«Прорыв на Восток»: зачем Беларуси свободная торговля ЕАЭС и Ирана

10 июня парламент Ирана ратифицировал временное соглашение о Зоне свободной торговли с ЕАЭС. На фоне падения экономики из-за возвращения американских санкций это дает исламской республике возможность позитивного развития. Беларусь довольно активно сотрудничала с Ираном и раньше, развивая совместные проекты с иранскими компаниями на своей территории, однако из-за тех же санкций проекты в отдельных сферах оказывались заторможены или отменены. О том, как свободная торговля с Ираном в рамках ЕАЭС поможет Беларуси восстановить широкое двустороннее сотрудничество и что именно может предложить Минску Тегеран сейчас, читайте в статье кандидата исторических наук Павла Потапейко.

Как устроена Иранская экономика

Иран – 17-я страна в мире по территории и 18-я по населению (81,5 млн.). Его экономика смешанная, на 60% плановая, велик госсектор. И при этом 18‑я по паритету покупательной способности. Основную роль играют нефть и газ: 10% разведанных запасов «черного золота» планеты (4‑е место) и 15% «голубого золота» (2‑е место). Тегеранская биржа – одна из крупнейших в мире. В 2012 г., несмотря на санкции, нефть давала 80% доходов в бюджет. К декабрю 2016 г. накоплено $135 млрд валютных резервов. После снятия санкций Бараком Обамой в 2016 г. и двух лет оттепели администрация Дональда Трампа, выйдя в мае 2018 г. из «ядерной сделки», ввела новые в августе (вступили в силу в ноябре). Экспорт и импорт ужались, добыча нефти резко упала. Но не углеводородами едиными…

Иран признан страной с наиболее стремительно развивающейся наукой в мире и одним из лидеров в области телекоммуникаций. Иранская экономика отчасти самодостаточна, хотя и без торговли никак, да и инвестиции нужны. Отмечается высокий уровень человеческого развития и образованности населения. В сочетании с экономическими трудностями и безработицей это вызывает определенную «утечку мозгов». А вот снятие санкций сразу сократило инфляцию и уровень безработицы, стало благом для туризма.

ВВП к началу 2019 г. составил $1,6 трлн по ППП, $333 млрд номинально (в 2017 г. – 447 млрд). Рост ВВП в год снятия санкций достиг 13%! В 2017 г. – скромнее: 3,8%, а в 2018 г. упал на 1,5%. Его объем на душу населения – $5383 (по ППП – почти $20 тыс.). Более 54% дает сектор услуг. Промышленность – 36%. А вот у сельского хозяйства – менее 10%.

Численность трудоспособного населения – 30,5 млн. Но безработица в 2017 г. составила почти 12% (среди молодежи до 25 лет – 28%). Тут надо учесть, что за первые 20 лет Исламской республики население более чем удвоилось, и меры по обеспечению работой не успевают за его приростом, 2/3 иранцев моложе 30.

Основные отрасли – нефте- и химпром, фармацевтика, автопром, выпуск запчастей, электроника, бытовая техника. На Западе иранские системы технического мониторинга считают вторыми после китайских. Развит ВПК. Крупный сектор – стройматериалы (особенно цемент). Исторически важна текстильная отрасль: вспомним знаменитые персидские ковры. Пищепром, металлургия... Журнал The Economist отвел Ирану 39-ю строчку в рейтинге индустриальных стран. В 2009 г. он «прыгнул» с 69-й на 28-ю по росту производства, чему помог охвативший остальной мир кризис.

Несмотря ни на что, Goldman Sachs предсказывает, что иранская экономика имеет потенциал стать одной из крупнейших в мире к середине или во 2-й половине века. А президент Хасан Рухани в 2014 г. объявил целью войти в десятку ведущих экономик за 30 лет.

Особенностью иранской экономической жизни являются т.н. «боньяды» («фонды» на фарси). Это благотворительные религиозные структуры, субсидии которым составляют до 30% госрасходов. Они контролируют до 20% ВВП, не облагаются налогами и являются одним из самых больших раздражителей для оппозиции. Однако, создавались они еще шахом Мохаммедом Реза Пехлеви (царствовал в 1941-79 гг.). В его времена их обвиняли в противоположном: что они составляли финансовую опору «шахского режима». Боньяды тогда инвестировали в недвижимость, курорты (напр. остров Киш, ныне третий по посещаемости после Дубая и Шарм-эль-Шейха на всем Ближнем Востоке). А это противоречило декларируемой цели – благотворительности и поддержке бедноты. После Исламской революции 1979 г. их задачей объявили помощь не только неимущим, но и семьям мучеников и павших во имя новой власти. «Боньядам» передавалась конфискованная собственность сторонников шаха.

