Если спрос будет восстанавливаться медленно, если мы столкнемся с какой-то новой волной коронавируса, и, соответственно, экономическая ситуация будет не очень хорошей, а также если цены на газ будут низкими, то снижение поставок возможно достаточно существенное.

– Какие еще выгоды приносит белорусской экономике транзит российского газа?

– В первую очередь, это поступление налогов, а также рабочие места, которые создаются в обслуживании газотранспортных сетей. Есть еще общая выгода: сейчас Беларусь имеет репутацию надежного транзитера газа, что в целом способствует тому, что «Газпром» делает инвестиции в обновление сети, что создает дополнительные рабочие места и заказы в смежных отраслях.

– Беларусь и Россия пока не согласовали цену на газ на 2021 г. Как может измениться стоимость энергоносителей, и может ли на данные переговоры повлиять фактор транзита газа в Европу?

– Думаю, что не может. Если мы говорим о поставках газа в Беларусь, то цены на них связаны, прежде всего, с ситуацией в рамках евразийской интеграции, а также с ситуацией на рынках энергоносителей в Европе. Транзит на это исторически не влиял.

Если говорить о заключении соглашения на будущий год, то ключевой вопрос здесь – то, как и Россия, и Республика Беларусь смотрят на ситуацию на европейском рынке, будут ли цены на нем оставаться на достаточно низком уровне, а также то, в какой момент произойдет заключение этого соглашения.

Даже пример этого года показывает, что, когда заключалось соглашение на поставку по $127 за 1000 куб.м, эта цена были существенно ниже, чем действовавшие в странах ЕС. Однако через какой-то момент, после того как цены сильно упали, такая ставка стала менее привлекательной для белорусских потребителей. Поэтому очень важно будет то, в какой момент произойдет заключение этого соглашения, и то, какие принципы будут заложены при обосновании цены в этом соглашении.

Сейчас и Белоруссия, и «Газпром» с большей вероятностью будут готовы отойти от практиковавшейся все последние годы фиксированной цены на газ на период всего действия соглашения и перейти к формульному ценообразованию, которое будет учитывать ситуацию на европейских рынках и позволит более гибко реагировать на изменение конъюнктуры. Но, опять-таки, эта ситуация никак не будет связана с транзитом: это будет совершенно другая история.

Беседовала Мария Мамзелькина

Российская инфраструктура готова к переводу белорусского нефтяного транзита из Литвы – экономист Российская инфраструктура готова к переводу белорусского нефтяного транзита из Литвы – экономист Российская инфраструктура готова к переводу белорусского нефтяного транзита из Литвы – экономист 15 сентября eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

Вопрос переориентации транзита белорусских нефтепродуктов с литовских портов на российские стал одной из тем переговоров премьер-министров Беларуси и России 3 сентября. Как сообщал Министр энергетики России Александр Новак, сейчас стороны ведут проработку взаимовыгодных условий. По предварительным оценкам, потенциал российских портов может составить 3-4 млн тонн. Какие порты будут наиболее выгодны белорусским грузоотправителям, а также как Беларусь и Россия решают вопрос с ценами на энергоносители, в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал заместитель руководителя Экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, президент Беларуси Александр Лукашенко поручил правительству подготовить предложение о переориентации нефтепродуктов республики из литовских портов «на другие». По каким критериям должен осуществляться выбор наиболее выгодных для этого портов?

– Стоит начать с того, что выбор небольшой. Есть возможность для переориентации поставок в латышские порты. Частично Беларусь уже использует латышские порты, а латыши заинтересованы в том, чтобы получить дополнительные потоки грузов. Также есть возможность переориентации в российские порты (Усть-Луга). Надо учитывать имеющиеся ограничения по мощностям и перевалке, потому что, например, в Литве находится крупный филиал по перевалке калийных удобрений и, соответственно, так просто перевести весь объем по калийным удобрениям было бы сложно. По нефтепродуктам все намного легче и, соответственно, здесь та же Усть-Луга может быть задействована.

Учитывая, что сейчас у нас такая ситуация, когда из-за действия соглашения ОПЕК+ сократились нагрузки по нефти и по нефтепродуктам, российские порты были бы заинтересованы в дополнительных поставках и могли бы предоставить достаточно привлекательные условия белорусским грузоотправителям.

