Парламентские выборы-2020: ждет ли Грузию политическая перезагрузка

20 июля в Грузии стартовала парламентская избирательная кампания, и на сегодняшний день ЦИК республики зарегистрировал заявки уже более 40 партий. Всего их подано 68. Широкой конкуренции на осенних выборах способствует и изменение правил их проведения, за которое так рьяно боролась оппозиция во второй половине 2019 г. Насколько потенциальные внутриполитические перестановки в Грузии повлияют на общую ситуацию в Закавказье и на динамику отношений России и Запада, читайте в статье ведущего научного сотрудника Центра евроатлантической безопасности Института международных исследований МГИМО Сергея Маркедонова.

20 июля в Грузии официально стартовала парламентская избирательная кампания. Само голосование намечено на последний день октября 2020 г. Выборы в парламент завершат четырехлетний политический цикл и станут серьезным стресс-тестом для той системы власти, которую в течение восьми лет создавал и поддерживал олигарх, основатель и лидер правящей партии «Грузинская мечта» Бидзина Иванишвили. Удастся ли ему сохранить свои позиции или отступление неизбежно? И какие шансы на возвращение в страну и во власть имеет экс-президент Михаил Саакашвили?

Под патронажем Вашингтона

Де-юре парламентская гонка в Грузии разворачивается у нас на глазах. Между тем, де-факто эта страна уже не первый месяц живет выборами, думает об их результатах и последствиях. Уже президентская кампания 2018 г. рассматривалась как генеральная репетиция парламентской, а ее итоги трактовались как первый этап новой электоральной борьбы. Фактический же старт предвыборной гонки за депутатские мандаты состоялся летом 2019 г. с началом массовых протестных акций в Тбилиси и ряде других городов страны.

Едва затихнув, осенью общественно-политическая борьба разгорелась с новой силой, после того как правящая партия попыталась саботировать изменения Конституции, касающиеся расширения числа депутатских мандатов, получаемых по пропорциональной системе. Данное решение было уступкой властей оппозиции, позволившей сбить накал страстей во время летних протестов, и попытка отказа от нее была воспринята оппозицией как сигнал для новых массовых выступлений. Таким образом, в фокусе внутриполитической борьбы оказались правила будущей избирательной гонки. Но на практике оказалось, что без внешнего вмешательства ведущие политические силы Грузии не могут достигнуть компромисса.

Достаточно сказать, что подписанный 8 марта 2020 г. Меморандум о понимании между представителями правящей партии и оппозиционных сил был достигнут при посредничестве американского посла Келли Дегнан, а английская версия текста была размещена на сайте дипломатического представительства США в Тбилиси.

Следовательно, позиция Вашингтона превратилась в один из ключевых факторов кампании. При его участии, во-первых, были сформулированы все принципиальные условия проведения выборов, а во-вторых, четко зафиксирован внешнеполитический консенсус основных политических объединений страны. Те, кто станет подвергать сомнению роль США и их европейских союзников как модератора, будут рассматриваться в лучшем случае в качестве маргинальных сил, а в худшем – как деятели, несущие угрозу грузинскому суверенитету.

По сути, при таком подходе угроза суверенитету воспринимается исключительно как вызов со стороны России или Китая. Вмешательство же с американской стороны позиционируется как защита национальной независимости и самоопределения, понимаемого как снижение прежде всего российского и в меньшей степени – китайского влияния в Грузии.

В этом плане показательным стало заявление американского посла Келли Дегнан от 1 июля 2020 г.: «У меня нет конкретных доказательств, но Россия, вероятно, попытается вмешаться в выборы в Грузии».

При этом в действительности внутри страны практически нет политиков, которых можно было бы рассматривать в качестве проводников российских интересов. В рамках пропагандистского дискурса пророссийскими агентами в Грузии называют Нино Бурджанадзе и Давида Тархан‑Моурави (которые, к слову сказать, сами себя не считают союзниками или носителями неких общих подходов). Действительно, эти политики и их соратники бывают в Москве и общаются с представителями российской власти. Но при более глубоком рассмотрении оказывается, что проблема статуса Абхазии и Южной Осетии оказывается тем вопросом, который по своей значимости перевешивает любые другие общие точки соприкосновения между грузинским анти-истеблишментом и Кремлем.