На 2018 г. насчитывалось до 100 этих фондов. Они подотчетны только Верховному лидеру Ирана аятолле Сейед Али Хаменеи (у которого 17 июля, кстати, 80-летний юбилей), освобождены от аудита. Боньяды занимаются многим – от хлопка и сои до гостиниц и кораблестроения. Крупнейший из них контролирует до 20% производства текстиля, 2/3 выпуска изделий из стекла, 40% напитков и самую большую долю рынка химикатов и шин. Утверждают, что именно его глава и есть ключевая фигура иранской экономики. В боньядах работает до 400 тыс. чел., а то и более. Эти структуры играют ключевую роль в распространении влияния Ирана, обеспечивая многие международные проекты, в т.ч. по линии «мягкой силы». Но в 1999 г. назначенный на пост главы крупнейшего из них экс-министр обороны докладывал, что 80% их убыточны.

Частный бизнес ненавидит боньяды, считая корнем зла для иранской экономики. Критики утверждают: к заявленной цели они и не стремятся, 12 млн. граждан живут за чертой бедности, половина из них не получает никакой помощи. Экономисты критикуют госсубсидии и госконтроль. Кое с чем согласно и руководство Ирана. В 2009 г. меджлис принял план реформы субсидирования.

Тут надо отметить, что западные аналитики, при всем критическом отношении к «режиму» в Иране, отмечают и его сильные стороны, и успехи (а кто-то считает главным, чтобы, возобновив давление на него, своих целей не добился Трамп). Зато проживающие в США и других странах Запада иранские эксперты-эмигранты смакуют каждую проблему и очень уповают на то, что санкции на сей раз все-таки сработают.

Примечательно, что именно благодаря санкциям и относительной изоляции страна осталась почти не затронутой мировым кризисом 2008 г. Но все же в 2012 г. инфляция риала к доллару составила 23900 к 1. Затем стабилизировалась, однако в августе 2018 г. – девальвация на 24%. Инфляция в предыдущие годы была примерно 9%, в 2018 г. – обвал на 35-40% из-за санкций. На черном рынке в сентябре 2018 г. давали 138 тыс. риалов за доллар (официальный курс был 42 тыс.).

Нынешнее руководство (Рухани занимает свой пост с 2013 г., уже второй срок) предложило амбициозный план реформ, включающий пересмотр политики субсидирования, рекапитализацию банков, валютные, налоговые и таможенные меры, борьбу с безработицей, более справедливое распределение товаров и услуг, шаги по повышению производительности, конкурентоспособности и энергоэффективности. Последний вопрос – слабое место Ирана, благодаря субсидиям, позволяющим кое-кому отмахиваться от подобных проблем.

Западные экономисты указывают на низкий уровень экономической свободы, даже на фоне соседних стран. Власти часто прибегают к конфискациям имущества, налоги высоки. Госдолг составляет 41% ВВП, что, впрочем, меньше, чем на Западе.

Экономика Ирана основана на пятилетках. Пятый пятилетний план, принимавшийся при Махмуде Ахмадинежаде (президент в 2005-13 гг.), предусматривал экономику, основанную на знаниях. Тогда же была принята концепция стратегического развития до 2025 г. Ныне реализуется шестой план – на 2016-21 гг. Он ставит 3 приоритета: устойчивое развитие, научно-технологический прогресс и совершенствование культурного потенциала. Цель – 8% роста в год. В 2017 г. сделан важный шаг – отменены субсидии на топливо, ложившиеся грузом на бюджет. В 2018 г. удалось ввести единый курс обмена валют.

В феврале 2019 г. в журнале Foreign Policy опубликована аналитика Кейта Джонсона «Иранская экономика трещит, но до краха еще далеко». Там он отмечает: да, санкции наносят урон, но ведь Китай, Индия и другие нуждаются в иранской нефти. Джонсон рассматривает усиливающееся давление Вашингтона. За десятилетия санкций Иран накопил немалый потенциал амортизации подобных ударов. И хотя последний из них нанесен по приоткрывшейся за несколько лет до того экономике (а потому более уязвимой, чем 10 лет назад), все же Иран способен справиться. Его случай гораздо сложнее, чем кажется ястребам в Вашингтоне. Признаков коллапса нет.

Противостояние санкциям

Тегерану трудно: валюта обесценивается, безработица «подскочила», рост ВВП замер, санкции на финансовые транзакции заморозили немалую часть их, да и активность во многих сферах экономики, вплоть до автопрома и медицины. Это с воодушевлением комментирует иранская эмиграция в США. Так, Алиреза Надер, директор исследовательского центра «Новый Иран» в Вашингтоне, подробно комментирует урон для некогда бурно развивавшегося автомобильного производства, оскудение валютных резервов, дефицит мяса и медикаментов, вызывающие недовольство населения. МВФ прогнозирует падение иранской экономики на 3%, инвестиции продолжат сокращаться, как и зарплаты, и пенсии с пособиями. А вот налоги явно придется еще больше подымать.

