О перспективах технологического прорыва и угрозах торговых войн в ЕАЭС "Евразия.Эксперт" рассказал казахстанский экономист, директор консалтинговой компании Almagest Айдархан Кусаинов.

- Господин Кусаинов, в своих статьях Вы утверждали, что у ЕАЭС есть потенциал совершить технологический прорыв. На Ваш взгляд, какие факторы позволяют это сделать и от чего зависит успешность такого прорыва?

- Прежде всего, я считаю, что прорыв возможен при правильной общей политике. Первое – у нас до сих пор осталось общее промышленное наследие и технологическое единство с точки зрения профессионального инженерного состава и культурной общности бывшего Советского Союза. Оставшаяся система еще может работать. Второе – все равно интеграционные процессы развиваются нормально. Возникновение ЕАЭС позволяет восстанавливать технологические цепочки, существовавшие в советских период. Понятно, что они не будут восстановлены в том же объеме в силу произошедших с тех пор технологических изменений и прорывов. В СССР было хорошо отрегулировано географическое размещение производств. Перерабатывающие блоки и комплексы ставили возле месторождений, была отлажена логистика.

Речь идет не об оживлении советской инфраструктуры, но есть натоптанные тропинки, которые позволяют резко повысить эффективность общих взаимодействий между странами, когда будут сняты таможенные барьеры и барьеры на движение капитала и людей.

Важно понимать также, что не бывает технологических чудес и технологических рывков. Даже японское «чудо» – кропотливый труд. Сначала шли не очень качественная электроника и машины, но они продавались и потом постепенно совершенствовались. Таким образом и происходит технологический прорыв. Чтобы его совершить, нужно иметь денежный поток, нужно что-то производить и что-то продавать. Не бывает такого, что вы построили завод, который тотчас стал делать супер-совершенную продукцию. На пустом месте ничего не создается.

Хочу подчеркнуть, что ЕАЭС способен реанимировать, может быть, фантомные, но тем не менее, имеющиеся пути восстановления производственных цепочек. Разумеется – на основе других технологий, ведь прошло 25 лет. Но размещение городов, месторождений и энергетической инфраструктуры на самом деле существенно не поменялось. Этот потенциал позволит организовать поставки более сложной, «высокопередельной» продукции во внешний мир, что поможет генерировать инвестиции, которые, в свою очередь, позволят заниматься инновациями.

- Вы упомянули отсутствие барьеров как один из факторов успеха. Президент Беларуси Александр Лукашенко на последнем Саммите ЕАЭС в Астане с горечью отмечал, что за время развития евразийской интеграции число барьеров и изъятий не уменьшилось. Почему так происходит?

- Это действительно так. Здесь важно различать две вещи. Когда мы говорим о технологическом прорыве, качественном переходе, который способен обеспечить ЕАЭС, мы также говорим о выгодах, которые наше объединение дает каждой стране-участнице. В результате восстановления технологических цепочек выигрывает и вся цепочка, и каждый производитель в отдельности. Но суровая экономическая реальность наталкивается на сиюминутные требования и желание достичь сиюминутного эффекта. До того, когда заработает, допустим, общий проект по строительству самолета, страны будут какое-то время спотыкаться о взаимные барьеры в молочном производстве, куриных окорочках и, образно говоря, прочем ширпотребе. Евразийская интеграция – это достаточно серьезный, проблемный процесс, поэтому в краткосрочной, сиюминутной перспективе нормальным поведением каждого участника интеграции будет отстаивание интересов собственной экономики.

И это правильно. Но при этом необходимо вырабатывать надгосударственные стратегические инициативы, которые позволяют выстраивать длинную цепочку отношений. Создание Высшего экономического совета – как раз поиск такого баланса. С одной стороны, это надгосударственное образование, призванное решать стратегические цели общего развития, в рамках которого все будут выигрывать от общих проектов. С другой стороны, его задача – разрешать внутренние локальные конфликты. Любой интеграционный процесс, если совсем грубо говорить, не есть «слияние в экстазе». Это площадка.

Да, будет так – и это совершенно нормально – что страны станут занимать очень жесткую позицию по сиюминутным выгодам и отстаивать их. Но объединение создает площадку для наращивания качественного потенциала развития. Должен получиться симбиоз.

