«Революция Трампа». Что стоит за новой Стратегией нацбезопасности США

18 декабря была обнародована новая Стратегия национальной безопасности США, которую и в Америке, и в мире ждали с плохо скрываемым нетерпением. Внимание наблюдателей приковано к Китаю и России, который Дональд Трамп объявил «ревизионистскими силами» и «стратегическими конкурентами». Однако обнародованный документ содержит и более интересные моменты, приоткрывающие завесу над внутренней политической кухней в США.

«Революция Трампа»

При всей формальности и ритуальности «Стратегия» традиционно отражает, как минимум, «рамочные» подходы США к своему развитию. И не только во внешней и оборонной политике, но и во внутренней политике и экономике. Ожидания от нового документа подогревались почти по законам шоу-бизнеса: анонсировалось появление чего-то нового, почти «революционного». Да и сама презентация «Стратегии» была обставлена с помпой и размахом.

Новый документ трудно назвать «революцией», но налицо существенные изменения по сравнению с господствовавшими раньше подходами. Но это, действительно, «Стратегия Трампа». Весь документ носит заметный и даже нескрываемый отпечаток личности нынешнего американского президента.

Комментаторов в России и постсоветских странах более всего привлекла формула о том, что Китай и Россия являются «ревизионистскими силами», ставящими под угрозу стабильность благоприятного для США мирового порядка. А также замечание, что ядерное оружие России является для США ключевой военно-политической угрозой. Но эти утверждения уже давно являются некоей разновидностью «экспертной банальности». В «Стратегии» Д.Трампа есть куда более интересные моменты, на которые стоит обратить внимание.

Начнем с того, что «Стратегия» носит подчеркнуто идеологический характер, причем с изрядным налетом геополитического эгоцентризма, в целом укладывающегося заявления Д.Трампа о ведущей роли США в ключевых достижениях человечества.

 «Стратегия национальной безопасности США» как жанр всегда носила идеологический характер. Даже в относительно идеологически спокойные времена позднего Б.Клинтона, когда речь не шла уже даже и о закреплении победы в идеологическом противостоянии.

Но никогда идеологический характер документа не выражался столь целенаправленно. И это не просто некая идеологическая формула «America First» («Америка – прежде всего»), которая проходит нитью через весь документ.

Миру презентовали новую идеологическую систему, в которой основой стабильности прямо провозглашается полная американская военно-силовая гегемония на основе возрождения США, как великой индустриальной державы. Что и правда стоит считать революционным изменением, своего рода «революцией Трампа», важнейшим индикатором развития ситуации в США.

Фундаментальный базис этой стратегии America First составляют три компонента:

1. Защита национальной территории США и американского образа жизни.

2. Процветание США на благо американских «рабочих и компаний» (обратим внимание на порядок слов).

3. Обеспечение «мира через силу» путем восстановления (!) американской военной мощи.

Переформатирование Америки

Эти компоненты имеют отношение не столько к внешней, сколько к внутренней политике США.  Они обозначают, прежде всего, задачу переформатирования Америки для борьбы за лидерство в новом мире, а косвенно демонстрируют принципиально новый уровень осознания угрозы непосредственно для самих США той частью американской элиты, которая стоит за Трампом.

Деградация США как национального государства и национальной экономики прямо связывается с последствиями глобального экономического кризиса 2008-09 гг.

Ключевым, пожалуй, является тезис о том, что глобальное лидерство Америки не неизбежно, но и неслучайно. Постулат сопровождается цитатой одного из «отцов» американской демократии Александра Гамильтона о богоизбранности США. Но общий вывод куда более печален: США придется вновь доказывать свое право на глобальное лидерство, причем и «пОтом» (в экономике), и «кровью» (во внешней политике).

От этого США за почти 30 лет глобальной монополярности, вероятно, уже отвыкли. «Стратегия Трампа» подводит черту под историей того, что, вероятно, можно назвать «естественной монополярностью». Это прямо вытекает из констатации того, что отныне Америке и американцам предстоит жить в «конкурентном мире».