Прошлогодний дефицит бюджета оказался вдвое выше, чем рассчитывало правительство, источники поступлений «просели». До введения новых санкций добыча нефти составляла 2,5 млн баррелей в день, а теперь упала до 1 млн. Спецпредставитель госдепа по Ирану Брайан Хук в январе 2019 г. пригрозил проблемами странам, которые продолжат покупать нефть у Ирана. Хотя, вводя санкции, администрация милостиво разрешила ряду стран, включая Китай, Индию, Японию и Южную Корею, приобретать ее ограниченное количество, эти «дозволы» истекают в мае.

Но не попытка ли это выдать желаемое за действительное, задается вопросом аналитик? Те же Китай и Индия, крупнейшие торговые партнеры Ирана, отвергают требования сократить объем приобретаемой у него нефти. А проблемы Венесуэлы лишь сделают это приобретение лишь более аппетитным, да и цена барреля вырастет.

Джонсон ждет новых протестов, но считает, что они не сокрушат режим, и с ним согласен Надер. Не дадут того эффекта, на который рассчитывает администрация Трампа, а значит, он не получит тут бонусов к выборам 2020 г. Замдиректора Европейского совета по международным отношениям Элли Геранмайе (Ellie Geranmayeh) указывает, что «режим» укрепляет позиции на Ближнем Востоке ввиду развития событий в Сирии и сближения с Ираком. Санкций недостаточно для его крушения. Администрация Трампа старается изо всех сил, но ожидаемого ею эффекта что-то не просматривается.

По мнению Всемирного банка, экономика Ирана должна опираться на другие сектора. Так, в 2018 г. прирост в сфере сервиса составил 4,4%, не связанные с нефтью статьи экспорта дали 10% ВВП (а в 2013 их доля не превышала 6%). За 2 года без санкций наблюдался всплеск активности и производительности в таких сферах, как строительство, гостинично-ресторанный бизнес. Всемирный банк в своем обзоре в октябре 2018 г. дает умеренно пессимистичный прогноз развития иранской экономики: падение на 1,4% в среднем в год до 2021 г., инфляция до 30%, стагфляция. И соответственно проблемы на рынке труда, способные перечеркнуть недавний рост рабочих мест. Но вместе с тем есть и эффект социальных программ. В частности, некоторый рост потребления у беднейших 40% населения. Чего до 2010-х гг. не было. Хотя в целом потребление в стране падает.

В апреле 2019 г. ресурс focus-economics.com провел масштабный анализ состояния иранской экономики. Он прогнозирует падение иранской экономики на 3,7% в 2019 г., но уже в 2020 г. – небольшой рост, на 1,1%. Население прирастает где-то на 1 млн в год. ВВП на душу населения относительно стабилен последние 5 лет: примерно $5-5,5 тыс. Государственный долг вырос с 10,7% в 2013 г. до 49% в 2016 г., но зато в 2017 г. сократился до 41%. Экспорт в 2016 г. превысил импорт на $21 млрд (84 млрд к 63 млрд), хотя в 2015-м разрыв составлял всего $5,4 млрд. (63 млрд к 57,6).

Среди специалистов по Ирану в западных медиа выделяется голландец Томас Эрдбринк (Thomas Erdbrink), глава тегеранского бюро «Нью-Йорк таймс». Он один из немногих журналистов американских СМИ, аккредитованных в Иране. Регулярно публикует материалы об этой стране и происходящих там процессах. Так, под самый Новый год вышел его текст «Иранский экономический кризис почти за одну ночь утопил средний класс». Он подает ситуацию, как часто делают западные журналисты, через примеры конкретных людей. Вот некий тегеранский бизнесмен, продающий компьютеры, еще за год до того имел новенький автомобиль и снимал с семьей 2-комнатную квартиру в центре столицы, а теперь ездит на старом мотоцикле и переехал в бедный район. И такое случилось со многими представителями среднего класса – образованными владельцами своего бизнеса. Их к началу 2018 года были миллионы, а тут чуть ли не за одну ночь они оказались в рядах бедноты. Причина – сочетание санкций и неэффективного ведения дел в экономике, считают автор и его иранские собеседники. Правительство десятилетиями вбрасывает в экономику едва ли не на 30% больше денег ежегодно, латая прорехи в бюджете и закрывая свои обязательства.

Профессор экономики Виргинского технологического университета Джавад Салехи‑Исфахани в беседе с Эрдбринком указал, что это также является причиной инфляции. Но катализатором выступило возвращение санкций. Люди стали конвертировать риалы в доллары и золото. Импорт вздорожал, и многим бизнесменам, зависящим от поставок из-за рубежа, стало непросто. Беседовавший с Эрдбринком горемыка сказал ему, что в 2017 г. зарабатывал в месяц $1400, а к концу 2018 г. – всего $90, с учетом упавшего курса. Он винит и Трампа, и власти, и валютных спекулянтов, оказавшихся тут как тут.

