Сближение с БРИКС откроет для Евразийского союза новые возможности – эксперт

Анонсированные БРИКС планы по расширению привлекают к организации все больше внимания. Помимо Аргентины и Ирана стало известно о возможном присоединении Египта, Саудовской Аравии и Турции. Допустили членство в ближайшем будущем и в Нигерии, назвав ключевым фактором обеспечение с помощью БРИКС своих экономических интересов. Как сообщалось ранее, организация прорабатывает вопрос создания новой мировой резервной валюты и альтернативные системы расчетов. Расширяется и диалог в формате БРИКС+, членом которого в 2022 г. стал Казахстан. Какие возможности дает стране подключение к этому формату и каковы перспективы нового этапа развития БРИКС, в интервью «Евразия.Эксперт» оценил эксперт Института актуальных международных проблем Дипломатической академии МИД России Владимир Нежданов.

– Владимир Львович, как сообщил президент России Владимир Путин, участники БРИКС разрабатывают надежные альтернативные механизмы международных расчетов, в том числе рассматривается создание международной резервной валюты на основе корзины валют БРИКС. Что стоит за данной инициативой?

– Подобная инициатива преследует дальнейшие шаги по созданию валютной финансовой системы, альтернативной той, которая контролируется G7. БРИКС и ранее, до глубокого кризиса, который мы наблюдаем в этом году, рассматривался как возможная альтернатива группе семи. И происходящее может говорить о том, что страны-участницы в нынешних условиях, по сути, подтвердили свои политические подходы. Ни одна из стран БРИКС открыто не раскритиковала действия России, не ввела против нее санкции, не встала однозначно на позиции стран Запада. БРИКС может стать уже не просто теоретическим, а реальным конкурентом «Группе семи» в мировой финансовой системе.

– Какие выгоды принесет создание резервной валюты БРИКС, какие задачи она сможет решать?

– В БРИКС наибольшая возможность для использования резервной валюты – у китайского юаня, потому что он уже входит в корзину резервных валют, в специальные права заимствования. Но существует очень важная проблема, которая заключается в том, что юань не является свободно конвертируемой валютой, и поэтому со стороны инвесторов может быть очень много не столько претензий, сколько опасений по поводу вложений в юань, ведь его курс может быть изменен не рыночными способами, а директивно.

Что касается рубля, то у него существуют с этого года реальные возможности резервной валюты. Он обеспечен реальным активом – это природный газ, но есть опасения, что непосредственно в России отсутствуют ожидания использования рубля в качестве резервной валюты. Потому что даже в рамках Евразийского экономического союза у нас отсутствует единая валюта, которая могла основываться на рубле. Я уже не говорю про ЮАР, Индию и Бразилию, у которых вообще, насколько можно судить из информационной сферы, таких амбиций нет.

И в этом смысле заявление касательно резервной валюты – это все-таки политическое зондирование почвы, которое должно привести к каким-то первым шагам для стран по пониманию того, каким образом дальше можно двигаться в этом направлении. И, конечно, это не говорит, что в течение какого-то небольшого периода времени мы увидим создание какого-то общего финансового инструмента. Скорее, мы увидим сближение позиций, появление какого-то консенсуса.

– Россия ведет переговоры об открытии индийских сетевых магазинов, увеличении доли китайских автомобилей, оборудования и техники. Расширяется и российское присутствие в странах БРИКС: растут объемы поставок нефти, сельхозпродукции, удобрений; расширяют деятельность IT-компании. Почему попытки Запада организовать изоляцию России остаются нереализованными?

– С одной стороны, часть китайских компаний все-таки поставили на паузу взаимодействие с Россией, опасаясь вторичных санкций со стороны США. Они не объявляли об этом громко, не делали из этого шоу. Но что касается роста поставок энергоносителей, то здесь позиция и Китая, и Индии схожа. В Китае эту позицию высказывают эксперты, а со стороны Индии об этом высказывался министр иностранных дел Джайшанкар, подчеркивая, что они не могут не следовать собственным интересам в энергетической сфере, и если будут другие, более дешевые предложения, они готовы на них откликнуться.

