«Новая французская революция»? К чему приведут массовые протесты во Франции

«Топливные бунты», охватившие Париж и другие города Франции, подняли против власти сотни тысяч человек. Протесты продолжаются несколько недель, и новый пик ожидается во второй половине декабря, когда профсоюзы проведут свои манифестации и должна состояться общенациональная стачка. Некоторые уже называют это новой французской революцией. Переговоры с Эммануэлем Макроном протестующие вести не хотят, более того, «желтые жилеты» уже заставили президента отступить, заморозив повышение цен на топливо и энергию. Однако на деле результаты, достигнутые в ходе массовых бунтов, могут быть не столь долговечны. О том, в чем главная проблема протестующих, французского общества и государства, и куда может привести Францию и Европу это «аполитичное движение», читайте в статье руководителя Центра политэкономических исследований Института нового общества Василия Колташова.

Почему Франция так «взорвалась»

Эммануэль Макрон победил на президентских выборах 2017 г. в обстановке больших ожиданий и не меньшего утомления общества. Французы устали от антисоциальной политики Николя Саркози и Франсуа Олланда. Последний особенно раздражал общество своим упрямым либерализмом (однополые браки), тогда как в момент избрания этого «социалиста» от него ожидали сохранения социальной политики и нажима на богатых. В тот период много говорилось о том, что французские социалисты – самые левые в Европе, что они в самом деле выступают за сохранение социального государства и потому нет ничего лучше, как поменять «проклятого сарко» на скромного бюрократа-реформиста из соцпартии. Кончилось разочарованиями. Думали, республика социальная, оказалось – олигархическая.

Все, что сделал Олланд – это еще больше подчинил страну диктату еврократии и еще больше усилил неолиберальный курс реформ. Впрочем, общество смогло кое-что отстоять, и Макрон пришел во власть с планом продолжить дело предшественника. Как могло получиться, что уставшие от двух неолибералов граждане выбрали третьего – самого прозрачного? Загадки нет: они поверили в то, что Франция куда-то марширует. «La République en Marche!» – «Республика, вперед!» так звучал лозунг макронистской ассоциации. Куда маршировать? Зачем? Все эти вопросы потерялись в суматохе пропагандистского напора на обывателя. И он сдался, решив: левые (Жан-Люк Меланшон) слишком неуверенные и пафосные, а «крайние правые» (Марин Ле Пен) слишком радикальные, а так не хотелось из-за них что-то потерять.

Писатель Эдуард Лимонов справедливо отметил тогда, что Макрона избрала французская трусость. Любому хоть немного думающему человеку было ясно: он будет проводить всю ту политику, что проводили другие президенты.

Единственное, что было учтено командой нового главы Франции – это усталость общества от жалкой, даже унизительной роли страны в Европе. Разве Франция не наравне с Германией создавала «общий дом»? Да и как можно вернуть французам веру в Евросоюз, не показав, какую важную роль играет их страна? Взамен из кошельков можно будет вынуть еще немного денег, а от их социальных прав и трудовых гарантий откусить еще одну солидную часть. Потому Макрон сразу принялся «поднимать величие Франции», предлагая европейскую армию, французский язык и гордо держась в паре с Анголой Меркель. Это немедленно дало возможность прессе говорить о новой роли Франции в Европе. А когда Макрон отказал президенту США в развале ЕС (было весной 2018 г. такое предложение), вес Парижа, казалось, еще более возрос.

Утомление, раздражение, взрыв

Возможно все эти политические трюки убедили часть общества в наличии полезных перемен во внешнем курсе, но они и утомили большинство французов. Утомление это стало ощущаться сразу. Повторилась стандартная для последних 20 лет ситуация: граждане Франции возненавидели президента сразу после его избрания. Они увидели, что неолиберальная политика сохраняется, нет реального роста экономики, нет роста доходов (не стоит обманываться данными Евростата), молодежь не устроена и как не имела, так и не имеет перспектив. Увидели французы и потоки переселенцев из других стран, лишь малая часть из которых реально является беженцами.

Миграционный вопрос, с точки зрения многих граждан, потребовал решения в тот самый момент, когда стало ясно, что так называемая европейская интеграция ослабила экономику и сделала французов беднее. Макрон же действовал без оглядки на все эти факты.

Социального государства меньше, налогов больше – такова была его доктрина, а точнее, доктрина тех, кто провел его на пост президента Пятой республики. Не сомневалась команда Макрона и в том, что протесты будут носить ограниченный характер: как бы много людей ни выходило на улицы, они знали, что нельзя касаться государственного порядка и нужно отступить в момент, когда власти сами отступят. В этой ситуации правительством было решено сделать бензин, газ и электричество дороже, а число поездов сократить и сократить работников. Логика команды Макрона проста: больше денег в бюджет, железным дорогам больше коммерческой эффективности и меньше расходов на обеспечение транспортного единства страны. Все без учета интересов населения и экономики. Но люди вышли надолго; протесты оказались нешуточными, а темой их только первоначально были тарифы. И они буквально испепелили рейтинг Макрона.