А ведь в Иране сложился довольно обширный средний класс, здесь к нему можно было причислить большинство населения. Критерий – зарплата в $700. Он стал опорой президента Рухани, проводящего реформы и стремящегося налаживать отношения с Западом. Но таких экономических проблем, пишет Эрдбринк, у него давно не было. Бывший советник президента Рухани Аббас Торкан недавно заявил, что он ужался до 50% населения. А это означает заметное ухудшение уровня жизни. Так, писательница, автор бестселлера, отмечает падение дохода от авторских отчислений со 120 млн. риалов в месяц до всего 20 млн. Она рада, что успела купить собственный дом.

Эрдбринк отмечает: внешне Тегеран не особо изменился, даже открываются новые рестораны. В театры каждый вечер приходят тысячи зрителей, хотя билет стоит $16. Но в магазинах люди стали тщательно изучать ценники. Ряд импортных товаров исчез. Закрываются бутики, торгующие одеждой западных брендов. Билет на рейс в Европу сравнялся с двухмесячной зарплатой. Рост платы за съем жилья побуждает многих переселяться из привычных районов. Цифровой диск западного производства стоит $90, как и раньше, но в местной валюте цена изменилась с 3 млн. риалов до 18 млн. Невыплаты перерастают в невозможность возвращать кредиты, а за это сажают в тюрьму.

Но многие настроены оптимистично: в период ирано-иракской войны было тяжелее.

В январе 2019 г. Эрдбринк публикует в «Нью-Йорк таймс» новое эссе, «Президент говорит, что Иран столкнулся с худшим экономическим вызовом за 40 лет». Он цитирует обращение Рухани к нации по случаю 40-летия Исламской революции, где тот прямо признает это и призывает не обвинять власть – дело в США. Под их нажимом ушли и десятки европейских компаний, в результате тысячи иранцев лишились работы. Резко сократились иностранные инвестиции, осложнился доступ к зарубежным кредитам. Цены за год подскочили на 75%. То там, то тут вспыхивают волнения. Государственные телеканалы не скрывают таких вещей, как дефицит мяса в магазинах, например. Виновными называют спекулянтов, втихаря продающих его за рубеж.

Трамп в январе написал в «твиттере», что экономика Ирана рушится и что только так можно удержать его от «расширения своего зловещего влияния на Ближнем Востоке». Но Рухани выразил уверенность, что «усилия и жертвы народа помогут победить».

Работающие на Западе каналы вещания на Иран не дремлют. Radio Farda, иранское отделение «Радио Свобода», под Новый 2019 год размещает на своем англоязычном сайте аналитику живущего в Париже иранского экономиста Феридуна Хаванда (Fereydoun Khavand) «Иранская экономика в 2018: давление санкций и страх перед новыми волнениями». Демонстрации протеста, по его данным, только в начале прошлого года прокатились по 100 городам. И вывела их на улицы не одна экономика, считает он. Звучали лозунги, направленные против верховного лидера, призывы к смене режима.

Если в конце 2017 г. за доллар давали 30 тыс. риалов, то в январе 2018 г. – уже 47 тыс. И это еще до санкций. Полиция делала облавы на валютчиков, в феврале задержав до 100 из них только за один раз. В апреле правительство ввело единый обменный курс в размере 42 тыс. риалов за доллар, а затем закрыло обменники. Один из аятолл призвал казнить валютчиков. В мае ЦБ ввел лимит сумм, которые можно вывозить за границу.

Экономист признает усилия правительства по замедлению кризиса. Оно применяло самые разные меры. Но без особого успеха, считает Хаванд, хотя риал несколько окреп. Особенно важно было добиться результатов к 40‑летию революции. Но, согласно парламентскому докладу, до 15% граждан очутились ниже черты бедности, тогда как до 2016 г. таких было менее 10%. А независимые экономисты дают 20 и даже 25%.

Хаванд обращает внимание, что в декабре Хаменеи потребовал от Рухани вначале направить ему проект бюджета на 2019 г. Аятолла, по мнению эксперта, «испытывает неуверенность в способности правительства справиться с кризисом».

Впрочем, он лишь настоял на увеличении статей на оборону. По словам главы ведомства Ирана по планированию и бюджету Мохаммада Багера Нобахта, бюджет на 2019 г. на 12% больше прошлогоднего. Но в долларах – на четверть дешевле (75 млрд, прежний был на $29 млрд больше). Осенью в парламент внесено предложение ввести квоты на продукты и товары первой необходимости (мясо, рис, хлеб, сахар) и новых субсидиях населению на них. По сообщениям иранских СМИ, обсуждается введение талонов. Ведомство по планированию и бюджету подсчитало, что государство за год потеряло 2/3 (!) доходов, но отчет об этом быстро исчез из интернета, утверждает Хаванд. Квартплаты, по данным ЦБ страны, выросли на 54%, цены на жилье – на 83% к октябрю.