Здесь потребуется решить очень много вопросов, связанных с организацией логистических схем и взаимодействием белорусской и российской железных дорог. Это необходимо для того, чтобы выработать тариф, который был бы конкурентен и привлекателен для белорусских НПЗ, потому что текущая ситуация на нефтяном рынке не позволяет выстраивать очень дорогостоящие логистические маршруты.

– Белорусским грузоотправителям будет более выгодна переориентация на российские или на латышские порты?

– Это зависит от тех условий и тарифов, которые будут им готовы предложить российские компании. Если мы смотрим на это исключительно с географической точки зрения и логистики, то, конечно, Латвия более выгодна, потому что находится ближе. Если мы говорим о том же Новополоцке, то это традиционный маршрут перевалки через латышские порты, но у нас есть пример многих российских портов и грузоотправителей, которые получили от «Российских железных дорог» скидку при гарантировании определенного объема грузоперевозок. Здесь возможна такая же схема: белорусы смогут получить достаточно хорошую скидку, и это будет все равно выгодно и «РЖД», и российским портам, потому что у них появятся новые потоки грузов, которые они смогут обслуживать.

– Какие экономические выгоды и потери может повлечь за собой перенаправление товаров?

– Если мы говорим про Литву, то это достаточно неприятная ситуация для литовской транспортной отрасли, потому что здесь даже в большей степени, нежели портовое хозяйство, может пострадать железная дорога.

Это может случиться, потому что порты не потеряют полностью свою загрузку, так как часть объемов по импорту нефти и экспорту нефтепродуктов обеспечивает Мажейкяйский НПЗ [Литва]. Сокращение будет кратным, если Беларусь полностью заберет свои нефтяные грузы. Для железной дороги это может оказаться очень серьезным ударом, потому что это, конечно, не обнуление транзита, но очень серьезное его сокращение. Это именно то, на чем литовские железные дороги зарабатывают и то, что позволяет им поддерживать в принципе всю инфраструктуру в надлежащем состоянии.

– Российская сторона извлечет выгоды из данной ситуации?

– Здесь будет очень многое зависеть от того, какие объемы будет готова перенести Беларусь, о каком тарифе договорятся стороны и, соответственно, получит ли российская сторона гарантии того, что эти перевозки переходят в Россию надолго. Мы понимаем, что если речь идет о каком-то краткосрочном договоре, например, на год, то это одна ситуация, а если мы говорим о сотрудничестве на горизонте пяти лет, то это уже, конечно, совсем другая ситуация, которая очень серьезно может поменять весь расклад на рынке логистических услуг в северо-западном регионе.

– Как быстро можно будет адаптировать логистические цепочки России и Беларуси для переориентации нефтепродуктов?

– Так как это портовая инфраструктура, она всегда находится в рабочем состоянии. Есть значительные свободные мощности, которые высвободились в результате сделки ОПЕК+ и соответствующего принудительного сокращения добычи и объема экспорта нефтепродуктов. Здесь может идти речь о неделях, потому что каких-то серьезных технических или технологических ограничений я не вижу. Будет необходимо заключить соответствующие договоры, разработать договорную базу, что может занять несколько недель.

В принципе, вся инфраструктура к этому готова. У «Белорусских железных дорог» и у «Российских железных дорог» есть очень хороший опыт взаимодействия в транзитных перевозках.

Они смогут достаточно быстро согласовать схемы движения и определиться, что нужно сделать.

– Ранее в 2016 г. РЖД предлагали Беларуси скидку на железнодорожные тарифы – сначала 25%, потом 50%, однако та уклонилась от предложения России. Какие еще меры может предпринять Москва с целью привлечения белорусских нефтепотоков?

– Если мы говорим о каком-то пакетном соглашении, при котором могут учитываться разные аспекты этого перевода, то с российской стороны могут быть даны определенные гарантии по загрузке белорусских НПЗ в плане поставок российской нефти. Могут вестись переговоры в части создания общего рынка энергоносителей, потому что фактически это тоже шаг по направлению к выстраиванию общего энергетического пространства. Но я думаю, что здесь и России, и Беларуси необходимо исходить из баланса экономических интересов.

