ЕАЭС: интеграционные настроения в условиях кризиса

В октябре 2016 г. Центр интеграционных исследований ЕАБР и Международное исследовательское агентство «Евразийский монитор» обнародовали результаты масштабного социологического исследования в странах СНГ. В 7 странах были опрошены 8,5 тыс. человек. Исследование показало снижение одобрения евразийской интеграции и рост поколенческого разрыва. Парадоксально, но при этом далеко не везде растет предпочтение Евросоюза. В интервью «Евразия.Эксперт» результаты исследования прокомментировал ведущий российский социолог, директор агентства «Евразийский монитор» Игорь Задорин.

- Игорь Вениаминович, результаты последнего исследования «Евразийского монитора» показали пусть минимальное, но снижение уровня одобрения ЕАЭС почти во всех исследуемых странах. Чем это можно объяснить?

- Надо сказать, что ЕАЭС практически в самом начале своей биографии стал испытываться на прочность неблагоприятными условиями, прежде всего связанными с мировым экономическим кризисом. В такие времена обычно везде происходит некоторое уменьшение интеграционных настроений и, напротив, растут автономизм и изоляционизм. Мы еще помним, в каких условиях распадался Советский Союз, да и недавние явления в Европейском союзе – тот же Brexit – подтверждают этот вывод. Следует сказать, что при нынешних кризисных условиях зафиксированное снижение еще не такое большое, как в других союзах.

Конечно, постсоветское пространство имеет свою специфику. В частности, страны так называемой Балтийско-Черноморской дуги испытывают сильное влияние двух центров силы – Европейского союза и ЕАЭС, что провоцирует в них определенную бивекторность интеграционных настроений населения. Приведем пример Беларуси и Молдовы, где мы задавали разные вопросы. В Беларуси мы задавали вопрос «Насколько положительно вы относитесь к тому, что страна является членом ЕАЭС?»; а в Молдове – «Как вы отнесетесь к тому, если Ваша страна войдет в ЕАЭС?».

В Беларуси показатели ориентации на Россию немного снижаются, поскольку там растет конкурентность европейского вектора развития. Про Молдову мы все время говорили, что там присутствует бивекторность настроений. Сегодня Ион Жигэу [директор Центра социологических исследований и маркетинга CBS-AXA (Молдова) – прим. «ЕЭ»] говорил о таком разделении населения – как сказали коллеги из Молдовы, иногда раскол идет прямо «по семье».

Надо сказать, что в Беларуси выраженной бивекторности ранее не наблюдалось. И хотя, восточный вектор по-прежнему преобладает, европейская привлекательность для многих белорусов растет. 

Отношение к ЕАЭС со стороны стран-членов Союза. Источник: Международное исследовательское агентство «Евразийский монитор».

- Какую роль здесь играет поколенческий фактор?

- Он играет разную роль в разных странах. В прошлогоднем докладе «Интеграционного барометра ЕАБР» был специальный раздел, связанный с возрастной дифференциацией интеграционных предпочтений. Там были разобраны отдельные возрастные когорты и т.д.

Мы выстроили все страны по степени различия мнений молодежи и старшего поколения, то есть по величине поколенческого разрыва. В среднеазиатских странах различия между возрастными когортами в интеграционных предпочтениях оказались не очень велики – в восточной культуре влияние старших на младших довольно велико.

А вот в Беларуси и Молдове поколенческий разрыв самый большой. Это означает, что в этих странах разница отношения к внешнеполитическим аспектам между самой младшей и самой старшей когортой наиболее велика. 

Сейчас среди белорусской молодежи до 25 лет уровень предпочтений восточного и западного векторов интеграции Беларуси выровнялся.

Поколенческий разрыв, очевидно, несет внутриполитические риски. Потому что, если остро встанет вопрос выбора внешнеполитического вектора, это может привести к межпоколенческому конфликту.

На примере Молдовы мы это видели – молодежные twitter-революции развиваются и поднимаются очень быстро.

- Что может помочь купировать эти риски или хотя бы замедлить динамику возрастающего разрыва?

- Вопросы преемственности и согласования ценностей поколений – труднейший вопрос, в каждой стране его решают по-разному в зависимости от доминирующей национальной культуры. Тут я затруднюсь с рекомендациями.