Очень точной (хотя, возможно, и излишне категоричной) в этом контексте оказывается оценка российского эксперта Николая Силаева: «После того, как мы признали независимость Абхазии и Южной Осетии, мы в обозримом будущем не сможем быть для Грузии дружественным государством. Потому что для всех грузин это принципиальный вопрос».

Однако для США «рука Москвы» остается важным инструментом идеологического цементирования грузинского политического класса, как бы кто из его представителей ни относился друг к другу по вопросам внутреннего развития.

Новые правила

По каким же правилам пройдут выборы? В октябре 2020 г. из 150 мандатов только 30 будут определяться по мажоритарной системе, а 120 человек изберут по партийным спискам. Более того, до минимума понижается проходной барьер: теперь избирательному объединению для парламентской «прописки» будет достаточно взять рубеж в 1% (ранее требовалось втрое больше). Это создает серьезные проблемы для правящей партии. Одномандатников будет меньше, а их главным поставщиком были как раз «мечтатели». Отсутствие серьезных электоральных фильтров приведет к парцелляции политических объединений.

За весь постсоветский период грузинские политики постоянно демонстрировали готовность идти на выборы «отдельным колоннами», и лишь фильтры в виде процентных барьеров блокировали размножение блоков и партий в геометрической прогрессии. В нынешних условиях возможности для появления самостоятельных электоральных игроков воистину безграничны. Таким образом, будущий кабинет, скорее всего, будет коалиционным – кто бы ни победил.

Шансы «Грузинской мечты»

В 2020 г. по сравнению с кампанией четырехлетней давности у «Грузинской мечты» намного меньше шансов взять конституционное большинство. От партии Иванишвили банально устали. Его мобилизация, построенная по принципу «не дай Бог, снова в прошлое», апробированная не единожды, уже не так эффективна. Собственно, это уже показали президентские выборы 2018 г., где оппозиционный выдвиженец Григол Вашадзе проиграл с небольшим разрывом только во втором туре. Новое поколение избирателей меньше подвержено воспоминаниям о ЧП 2007 г. и поражении в «пятидневной войне». Для них применение силы властями в период прошлогодних массовых столкновений намного актуальнее, чем грехи прошлой власти.

Но списывать со счетов «Мечту» не стоит. В ее пользу говорят и действия кабинета министров в период пандемии коронавируса.

На фоне соседних Армении и Азербайджана эпидемиологическая ситуация в Грузии отличается в лучшую сторону. Коронавирусная пандемия смогла погасить (хотя и не потушить совсем) пламя оппозиционных выступлений, что также пошло власти, скорее, на пользу.

Правящей партии удалось устоять и под шквалом критики со стороны западных партнеров, особенно американских конгрессменов. Более того, были предприняты и собственные контрпропагандистские меры, убеждающие влиятельных лоббистов грузинских интересов в Вашингтоне в неизменности евроатлантического выбора правящей партии. Со своей стороны, США, хотя и заинтересованы в ослаблении абсолютного доминирования Иванишвили в грузинской политике (Вашингтон опасается, что отсутствие сдержек и противовесов сильному лидеру может привести к переориентации внешнеполитических приоритетов страны), не хотят реинкарнации Михаила Саакашвили. Такие эксцентричные деятели кажутся непредсказуемыми и опасными уже для американских интересов.

Фактор Саакашвили

При условии ослабления Грузинской мечты и снижения ее шансов на повторение успеха четырехлетней давности особую важность приобретает способность оппозиции к совместным действиям. На оппозиционном фланге к началу кампании выделялись две силы: коалиция «Сила в единстве», группирующаяся вокруг «Единого национального движения», и «Европейская Грузия». Сама логика подталкивала их к формированию общего списка выдвиженцев-одномандатников и кандидатуры возможного премьера по завершении выборов. И снова, как это уже было в ходе избирательных кампаний последних лет, главным возмутителем спокойствия выступил экс-президент Грузии Михаил Саакашвили.