Еще можно вспомнить, как еще в марте посол КНР в России Чжан Ханьхуэй встречался с представителями китайского бизнеса, подчеркивая, что можно занять определенные ниши в России. В этой связи, конечно же, можно ожидать, что придут какие-то индийские товары, может быть, сетевые магазины, да и с точки зрения глобализированного общества почему бы этому и не произойти. Другое дело, что у санкций может быть отсроченное влияние. Этот важный политический момент не стоит недооценивать: надо, как говорят в Китае, всегда иметь в виду, что может случиться худшее, и поэтому не стоит раньше времени радоваться. Все-таки, об этом и глава Центробанка тоже говорила, что мы пока не весь эффект чувствуем из-за инерции.

– Казахстан и Россия создали совместную площадку в формате «БРИКС+». Как Вы оцениваете перспективу дальнейшего сближения Казахстана с БРИКС? Какие возможности это открывает, в том числе для ЕАЭС в целом?

– Ранее уже говорилось о том, что есть возможность продвижения такого формата как БРИКС+, это далеко не новая история. И с этой точки зрения можно говорить не только о Казахстане, а в целом о Евразийском экономическом союзе, о ШОС. Конечно, это один из наиболее перспективных вариантов развития группы БРИКС. Какие это может нести плюсы? В первую очередь, это может стать основой для активизации трехстороннего сотрудничества России, Китая и Индии, поскольку они заинтересованы в сотрудничестве и взаимодействии со странами Центральной Азии, о чем говорит, в частности, их активная политика на этом направлении.

С другой стороны, для стран Центральной Азии это возможность по диверсификации своих внешнеполитических и внешнеэкономических взаимоотношений. Что касается России, это одна из возможностей, которая может позволить ей в современных условиях сохранить свои позиции в регионе. Дело в том, что в Центральной Азии тоже опасаются и вторичных санкций, и «наказания» за взаимодействие с Россией. И формат БРИКС+, в современных условиях и при возможном включении в него ЕАЭС или ШОС, даст возможность сохранить достигнутые позиции и продолжить развивать взаимодействие.

– В каких сферах развитие БРИКС может приобрести новый импульс?

– БРИКС – сегодня структура своего рода недооцененная, и продолжение сотрудничества по уже намеченным рельсам и картам требует дальнейшей проработки. Нужно углубление финансово-экономического и политического взаимодействия, ведь если мы вспомним самое начало пандемии коронавируса, то, по большому счету, страны группы не смогли оперативно собраться и договориться о каких-то общих противоэпидемиологических подходах. А ведь это огромная часть населения человечества, которая могла бы серьезнейшим образом сыграть на упреждение пандемии.

– Как геополитическая турбулентность способна подтолкнуть членов организации к сближению позиций, реализации совместных проектов?

– Несмотря на то, что мы наблюдаем проблемы в геополитике, многие страны, в том числе участники БРИКС, от них дистанцируются. В частности, приведу в пример слова министра иностранных дел Индии Джайшанкара, который обозначил проблемы Европы, говоря об украинском кризисе. Он сказал примерно следующее: «Проблемы Европы – это проблемы Европы, а не всего мира». Таким образом он подчеркнул, что рассмотрение пусть даже крупных геополитических проблем, которые происходят на европейском континенте, не должно становиться вызовом для всего мира, в том числе для индийской цивилизации.

В этом случае страны БРИКС будут гораздо больше «идти в ногу», если мы будем отталкиваться не от негативной повестки угроз, а от позитивной повестки возможностей. Все-таки внутри БРИКС мы видим довольно большую палитру не только национальностей, но и цивилизаций. Например, Китай, у которого существует собственное видение будущего миропорядка, Индия, у которой тоже существует самобытное восприятие системы, и конечно же, Россия со своими представлениями о миропорядке. Таким образом, мы не можем говорить, что сегодня эти страны столкнулись с какими-то единым вызовом, и поэтому исходят из одной позиции. Скорее, они видят, что существуют проблемы в текущей международной системе.

Для них те проблемы, с которыми столкнулась Россия, – эмпирический источник понимания того, каким образом международная современная система реагирует на вызовы. Они из этого делают выводы относительно своей дальнейшей политики. Учитывая их разницу и где-то совпадающие интересы, я бы скорее предположил, что сама по себе геополитическая проблематика для них толчком к развитию взаимодействия не станет. Импульсом к взаимодействию станет какая-то позитивная повестка, где они увидят возможности для себя и, прежде всего, своих граждан, что позволит улучшить уровень жизни, укрепить технологическое превосходство и так далее.

Беседовал Владимир Крапоткин