Едва ли Макрона волнует его нынешний 18% рейтинг.

Президенты Франции уже более 10 лет приходят, чтобы выполнить грязную работу – что-то отломить от республики, что-то деструктивное в нее встроить, и всегда немало забрать у населения. Рейтинга это никому не оставляет. Но Макрон стал бесспорным лидером общественного отторжения, причем в кротчайшие сроки.

Весной по стране прокатилась волна протестов, которые осенью вернулись с новой силой, начиная с забастовки на транспорте. «Желтые жилеты» представляли собой уже во многом стихийное массовое выступление в стране, где за последние 250 лет было немало восстаний, и где деградация левых партий понизила эффективность сопротивления и привела к возрождению стихии, где есть крайне вредные для движения деструктивные элементы, не говоря уже об агентах полиции, которыми традиционно нашпигованы максималистские организации.

Макрон привел в движение множество людей, которые подталкивают вперед и профсоюзных начальников. Претензии к Макрону – это претензии ко всему виду подобных политиков.

Самое главное в борьбе

Журналисты обожают показывать горящие автомобили и столкновения с полицией. Но не эти картинки являются главным. Важнее всего расширение агитации, борьба за вовлечение в движение новых людей. Со своей стороны, власти стараются убедить обывателей в том, что им нечего делать в компании «вандалов» и «хулиганов», а все дело с тарифами не стоит и выеденного яйца – они заморожены на год и можно обсудить вопрос спокойно. Однако все дело в общей неудовлетворенности общества, для которого последние меры – только повод. Конечно, французы привыкли защищать свои права и резко реагируют на любую попытку их как бы незаметного изъятия. Эту школу с 1860-1970-х гг. проходят и лицеисты, учащиеся старших школ, многие из которых уже поддержали движение «желтых жилетов».

Школьники не боятся при нужде бастовать, что, кажется, наблюдается еще лишь в Греции (там стачка старших классов была последний раз в 2007 г.). Массовые акции многих из них не пугают, так как все знают, что «проклятые политики» давно нацелились на бесплатное образование и предлагают дискриминировать молодых работников при первом найме. Россияне едва ли знают, почему на улицах Парижа в пиковые моменты полыхают автомобили и мусорные баки. Среди некоторых уличных бойцов считается правильным наносить ущерб страховым компаниям. Мусор и разный горючий хлам жгут, чтобы выгорел слезоточивый газ – это, увы, необходимо в европейских уличных баталиях. А вот разграбление магазинов и разрушение того, что можно и не ломать – результат работы «попутчиков» протеста. Стараются и сотрудники полиции в их рядах. Но все это не главное.

Главное – это общий хаос, царящий во французском сопротивлении.

Хаос – порождение организационного вакуума. Когда в глазах недовольных все партии – это из года в год «проклятые политики», и нет никакой объединяющей всех альтернативной силы и даже платформы, то в момент вспышки массового протеста его никто не ведет.

Хуже того: его никто не организует и даже не понимает, как это можно сделать, ибо навыки старых социал-демократов и коммунистов утрачены, как утрачены сами эти силы. Лишь на окраинах еврозоны этот опыт жив, и там знают, например, что нужны штабы разных уровней, блоки и милиция (дружины безопасности), нужна фильтрация случайных людей и вычисление работников полиции. А штабы должны отражать реальные структуры, комитеты политических организаций. Во Франции с этим беда. Дух протеста есть, но тело его рыхло, и команда Макрона это прекрасно сознает. Сознает она и умеренность движения, пусть и звучит все чаще требование отставки президента.

Кричать громко, перекрывать дороги и в крайнем случае драться с полицией еще не означает знать, куда направить страну и быть готовыми требовать и добиваться смены власти.

Куда податься Франции?

Французская пресса предупреждает: впереди новый акт борьбы. Позади же горький опыт левого правительства первой половины 1980-х гг. Не поняв его, невозможно понять болезней французского общества и подлинную умеренность кажущихся левых радикалов. 35 лет назад левые попытались преодолеть тяжелое наследие кризиса 1973-1974 гг. при помощи усиления роли государства, увеличения регулирования и государственной доли в индустрии (25% всех промышленных рабочих). Эффект вышел печальный: две девальвации франка, бегство капиталов, бюджетные проблемы и снижение покупательной способности населения. Все это по одной причине: Франция слишком мала как рынок для больших экспериментов и сильно зависит от внешних партнеров. Все это лишь усилилось к 2019 г.