Президент Рухани назвал экономистов лжецами. В ноябре он заявил, что санкции не дадут Америке желаемого, поскольку в них для иранцев ничего нового нет. Но первый вице-президент Эсхак Джахангири признал их действенность, хотя и призвал не преувеличивать их значение. Выступая перед студентами, он сказал: «США объявили нам экономическую войну. И одновременно ведут войну политическую и информационную, чтобы повлиять на наше общественное мнение».

В августе Минздрав отмечал нехватку медикаментов зарубежного производства, но выразил уверенность, что это решаемо. Государству приходится тратиться на них больше.

Аятолла Хаменеи несколько раз повторял поручение представить предложения по борьбе с кризисом. То есть, делает вывод Хаванд, он недоволен теми, что вносятся.

Экономист уделяет внимание росту госдолга, прежде всего перед банками. За четыре месяца к июлю 2018 г. он вырос на 9,7%. При этом военный бюджет растет – $7 млрд на январь 2019 г., по словам одного из высших чинов Корпуса стражей исламской революции (КСИР) М.Х.Сепехра. Тот назвал Иран четвертой кибердержавой мира. И подчеркнул, что военный бюджет ОАЭ – 15 млрд, а Саудовской Аравии – вообще 30 млрд.

Хаванд завершает свой анализ: «Те, кто гордится укреплением военного присутствия Ирана в регионе, сознательно или по незнанию игнорируют коллапс национальной экономики страны». По данным Всемирного банка, пишет он, Иран со времен шаха откатился с 18-го на 27-е место в мире. Да, могло быть и хуже, но вот Турция поднялась с 27-го на 17-е и удвоила ВВП за последние десятилетия.

Возникает впечатление нагнетания черных красок, образа катастрофы. Действия США по Ирану вызывают недовольство в ЕС. Проблему рассматривали на специальной конференции в феврале 2019 г. в Варшаве, и это сигнал для США.

Сотрудничество Беларуси и Ирана

Беларусь установила дипотношения с Ираном в марте 1993 г., они обменялись посольствами (белорусское открылось в Тегеране в 1998 г., иранское в Минске в 2001 г). Подписано немало соглашений, белорусское руководство неоднократно называло Иран важным партнером. Президент Александр Лукашенко посетил Тегеран в 1998 г., затем в 2006 г. Через полгода, в 2007 г., ответный визит нанес тогдашний президент Ирана Ахмадинежад. Его предшественник М.Хатами бывал в Минске до того в 2004 г. В 2015 г. президенты Беларуси и Ирана – Лукашенко и Рухани – встречались в рамках саммитов БРИКС и ШОС в Уфе.

2017 г. выдался активным. Тогдашний премьер А.Кобяков встречался с первым вице-президентом Ирана Джахангири. В Иран дважды летал спикер верхней палаты белорусского парламента Михаил Мясникович. Побывали там глава Таможенного комитета Беларуси, заместители министров промышленности, сельского хозяйства и здравоохранения, делегации концерна «Белнефтехим» и Белорусской нефтяной компании. Заседали рабочие группы по промышленности, сельскому хозяйству и транспорту.

В 2018 г. тоже хватало событий. Лидеры двух стран встречались в рамках саммита ШОС в китайском Циндао. По итогам 14-го заседания Белорусско-иранской комиссии по вопросам экономического сотрудничества подписана Дорожная карта по развитию сотрудничества на 2018-2020 гг. и 8 соглашений в торгово-производственной сфере.

Президент Рухани пригласил белорусского коллегу в Тегеран, идет проработка визита. В поздравлении на его имя по случаю 25-летия установления дипотношений глава белорусского государства отметил «высокий уровень диалога» между двумя странами. «Несмотря на внешние препятствия, в тяжелое время Минск и Тегеран помогали друг другу, сотрудничали в разных отраслях в соответствии с принципами взаимной поддержки и уважения». Глава государства констатировал, что благодаря «твердой политической воле» белорусско-иранские отношения прошли «богатый на положительные результаты путь». А Рухани в своем поздравлении указал, что две страны «продемонстрировали свою решимость развивать сотрудничество», что «привело к плодотворным результатам по многим двусторонним и международным вопросам», и теперь очевидна «ясная перспектива».

Товарооборот вырос с $93,8 млн в 2008 г. до 154,2 млн в 2017 г. (по словам посла Ирана М.Овейси, даже 160 млн.). Но если в 2008 г. сальдо было в пользу Беларуси (наш экспорт 83,7 млн., а импорт из Ирана – всего 10,2 млн.), то в 2017 иранский импорт преобладал – 81,8 млн. против 72,4 млн. Торговля развивается неравномерно: в 2015 оборот был $70 млн., в 2016 – 54,5 млн., но в 2017, после снятия санкций, подскочил в 3 раза.