Но никогда прежде, даже на пике «революции неоконсерваторов» (поздний Буш мл. – прим «ЕЭ»), идеологическая составляющая подобных документов не была замешана на такой односторонности и американской исключительности.

Упоминания о том, что у США есть или когда-то были союзники, носят либо «ритуальный» характер, либо являются напоминанием о тех взносах, которые «союзники» должны делать для обеспечения совместной безопасности. Даже когда речь идет о давних институциональных союзниках, перед которыми США имеют формализованные обязательства.

Трамп – это в какой-то степени «анти-Кеннеди». Джон Кеннеди провозглашал готовность США защищать любого союзника, а Дональд Трамп зафиксировал принцип ненужности для США союзников. Если только последние не готовы не просто полностью принять американскую позицию, но и еще заплатить за нее. Прямо скажем, несколько обескураживающий подход для многих лидеров стран постсоветского пространства.

И очень показательно, что про дипломатию, классические методы внешней политики в «Стратегии» пишется вскользь и в завершении соответствующих параграфов, а фрагмент про экономическую дипломатию объективно является самой невнятной частью документа. Что в том числе демонстрирует, что концептуальные наработки аппарата Госдепа окружением президента были проигнорированы.

Повышение статуса Москвы

Ключевым фактором в российском восприятии «Стратегии» является содержащиеся в ней заявление о ревизионизме Китая и России. Оставляя в стороне банальности и пропагандистские штампы, отметим два обстоятельства.

Во-первых, Китай и Россия прямо объединены в одну геополитическую группу, почти коалицию, появляясь постоянно в паре, но будучи отделенными от двух других «геополитических хулиганов» современности – Ирана и КНДР.

Трамп как может начинает принимать новые геополитические реальности, постепенно отказываясь от концепции расширенной «оси зла» с участием России и признавая более высокий геополитический статус Москвы. При этом нет ни намека на то, что в США воспринимают Китай и Россию как долгосрочных партнеров.

Во-вторых, отнесение Китая в одну «группу» стран с Россией, явно недружественную в стратегическом плане интересам США, произошло сразу после объявленных вполне удачными соглашений между Пекином и Вашингтоном и крупнейших соглашений в сфере экономики. Не исключено, что Трампом и его советниками сделан вывод о невыгодности сохранения современных тенденций развития американо-китайских отношений, логику которых придется менять, вероятно, привнося в экономику изрядную долю политики.

Впрочем, оценки политики России и Китая в целом вполне здравые и сводятся к тому, что две страны не стремятся оспорить американскую глобальную гегемонию как концепцию и систему. Они делают ставку на создание локального превосходства сил и влияния в случае кризиса в ключевых регионах. Чем разрушают американскую глобальную гегемонию «по частям».

Новая холодная война?

Отсюда – полшага до признания принципа «локализованной многополярности», который может стать большим потрясением для американской элиты и ее союзников. Но такой подход вполне лежит в русле трамповского подхода: США должны иметь право и возможность «сдать» любого союзника, если ситуация будет грозить Америке в целом. Похоже, мы сталкиваемся с ситуацией, когда на пропагандистском уровне США обозначают один вектор – «America First», а  стратегически видят куда более сложную ситуацию, готовя постепенно к ней и собственное общественное мнение, и элиты союзников.

Но если США и пойдут на инициирование новой холодной войны с Россией или Китаем, война будет носить характер гибридного экономико-силового столкновения, а не экономико-идеологического. США готовы воевать только ради денег, но никак не ради идеологических постулатов.

Важно, что в оценках экономического состояния «поля противоборства» в «Стратегии» появились новые нотки. США уже не так уверены в своей экономической гегемонии, которую подрывают Китай и Россия, концентрируясь на ключевых рынках.

Впервые появляется идея кризиса американской экономической гегемонии в мире, ранее казавшаяся еретической. И этот кризис открыто связывается с недостаточной силой США не только в сфере инвестиций в инфраструктуру (Китай), но и в глобальной энергетике: в ключевых сегментах того, что называется реальным сектором экономики.