Если какая-то из сторон этой сделки будет в своих экономических интересах сильно ущемлена (например, «РЖД» потребуется предоставить чрезмерную скидку, которая сделает эти перевозки невыгодными, или наоборот, белорусские НПЗ будут вынуждены поставлять нефтепродукты транзитом через Россию, и это будет для них существенно менее выгодно, чем использование прибалтийского направления транзита), то в таком случае, скорее всего, сделка будет недолговечной. Мы понимаем, что если соглашения окажутся невыгодны одной из сторон, то она будет стремиться максимально быстро из них выйти. Поэтому здесь нужно ориентироваться на рыночные механизмы согласований. Сейчас опыт взаимодействия «РЖД» с «Белорусскими железными дорогами» позволяет так структурировать эту сделку, чтобы она приносила обеим сторонам только пользу.

– 3 сентября состоялась встреча Лукашенко и премьер-министра России Михаила Мишустина. По итогам переговоров премьер сообщил, что стороны разрешили все взаимные вопросы, связанные с оплатой поставок энергоносителей. К каким договоренностям могли прийти страны?

– Если мы говорим именно об энергоносителях, то здесь наиболее острая тема, которая у нас была в последние месяцы – оплата российского газа. С мая белорусская сторона оплачивала газ в неполном объеме, была накоплена задолженность – по данным «Газпрома», более чем в $300 млн. Так как позиция российской стороны отличалась от позиций белорусской стороны, то это и есть одна из тем, которая должна была быть решена на правительственном уровне. То есть, это вопрос по урегулированию задолженности и определению подхода к тому, каким образом мы в перспективе должны выстраивать ценообразование на рынке газа.

Если мы говорим про нефтяную сферу, то здесь отношения носят рыночный характер. Сейчас Республика Беларусь импортирует нефть из России, находясь в едином таможенном пространстве, без уплат таможенной пошлины. И, соответственно, те проблемные вопросы, которые возникают в нефтяной сфере, носят долгосрочный характер, и механизмы, которые нам могли бы помочь выйти из этой ситуации, должны прорабатываться достаточно долго. Здесь я имею в виду завершение налогового маневра в России и в результате этого, фактическое ухудшение условий покупки российской нефти для белорусских НПЗ. Об этом не было заявлено, но я думаю, что первоочередная тема была связана с урегулированием задолженности за поставленный газ.

– В предстоящих переговорах по условиям поставок нефти и газа на 2021 г. разногласия по цене продолжатся?

– Очень многое будет зависеть от текущей ценовой конъюнктуры, от ситуации на европейском рынке. Я не уверен, что разногласия обязательно сохранятся, потому что сам процесс выработки каких-то решений, которые устраивали бы стороны, достаточно сложный.

Фактически Беларусь получает от России достаточно серьезную нефтегазовую субсидию за счет более низких цен на нефть и газ, чем если бы она их приобретала по мировым ценам. Если мы посмотрим на ситуацию в этом году, то из-за резкого снижения мировых цен на нефть и газ эта субсидия очень серьезно сократилась, что привело к ухудшению и экономической, и бюджетной ситуации в Беларуси. Здесь очень многое будет определяться ситуацией в белорусской экономике при переговорах и при определении позиции белорусской стороны.

Если мы увидим ухудшение ситуации и нарастание кризисных явлений в белорусской экономике, то понятно, что это может отразиться на платежеспособности тех же белорусских потребителей и внутреннем спросе на российские энергоресурсы. Соглашусь с вами в том, что в любом случае эти переговоры будут непростыми, но это достаточно стандартная ситуация, если мы говорим именно о коммерческом взаимодействии. У того же «Газпрома» сейчас идут очень сложные переговоры с европейскими потребителями. И это нормальная ситуация, когда потребитель хочет приобрести газ по более низкой цене, а производитель хочет получить максимальную выгоду.