Белорусы поставляют иранцам калийные удобрения, синтетические (акриловые) волокна, жгут и шнуры, плиты ДВП, грузовую технику и запчасти к ней, медтехнику, косметику, шины и подшипники. Покупают запчасти для авто и тракторов, виноград, другие фрукты и сухофрукты, орехи, лекарства и технику (прежде всего медицинскую).

В 2008 г. Иран инвестировал в Беларусь $13,1 млн (из них прямых 9,9 млн). В основном в строительство, логистику и АПК. Регулярны экономические форумы. Однако в конкретных проектах не все гладко.

Проблемные проекты

В 2006-2007 гг. в Беларуси под Минском открыли производство иранских автомобилей «Саманд», в 2010 г. – вторую линию. Хотели выпускать до 30 тыс. единиц в год. Иранский партнер, Iran Khodro Company, к 2011 г. выкупил 49% акций и заявил, что намерен приобрести контрольный пакет (с нашей стороны соучредителем было белорусско-британское ЗАО «Юнисон», ставшее в 1996 г. первым в стране производителем легковых машин и микроавтобусов). Но в том же году руководство Беларуси выразило недовольство работой предприятия: выпущено лишь около 1 тыс. машин, да и те едва сбыли. В 2013 г. проект свернули. Однако в 2016 г. те же компании возобновили его с учетом Таможенного союза и ЕАЭС. Меморандум подписан в рамках заседания Белорусско-иранской совместной экономической комиссии в Тегеране.

По итогам визита Ахмадинежада в 2007 г. была достигнута договоренность, что Иран предоставит белорусам доступ к одному из своих нефтяных месторождений (Джофейр близ иракской границы, с запасами до 2 млрд баррелей). «Белоруснефть» и Иранская национальная нефтяная компания (обе под санкциями США) заключили контракт на $500 млн. В 2009 г. Центральный банк Ирана выделил Беларуси кредит на разработку этого месторождения в размере $212 млн. Планировалось до 2020 г. добыть там более 9 млн т. нефти. В 2009 г. началась опытная эксплуатация, через год – в штатном режиме.

Но в 2011 г. «Белоруснефть» вышла из проекта. Было объявлено, что в ходе работ выявили новые данные о геологическом строении месторождения, обусловившие изменение технических и финансово-экономических условий работы. Белорусские заводы рассчитаны на другой тип нефти. А иранское информагентство Mehr сообщало, что дело было в разногласиях сторон относительно методов и технологий ведения работ, а также денежной компенсации иранской стороне за использование Беларусью ее месторождения. Иранская сторона обвинила белорусскую в невыполнении обязательств по контракту.

В 2012 г. Национальный банк Беларуси приостановил действие лицензии «ТК Банка» на ряд операций (его учредитель с иранской стороны – «Банк Теджарат», один из крупнейших не только в Иране, но и на всем Ближнем Востоке).

Проекты иранской компании «Кейсон» – логистический центр «Прилесье» и гостинично-деловой комплекс «Магнит Минска» – не укладывались в сроки. Но если «Прилесье» все же открылось с задержкой в год в 2014 г., то «Магнит» (возводимый дочерней компанией «Белпарс») стал долгостроем, что вызвало неоднократное (!) вмешательство самого президента, продлевавшего срок сдачи. Завершить планировалось в 2013 г. Причиной задержек называют санкции. Инвестору приходится периодически уплачивать неустойку, финансируя другие проекты – в частности, $2 млн он перечислял на строительство нового здания Верховного суда, а $1 млн – на Дворец гимнастики.

С 2011 г. строили новое здание посольства Ирана в Минске. И тут тоже затянули, пришлось даже менять компанию-подрядчика (начинал тот же «Кейсон»). Открыли только в 2015 г. в присутствии министра иностранных дел Ирана М.Дж. Зарифа.

Все это смаковали «независимые» СМИ, трактуя как, во-первых, признак проблем в отношениях. А во-вторых, подтверждение эффективности санкций. Один ресурс язвил: «Похоже, что заброшенная стройка стала символом белорусско-иранских отношений».

Успешные направления

На этом фоне хорошо развивается военное сотрудничество. Сообщается о поставках в Иран из Беларуси танков, БТРов и артиллерии. В 2007 г. две страны подписали меморандум о взаимопонимании в области обороны.

Недавно возобновилось взаимодействие и в энергетике: в 2017 г. Иран поставил в Беларусь 2 партии нефти: на 600 тыс. и на 800 тыс. баррелей.