В собственной стране против него возбуждены обвинения по нескольким уголовным преступлениям. Однако находясь за ее пределами и занимаясь реформированием украинской экономики, Саакашвили пытается сохранить свое влияние и в Грузии. В начале августа он заявил, что лично встанет во главе избирательной парламентской кампании оппозиционного «Национального движения» и одержит победу в этой гонке. При этом он подверг жесткой критике лидера «Новой Грузии» Георгия Вашадзе, обозначившего премьерские амбиции.

В то же время еще до активного информационного наступления Саакашвили представители бывшей правящей партии заявили, что выдвинут собственный список одномандатников во всех регионах Грузии, что вызывало недовольство со стороны младших партнеров «Единого национального движения». По словам одного из лидеров «Европейской Грузии» Гиги Бокерия (некогда этот политик был среди ближайших соратников экс-президента и членом «Национального движения»), отказ от выдвижения единого согласованного списка одномандатников стал серьезной ошибкой со стороны его вчерашних соратников. По его словам, приход Саакашвили к власти «в одиночку» иллюзорен.

Что в итоге?

Очевидно, что амбиции Саакашвили в итоге могут сработать на руку «Грузинской мечте». Расколы в оппозиционных рядах и ранее обеспечивали преимущество нынешней правящей партии. В будущем они также дают ей шансы на то, чтобы выйти к финишу избирательной гонки в лучшей форме. Другой вопрос – как распорядиться победой, если парцелляция партийно-политического спектра Грузии – вопрос уже решенный.

Коалиция с «бывшими» для «мечтателей» неприемлема (хотя на той или иной версии коабитации может настаивать Запад). Объединение с евроскептиками мгновенно превратит Иванишвили в грузинского Виктора Януковича со всеми возможными последствиями.

Таким образом, уже здесь и сейчас, когда до выборов остается более двух месяцев, высока вероятность того, что при любом арифметическом итоге кампании будущее правительство, скорее всего, не станет устойчивым. Да и формирование кабинета потребует известной изобретательности и умения маневрировать.

Ожидать смены внешнеполитических вех при всех раскладах не стоит. Кто бы ни оказался бенефициаром, он будет ориентироваться на «собирание страны» через восстановление ее территориальной целостности (какой бы призрачной эта идея ни казалась) и евроатлантический консенсус – притом что социально-экономическая ситуация, осложненная потерями от коронавирусной пандемии (особенно в туристической сфере и в транзитной торговле) настоятельно требует корректировки внешнеполитического курса. Речь, прежде всего, о приведении в соответствие уровней экономических контактов и политических отношений. Но одно дело – общая констатация определенных фактов, а другое – складывание потенциалов для изменения ситуации.

На сегодняшний день значительного интереса со стороны ключевых игроков к изменению имеющегося статус-кво нет. Запад не готов к принятию Грузии в НАТО, а без этого принципиального решения Москву в целом устраивает тот порядок вещей, который сложился в регионе 12 лет назад. Он далек от идеала, но никаких значительных выгод от его коррекции Россия не видит. Жесткая риторика, нацеленная на непризнание двух бывших грузинских автономий, не подкрепленная практическими действиями со стороны США и их союзников, по факту цементирует статус-кво в редакции 2008 г., так как еще сильнее привязывает Абхазию и Южную Осетию к Москве. Пойти же на некие экстраординарные шаги и пожертвовать утраченными территориями ради восстановления геополитического баланса в отношениях между Россией и Западом в Закавказье грузинские власти и не могут, и не хотят одновременно. И 31 октября 2020 г. эту ситуацию изменить не в состоянии, кто бы ни одержал победу на выборах.

Сергей Маркедонов, ведущий научный сотрудник Центра евроатлантической безопасности Института международных исследований МГИМО