Беседовала Мария Мамзелькина

Литве не удастся выстроить широкую коалицию против Белорусской АЭС – эксперт Литве не удастся выстроить широкую коалицию против Белорусской АЭС – эксперт Литве не удастся выстроить широкую коалицию против Белорусской АЭС – эксперт 09 августа eurasia.expert eurasia.expert info@eurasia.expert

7 августа началась загрузка ядерного топлива в реактор первого блока БелАЭС. Первые киловатт-часы электроэнергии со станции должны поступить в белорусские сети уже этой осенью. Минск рассчитывает усилить электрификацию страны, а также наладить экспорт электроэнергии за рубеж, однако против этого всеми силами выступает Литва, призывая соседей и Евросоюз бойкотировать вырабатываемое станцией электричество. Вот и теперь Вильнюс направил Минску ноту протеста, обвинив белорусские власти в нарушении принципов добрососедства. Истинную подоплеку действий Литвы и реалистичность создания коалиции против БелАЭС в интервью «Евразия.Эксперт» проанализировал заместитель руководителя Экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергей Кондратьев.

– Сергей Вадимович, в августе 2020 г. стартовал ввод в эксплуатацию первого энергоблока Белорусской АЭС. Тем временем, Литва обратилась в Евросовет с требованием осудить запуск станции. Чего пытается добиться Вильнюс от Минска?

– Мне сложно объяснить экономические мотивы. В большей степени они, все-таки, политические, и дело в отношении литовской политической элиты, которая, конечно, переживает, что Литва так и не смогла реализовать свой собственный проект по строительству новой АЭС, а соседи оказались более удачливы и планируют экспортировать электроэнергию на европейский рынок, возможно даже и в ту же Литву.

С экономической точки зрения Литве было бы выгодно сотрудничество с Белоруссией в энергетической сфере. У нее есть возможности для регулирования мощности Белорусской АЭС за счет Круонисской ГАЭС, построенной в начале 1990‑х гг. для внутрисуточного регулирования Игналинской АЭС, и, если бы мы говорили исключительно об экономических мотивах, то здесь, на мой взгляд, речь шла бы о кооперации и сотрудничестве. Но политические мотивы сейчас, к сожалению, преобладают, и это приводит вот к таким действиям.

Даже если теоретически (хотя это маловероятно) Литве удалось бы заручиться поддержкой Евросовета, это была бы скорее декларативная, а не реальная поддержка.

Кроме того, нужно учитывать, что Белоруссия для Литвы является важным экономическим партнером – через литовские порты идет основной поток импортных и экспортных грузов из Белоруссии, литовские компании работают на белорусском рынке и такая жесткая позиция по отношению к БелАЭС может негативно отразиться на экономическом сотрудничестве в целом. Здесь нет экономической логики, Белорусская АЭС – это дополнительный источник относительно недорогой электроэнергии для Литвы, и импорт электроэнергии из Белоруссии позволил бы литовским потребителям сэкономить деньги.

В Литве заявляют, что БелАЭС – это геополитический проект России. Есть ли рациональные объяснения этим заявлениями?

Это в первую очередь коммерческий проект. Белоруссия в последние годы приложила много усилий, чтобы сделать этот проект максимально коммерчески эффективным, и желание белорусской стороны начать экспорт электроэнергии на европейский рынок абсолютно понятно, ведь цены на нем выше, чем цены на электроэнергию в Беларуси и в России. Например, в Латвии в июне 2020 г. цены на электроэнергию на оптовом рынке составляли €25 за 1 МВтч против €15 за 1 МВтч в России. Поэтому, если Белоруссия получит доступ к европейскому рынку – а я думаю, что это произойдет – это сделает проект БелАЭС более выгодным.

Если говорить про геополитические проекты и геополитическую позицию, то в большей степени это относится к Литве, чем к Белоруссии или, тем более, к России. Для России это экономический проект: она предоставила Белоруссии кредит, на который было закуплено российское оборудование, а российские предприятия выполняли проектные и строительные работы. После запуска БелАЭС российские компании будут поставлять ядерное топливо, предоставлять услуги по ремонту и обслуживанию АЭС, участвовать в торговле электроэнергией.

Я здесь вижу только экономическую логику – это дополнительные доходы для российских компаний, создание рабочих мест и доходы российского бюджета. Какой-то геополитической логики здесь не прослеживается, ведь АЭС – это не военная база или аэродром. Это коммерческий объект.

Имеют ли претензии Литвы к системе безопасности БелАЭС под собой основания?