Но если говорить про продвижение среди молодежи евразийского вектора, то сейчас начали что-то делать для развития молодежной кооперации в странах ЕАЭС – есть, например, молодежный Евразийский форум, есть евразийская «Территория смыслов». Но одних мероприятий мало, нужны общие амбициозные проекты, в которых бы молодежь дружеских стран могла бы что-то сделать вместе.

- В Вашем исследовании обращает на себя внимание тема информационного противостояния – отмечается, что оно влияет на формирование обоюдных образов врага в сознании жителей стран СНГ. Как быть с этими трендами? Насколько они ситуативные или долгосрочные?

- Они, конечно, ситуативные – с ними можно работать. К примеру, отношение к США – казалось бы, устойчивый показатель. Но если посмотреть динамику отношения к США в России за 20 лет, то мы увидим большие колебания. Информационное поле, безусловно, влияет на внешнеполитические ориентации, поэтому СМИ могут создавать образ врага и, наоборот, образ друга в зависимости от поставленных целей.

- Вы сопоставили результаты опросов в Европейском и Евразийском союзах на тему отношения к конкретным мерам развития интеграции – и в ЕАЭС зафиксирован более высокий уровень оптимизма. Это долгосрочный тренд? В Европейском союзе мы видим, что оптимизм сменился пессимизмом.

- В том-то и дело, что в Европейском союзе потребовалось довольно много времени, чтобы еврооптимизм ослаб – это был долгий процесс. Достаточно вспомнить эйфорию «нулевых» годов, введение евро, расширение ЕС – 10 лет прошло, прежде чем мы увидели явление вроде Brexit.

Как будут развиваться процессы внутри Евразийского союза – пока не могу прогнозировать. Но наше население, в том числе российское, по своей культуре всегда ожидает чуда. И быстро разочаровывается, когда это чудо не наступает.

Когда начался процесс евразийской интеграции, то очень много говорилось, что «мы сейчас объединимся – и всем будет хорошо». Этим были порождены несколько завышенные ожидания.

Понятно, что за 1-2 года все не изменяется, особенно в условиях кризиса. Армянский коллега [президент Армянской ассоциации маркетинга Арам Навасардян – прим. «ЕЭ»] как раз и говорил о том, что население непосредственно на себе пока еще не почувствовало улучшений. Это требует многих лет.

- С 2014 г. мы видим стабильное снижение уровня одобрения евразийской интеграции в Армении. Как быть с этой проблемой?

- До определенного момента – в 2013-м, 14-м, 15-м годах – это снижение имело небольшие показатели и могло быть связано сугубо с информационным полем, так как на Армению довольно сильно влияют источники извне. К тому же было много специальным образом спровоцированных конфликтов, например, по вопросам энергетики.

Последнее падение – резкое, почему мы и говорим, что это в большей степени связано с конкретным армяно-азербайджанским конфликтом. Оно наложилось на предыдущие конфликты в энергетической сфере, историю с российским солдатом, с военной базой и т.д.

Но при падении положительного отношения к ЕАЭС в Армении не выросло позитивное отношение к другим векторам развития. Там просто резко увеличилось число респондентов, которые говорят – «не надо ни в какие союзы вступать», т.е., как мы говорим, «автономистов».

Число автономистов в Армении раньше было не столь велико, а сейчас оно резко выросло – до 40%. То есть откат от евразийского вектора интеграции не конвертировался в какой-либо другой вектор, а пока ушел в автономизм.

- То есть можно ожидать, что эти ушедшие в автономизм респонденты при более благоприятном развитии событий вернутся в стан сторонников интеграции?

Мы не можем пока сказать по этому поводу ничего определенного. История измерения интеграционных настроений на постсоветском пространстве пока очень коротка. Но мы знаем по данным длинных (более, чем 30 лет) мониторингов отношения к евроинтеграции, что это отношение во многих странах имело колебательный характер, когда еврооптимизм сменялся европессимизмом, а потом опять начинал доминировать еврооптимизм. Могу сказать одно, мы будем стараться продолжить наш мониторинг.

Беседовал Павел Воробьев