Популярно в Иране белорусское высшее образование. В 2017 г. в вузах Беларуси училось более 1200 иранских студентов (чаще медиков). Диаспора – 2 тыс. чел. Две страны активно сотрудничают на международной арене, согласуя, к примеру, поддержку кандидатур в различных органах ООН, в т.ч. ЮНЕСКО и ЭКОСОС. Регулярный характер носят консультации МИДов на уровне заместителей министров. В ходе встреч заключаются важные договоренности. Так, на консультациях в 2016 г. в Тегеране подписали Программу сотрудничества между внешнеполитическими ведомствами на 2016-2018 гг. Минск и Тегеран – города-побратимы, как и Могилев с Тебризом (столицей Иранского Азербайджана). Такие же связи установлены между Гомельской областью и прикаспийской провинцией Мазандеран.

В 2018 г. Белорусская мясо-молочная компания подписала соглашение о сотрудничестве с иранской IMEX, договорившись о поставках в Иран говядины и сливочного масла и обозначив намерение продавать также сухое молоко, детские молочные смеси, сыр и другую молочку. А иранский партнер обязался помочь пройти сертификацию на своем рынке. Потенциал поставок оценивается в $100 млн. в год. Кстати, та же белорусская компания заключила аналогичное соглашение и с китайцами.

В марте 2018 года посол Ирана в Беларуси Мостафа Овейси дал ряд интервью ведущим белорусским СМИ (в связи с 25-летием установления дипотношений и очередным заседанием торгово-экономической комиссии), где подчеркивал, что между двумя народами сложились дружеские отношения. Он даже включил Беларусь в «топ-лист» партнеров Ирана. По его мнению, очень перспективно сотрудничество в сфере транспорта – например, поставки белорусских электробусов, что вписывается в заботу Ирана об экологии. Они уже появились на улицах Тегерана, планируется организовать их сборку на иранской территории. Посол уверен, что его страна будет активнее использовать белорусскую технику, отличающуюся высоким качеством и умеренной ценой. И вообще высокие технологии, разрабатываемые в Беларуси. Все это, а также энергетика, фармацевтика и др., стало объектом контрактов, подписанных на заседании комиссии.

Посол отметил, что иранцы рады отправлять своих детей учиться в Беларусь, потому что тут царят стабильность, безопасность и порядок. Хвалил «дисциплинированность и порядочность» белорусов, скромность, терпение и здравый смысл, что замечают, по его словам, все иранцы. Белорусы нацелены на прогресс. «Глядя на ваши достижения, понимаю, что вы действительно заслуживаете уважения». Посол заявил, что в Беларуси многое работает лучше, чем в его стране. Когда его попросили покритиковать что-либо, поразился беспечности пешеходов, уверенных, что водитель пропустит. Он отметил, что белорусы зажиточны, иначе не строилось бы столько жилья, например. Да и торговые центры ломятся от покупателей, это все заметнее. Минск впечатляет промышленностью, приборостроением, ИТ-сферой.

В числе наиболее перспективных отраслей сотрудничества посол назвал энергетику: тут Ирану есть что предложить, а у Беларуси есть потребности. Кроме того, в его стране есть почти любые климатические зоны, включая плодородные районы для выращивания овощей и фруктов, поставки которых можно наращивать. Да и много чего еще – от ковров до стройматериалов. А Ирану интересны самосвалы и прочая подобная техника, которую производят в Беларуси. В частности, планируется подписание контракта с БелАЗом.

К числу проблем, тормозящих развитие отношений, посол отнес визовый режим и заявил, что планирует добиться его отмены. Это подстегнет туризм – ведь и Ирану, и Беларуси есть что показать. Он особо подчеркнул, что Иран – безопасная страна, тут не похищают туристов, нет терактов. Можно решить вопрос о новых поставках нефти в Беларусь.

Зона свободной торговли

В мае 2018 г. Иран подписал в Астане соглашение, ведущее к образованию зоны свободной торговли с ЕАЭС на 3 года. Правда, им охвачена лишь половина того, чем торгуют стороны, да и отмена пошлин избирательна. По промтоварам Иран снизит их на 7% (с 22,4% до 15,4%), а страны-члены ЕАЭС – на 3,3% (с 8 до 4,7%). Более свободный доступ на иранский рынок получат мясо, масло, кондитерские изделия, косметика, некоторые виды оборудования из ЕАЭС. Наиболее заметно сокращаются пошлины на сельхозпродукцию: иранские на 19% (с 32,2 до 13,2%), а евразийские на 5% (с 9,6 до 4,6%).

Госдума РФ ратифицировала документ в ноябре, соответствующий федеральный закон вступил в силу в декабре. Меджлис Ирана также ратифицировал его 10 июня. Соглашение рассчитано на 3 года, за это время будет заключен постоянный договор о свободной торговле, либо продлен нынешний. Вводятся таможенные преференции для продажи Ирану мяса, кондитерских изделий, лекарств и покупки у него стройматериалов, овощей и фруктов. Сегодня товарооборот между Ираном и «пятеркой» составляет $2,7 млрд в год.