– Это один из самых важных вопросов. Но, на мой взгляд, литовская сторона делает все, чтобы говорить не о сути, а о том, как надо этот вопрос обсуждать. Надо сказать, что и белорусская сторона, и «Росатом» провели очень большую разъяснительную работу по Белорусской АЭС не только с белорусским обществом, но и со всеми соседними государствами. Были проведены общественные слушания о возможном воздействии проекта на окружающую среду (ОВОС) во всех странах Балтийского региона, включая, например, Германию. Единственной страной, которая отказалась от обсуждения, стала Литва, и это показывает реальную «заинтересованность» Литвы в обсуждении того, как будет работать БелАЭС.

На строящуюся АЭС неоднократно приезжали с инспекциями представители МАГАТЭ, Белоруссия провела стресс-тестирование проекта в соответствии с европейской методологией, и Еврокомиссия подтвердила надежность и безопасность БелАЭС.

Высокие оценки международных экспертов связаны с проектными решениями, заложенными в этот проект, и делающими работу АЭС максимально безопасной. Например, это ловушка расплава, которая даже в случае серьезной аварии и нарушения целостности реактора позволяет избежать ситуации, возникшей на АЭС Фукусима в Японии в 2011 г., когда расплавленное ядерное топливо попало в почву, что привело к отравлению подземных вод, радиоактивному заражению почвы и другим тяжелым последствиям.

Российским проектом предусмотрено очень внимательное отношение к безопасности. Это и пассивные системы безопасности, которые не требуют внешнего электроснабжения, и даже при полном обесточивании объекта позволяют заглушить реактор и избежать развития ситуации по неконтролируемому сценарию. Все это делает Белорусскую АЭС одной из самых безопасных в Европе.

Литовские власти могут быть в большей степени обеспокоены не строительством БелАЭС, а, например, необходимостью скорейшего вывода из эксплуатации старых АЭС в Швеции или в Германии, не оснащенных столь современными системами обеспечения безопасности.

Повторюсь, «Росатом» и Белоруссия не раз приглашали литовских специалистов для того, чтобы познакомить их с ходом работ и с проектными решениями БелАЭС, и то, что эти приглашения игнорировались официальными литовскими властями – лучший ответ на вопрос о том, беспокоит ли Литву безопасность Белорусской АЭС или просто сам факт ее наличия.

В мае текущего года министр энергетики Литвы Жигимантас Вайчюнас заявил, что «Украина не планирует покупать, и не будет покупать электроэнергию у Белорусской АЭС в краткосрочной или долгосрочной перспективе». Удастся ли Литве создать широкую «коалицию» для бойкота БелАЭС? С какими экономическими последствиями столкнется Беларусь в таком случае?

– Это заявление не было официально подтверждено украинской стороной. В краткосрочной перспективе, если мы говорим о ближайших месяцах, у Украины действительно нет необходимости в покупке электроэнергии с БелАЭС. На Украине сейчас есть много незагруженных генерирующих мощностей. Если же говорить о долгосрочной перспективе, то я бы не был так уверен. В отличие от России, на Украине в последние годы не занимались строительством новых атомных мощностей, и после 2025 г. ей придется начать вывод из эксплуатации построенных еще в советское время энергоблоков. Это может привести к дефициту электроэнергии и необходимости ее откуда-то импортировать. Белоруссия может стать одним из источников такого импорта.

Мне кажется, что выстроить широкую коалицию против Белорусской АЭС Литве будет очень сложно, потому что в большинстве стран правительства и компании в первую очередь оценивают экономические последствия принимаемых решений. Понятно, что, если у вас есть возможность импортировать более дешевую электроэнергию из Белоруссии, то вы будете ее покупать, если же электроэнергия будет дороже, то и спроса на нее не будет.


Беседовала Мария Мамзелькина

20 ноября
РЕДАКТОРСКая КОЛОНКа

США делает все для сдерживания суверенной России.

Инфографика: Силы и структуры США и НАТО в Польше и Прибалтике
инфографика
Цифра недели

₽120 млрд

составит ежегодный совокупный положительный эффект для белорусской экономики после полной реализации всех Союзных программ – премьер-министр России Михаил Мишустин