Для полноты картины Китай еще прямо обвиняется в стремлении конкурировать с США в технологиях через их незаконное использование, что обещает новую волну войн вокруг прав на интеллектуальную собственность и патентных конфликтов.

Помимо идеологических новшеств в «Стратегии»  есть и традиционные «ингредиенты», в том числе, заимствованные из прежних, считавшихся «благополучными», времен. Например, тема борьбы с глобальными эпидемиями и криминальными синдикатами, которые совершенно не выписываются в структуру документа и выглядят инородными вкраплениями. Вероятно, мы видим следы той «повестки дня», которую бы предложила миру Х.Клинтон.

Вопросы кибербезопасности в основном изложены с позиций закрепления и сохранения любой ценой американского контроля над развитием Интернета, что, вероятно, должно огорчить некоторых российских сторонников «свободы в сети». Но ключевым приоритетом кибербезопасности также обозначается внутриамериканский вопрос: развертывание по всей территории США сети Интернет поколения 5G.

Крайне поверхностна, если вообще – значима, та часть документа, касающаяся борьбы с терроризмом, в которой нет и намека на попытку обобщения, даже в пропагандистских целях, опыта противостояния ИГИЛ и Аль-Каиде (запрещенные террористические организации). Создается впечатление, что США не сделали никаких выводов из своей неудачной политики на Ближнем Востоке в 2009-17 гг. и из опыта взаимодействия с «хорошими исламскими радикалами» против «плохих».

Более интересен прямой возврат к прежним анти-иранским аргументам, связанным с обвинениями Тегерана в поддержке терроризма. Это не только замораживает процесс американо-иранского диалога.

Это делает крайне затруднительным – в силу чувствительности обвинений – диалог и экономическое сближение между Ираном и ЕС, на что сильно рассчитывает иранское руководство.

Но в целом внешнеполитическая часть, особенно за пределами вопросов, связанных с отношениями с Китаем и Россией, выглядит не слишком впечатляюще. Она явно была написана по «остаточному принципу» и содержательно вторична.

Раскол в элитах США

И это возвращает нас к вопросу о том, что трамповская «Стратегия национальной безопасности» является документом, обращенным не столько «вовне», сколько – внутрь Америки и будет активно использоваться Д.Трампом для борьбы с политическими противниками. Особенно учитывая, что документ, будучи очень спорным с точки зрения заложенных в него политических и военно-политических позиций, легко трансформируется в систему понятных и простых политических лозунгов.

«Стратегия» America First – это, вероятно, заявка на долгосрочную идеологию, если той группе, интересы которой представляет Д.Трамп, удастся удержаться у власти надолго. А это вполне возможно в силу глубочайшего кризиса внутренних оппонентов нынешней власти в США, даже если Д.Трамп покинет пост президента. 

Сама структура документа говорит о сдвиге в институциональных основах американской политики: от стремления к элитному консенсусу, согласованию и интеграции позиций (хотя бы во внешней политике) – к попытке закрепить в качестве официального мнения позицию одной из групп в американском истеблишменте. Пора делать выводы о характере современного механизма принятия важнейших политических решений в США и о его политических издержках.

Никакой интегрирующей идеи, кроме America First, в новой «трамповской» концепции национальной безопасности не просматривается. При всех зигзагах американской политики в последние 60 лет такая идея может стать результатом только некоего внутреннего консенсуса ключевых группировок американской элиты, который пока не просматривается.

Американская «аристократия» и, как следствие, американская бюрократия остаются разделенными и затянуты в плохо расплетающийся клубок противоречий. Этот клубок может начать развязываться только при условии начала в США нового цикла роста внутренней экономики, становящейся основой для по-настоящему долгосрочной стратегии развития США и выработки ключевых векторов внешней политики. А пока, вероятно, следует воспринять представленный документ именно как документ «переходного периода».

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