В июне 2018 г. президент Беларуси, прибыв на саммит ШОС в Циндао, заявил, что РБ готова развивать отношения с Ираном настолько, насколько готов Иран. И провел двустороннюю встречу с Рухани, который вспоминал, как после саммита ШОС в Уфе в 2015 г. поручил министру промышленности съездить в РБ и решить проблемные вопросы. До оптимальных отношений еще далеко, сказал он, но уровень намного лучше прежнего.

В сентябре 2018 г. в Беларусь с визитом прибыл спикер Исламского консультативного совета (парламента) Ирана Али Лариджани, которого эксперты называют одним из кандидатов в следующие президенты. Принимая его, белорусский лидер говорил в основном об экономике, заметив, что товарооборот в $300-400 млн – «мизер». Как и в случае ряда других стран, он призвал довести его до $1 млрд, заявив: «У нас с вами блестящие политические отношения. Но, увы, экономика желает быть лучше». В то же время «у нас есть товары, которые критически важны для Ирана. И у Ирана мы можем закупать огромное количество товаров, которые приобретаем на международных рынках».

Лариджани в ответ заметил: иранское руководство полностью доверяет Беларуси. Он назвал главным вопросом нефть. Отметил тесное сотрудничество на международном уровне, регулярные консультации, межпарламентские контакты.

В феврале 2019 г. глава белорусского государства принял участие во встрече в Сочи президентов России, Турции и Ирана. Основным вопросом была Сирия, но Лукашенко воспользовался возможностью обсудить насущные вопросы со всеми тремя лидерами.

По мнению д-ра Владимира Месамеда, одного из крупных иранистов постсоветского пространства (и Израиля, где он сейчас живет, работая в ряде вузов и СМИ и сотрудничая с московским Институтом Ближнего Востока и шведским изданием «Центральная Азия и Кавказ»), Беларусь и Иран обладают «целым комплексом особенностей», обуславливающих партнерство. Иран активен на постсоветском пространстве, у него немало точек соприкосновения с его республиками, в т.ч. в международных организациях. Беларусь представляет интерес для него как стабильный партнер, обладающий современной индустрией, АПК и ВПК.

Беларусь одной из первых преодолела постсоветский кризис, и ныне там успешно работают мощные промышленные предприятия, выпускающие разнообразную продукцию, пишет он в исследовании «Белорусско-иранские отношения на современном этапе» (январь 2018 г.). Ее экономика «открыта миру», по выражению аналитика: она торгует практически со всем миром. А с Ираном ее сближает и длительное пребывание в условиях западных санкций.

Две страны стремятся проводить самостоятельную политику, но в правящей элите обеих есть либералы, желающие хороших отношений с США и ЕС. В обоих государствах взят курс на диверсификацию, «многовекторность», по терминологии Минска, но это наталкивается на сложности.

В.Месамед считает, что пик сотрудничества между Беларусью и Ираном пришелся на время Ахмадинежада (2005-2013 гг.), когда у обеих стран обострились осложнения с Западом, пытавшимся превратить их в изгоев. Но был и фактор личной симпатии лидеров. До Ахмадинежада сотрудничество развивалось не очень интенсивно. Все инициировал Минск. Например, посольство открыл еще в 1997 г., через год президент Лукашенко нанес первый визит. А вот ответный вояж его тогдашнего коллеги Хатами откладывался и состоялся лишь через 6 лет. Зато при его преемнике заговорили о стратегическом партнерстве. Среди причин – усиление санкций, что привело к сокращению сотрудничества Ирана даже с Россией. Беларусь вызывала все больший интерес, и он был взаимен. Если Минск стал для Тегерана выходом как на Евросоюз, так и на пространство растущей евразийской интеграции, то и Иран помог Беларуси «прорваться на Восток», да и сама по себе – крупный рынок. Диалог «трансформировался от сдержанности 90-х к взаимному доверию и стратегическим отношениям».

Именно тогда пошли проекты. Например, совместная разработка нефтяного месторождения. Ахмадинежад назвал проект ключевым для белорусско-иранского сотрудничества, он позволял его стране наращивать добычу нефти. А глава РБ определил его как приоритетный для национальной безопасности.

Однако, как сказано выше, его свернули. После прихода Рухани отношения, по оценке Месамеда, вначале вернулись к состоянию 2005 г., но в последнее время нарастает стремление их активизировать. При этом, теперь очевидна необходимость прагматичного подхода.

Да, проблем немало – в первую очередь, новый виток давления США на Иран. Есть и объективные: сложная логистика и т.п. Не всегда складывается должное взаимопонимание между участниками проектов. Однако вполне можно говорить о «втором дыхании» в белорусско-иранских отношениях. Нам есть что предложить друг другу.

Павел Потапейко, кандидат исторических наук