К сожалению, интеграционный процесс идет не столь быстро, как хотелось. С этой точки зрения было бы хорошо, если бы Россия двигалась быстрее. Проблема даже не столько в области экономики, сколько в разной скорости принятия управленческих решений. Казахстан и Беларусь – унитарные государства. У нас команда пришла – все выполняют. Россия же федерация: федеральный центр что-то решил, в то время как в каждом субъекте федерации существуют свои правила. Естественно, каждый субъект РФ получает выгоды от того, что Казахстан и Беларусь интегрируются быстро, снимая барьеры, но снятие собственных барьеров можно «заволокитить». Поэтому в России, мне кажется, есть проблема в исполнительной вертикали.

- Видите ли Вы достаточный интерес к интеграции среди компетентных функционеров и бизнеса в России и Казахстане?

- По поводу интеграции в экспертном сообществе есть различные мнения, точки зрения и вообще понимание того, что такое евразийская интеграция. Проблема в том, что были очень большие ожидания быстрого эффекта от интеграции. Быстрых результатов не получилось. Такие негативные факторы как глобальное падение цен на нефть, проблемы с казахстанским тенге и санкционная война случились бы независимо от евразийской интеграции. Но в экспертном сообществе эти вещи зачастую не разделяют, все смешивается, отсюда происходят неправильные оценки интеграции. Отсюда идут неоднородные и противоречивые мнения. Это логично – мы начали интеграцию, вступив в зону турбулентности.

- Недавно «Независимая газета» написала: «Тренд на разочарование наметился практически в каждой из стран ЕАЭС, хотя вслух об этом чиновники не говорят». Можно ли с этим согласиться?

- Думаю, да. Многими ЕАЭС изначально воспринимался как некая панацея. Это были неверные ожидания. Еще бывает, что и политики подпадают под собственный информационный фон. Они должны убедить электорат в правильности своих действий и начинают описывать ЕАЭС чуть ли ни как волшебную пилюлю, которая всех приведет к счастью. Через два года пилюля не срабатывает и все начинают разочаровываться. Думаю, это нормальное разочарование из-за завышенных ожиданий.

 - Какими тогда должны быть реалистичные ожидания в краткосрочной перспективе, скажем, на ближайшие пять лет?

- В ближайшие несколько лет реалистично будет ожидать, что в ЕАЭС будут идти очень серьезные переговорные процессы. Даже допускаю и считаю нормальным возникновение своего рода торговых войн. Как звучит известная фраза, прежде чем объединиться, надо решительно размежеваться. Из-за конфликтов на тему того, будут или нет изъятия и так далее, на разных уровнях будут тормозить евразийскую интеграцию. Это закономерный процесс. Наверное, не стоить гнать лошадей, лучше тщательнее разрабатывать взаимные связи. И лучше уж тогда не торопиться с единым Таможенным кодексом и прочими вещами высшего порядка, а продолжать активно торговать. Процесс и так запущен. Люди и так ездят, работают. Это уже достаточно большой прогресс, если судить по нашим предприятиям. Надо не забывать, что в любой интеграции тот, кто последним интегрируется, больше всех выиграет. Фигурально выражаясь, интеграция – это когда все дружно опускают наведенные друг на друга пистолеты.

- Правильно ли я понимаю, что внутренние конфликты в ЕАЭС не должны служить поводом для панических настроений?

- Абсолютно. Еще раз повторю: кто в каждый локальный момент последним «интегрируется», последним свои барьеры снимет, получит больше всех. К этому надо быть готовым.

Пора понять, что ЕАЭС – не пилюля, а возможность, над которой нужно работать. Причем работать кропотливо, нудно, вдумчиво, долго.

Надеюсь, что такое понимание придет. Интеграция – формат для диалога и торга. В ближайшие пять лет должна появиться трезвая оценка ЕАЭС, и дискуссии перейдут в разряд адекватных переговорных процессов.

- А если говорить о долгосрочной перспективе?

- Евразийская интеграция – один из глобальных мировых процессов. Страны, которые участвуют в евразийской интеграции, находятся в так называемом относительно стабильном Хартленде. Их связи будут только упрочняться. Более того, две главные глобальные державы – растущие Китай и Индия – развиваются рядом с нами. В Китае взят курс на интенсификацию развития северо-западных территорий, в Индии – на развитие северных штатов.

Если смотреть региональную структуру крупнейших экономик - Индии и Катая, они как раз растут в евразийском районе.

Поэтому нас ждет успех. И чем эффективнее мы отстроим внутреннюю структуру, тем быстрее выйдем на глобальный уровень. И чем сбалансированнее будет позиция ЕАЭС, тем легче нам будет подключить Китай и Индию. Как бы парадоксально ни звучало, при всей достаточно жесткой дискуссии внутри ЕАЭС, нужно транслировать единый информационный фон вовне и выступать единым фронтом на международной арене.