Потому на выборах 2017 г. лидер левой «Непокоренной Франции» Меланшон мог быть резким критиком, но по важнейшим вопросам звучали слова «если» и «либо». Ле Пен была более конкретна, например, по вопросу нелегальных переселенцев и членства в ЕС. Однако в условиях движения «желтых жилетов» обе партии оппозиции лишь указывают Макрону, что его мораторий недостаточен и народ требует отмены изменений. Улица тем временем требует уже и отставки Макрона. Партии оппозиции слышат ее голоса, но должны оглядываться на мнение пассивных обывателей, которым не нравится буйство «жилетов» и которые напуганы угрозой долговременного хаоса, влекущего убытки и потерю рабочих мест. Этим их, во всяком случае, не без успеха пугает пресса, а протесты обещаны до лета.

Обыватель не поддерживает Макрона, но респектабельным политикам оппозиции нельзя в его глазах обрести репутацию сторонников погромов.

Убежденные противники мер Макрона, конечно, также не одобряют этого. Но есть черный блок, есть правые радикалы, есть просто любители оторваться и пограбить под шумок. В этой среде у полиции и спецслужб имеются свои люди – такова реальность всюду в еврозоне. В условиях хаотичности протеста и избыточной респектабельности парламентской оппозиции дело может сойти на нет уже в январе. Еще одно оборонительное сражение общества против неолиберальной элиты будет выиграно (пусть даже не по всем пунктам), Макрон останется, но отступит. Движение «желтых жилетов» не имеет плана для Франции, планы же властей вызывают его ярость; обнищание – именно это в них ясно видят французы.

В итоге за накалом может последовать охлаждение. Только проявив упорство, протестующие смогут добиться большего – перевыборов президента, а быть может, и парламента. Среди них немало зрелых и пожилых людей, имеющих опыт борьбы и многое знающих о том, как работает политическая система страны. Нельзя отрицать другую возможность: если протест расширится в декабре, а забастовка окажется длительной, новая волна может обрушиться на всю партийную систему и систему государственного управления. Что если будут выведены из строя министерства и другие административные офисы и Макрон потеряет управление? Подобного в ЕС еще не случалось. Зато перезагрузка снизу была в Аргентине в 2001 г., а во Франции – после «красного мая» в 1968 г., где решающую роль сыграли профсоюзы.

Шанс для другой Европы

Франция 1968 г. была иной, нежели современная, во многом «постиндустриальная» Франция. Сильнее были и профсоюзы, которые и теперь остаются главной силой в обществе. Потому, если их руководство договорится с правительством, все кончится почетным отходом Макрона на стартовые позиции. Но если накал в обществе будет нарастать, то Францию ждут перемены. В российской прессе часто встречаются предположения, что за протестом (его именуют даже майданом) стоят США. Исключать их влияния нельзя. Но почему тогда сам Макрон не спешит встречаться по совету Ле Пен с представителями «желтых жилетов»? Разве он не заинтересован в снятии напряжения, чтобы не давать шанса американцам?

Источник протестного движения – социальные и экономические проблемы, созданные ЕС. Макрон – сторонник ЕС, а французы не так глупы, чтобы подобно тому, как это случилось на Украине, США могли легко использовать ситуацию. Евросоюз и так представляет проект интеграции, направленной против России и на сохранение блока с США. Макрон фактически пытается сделать из «социалистической Франции», на деле лишь более социальной, чем другие страны еврозоны, нечто подобное США. Здесь он реализует программу финансового капитала, программу международную и капитала также международного. Это не отменяет противоречий между европейской и американской группами этого капитала, но едва ли в США хотят прикурить возле пороха: французы – зрелая и накопившая немалый опыт борьбы нация, потому вместо Макрона у власти может оказаться совсем неудобный президент.

Но куда может и должна повернуть Франция исторически? Есть ли альтернатива ЕС, и не показала ли уже публичная порка Греции и унижение британского премьера Терезы Мэй, что выходить из «общего дома» некуда? Возврат к франку? Он обернется падением его курса, а Германия будет давить на Францию.

Нужна большая смелость, чтобы повести войну против ЕС. Оппозиция потому и осторожничает, что не знает, куда направить страну. Логика такова, что только социальный взрыв – разрушительный, сметающий всю старую шелуху либерального политического класса, может изменить среду действия политиков.

Но не является ли протест родственником британского голосования против ЕС? Вожди оппозиции предпочитают подождать. Если все переменится, он скажут, что всегда были за движение против Макрона. Если нет, а под «нет» надо понимать победу «желтых жилетов» в оборонительном сражении, оппозиция сможет подчеркнуть свою трезвость. Макрон не будет иметь повода обвинить ее в потакании «разнузданной толпе».

Борьба не закончена. Но проблемой остается общий выбор пути для Франции. Меланшон не может не бояться повторения ситуации 1980-х гг., если ему повезет добраться до власти. Ле Пен при всей резкости риторики необходимо сохранять респектабельную буржуазность. Массы и Макрон стоят один на один. Одних сдерживает понимание границ протеста, вполне типичное для европейских дел, другого – страх вызвать еще большую ненависть и потребность опереться на срочно создаваемый негативный образ «жилета»-погромщика. Политики ведут игру с банальной тонкостью, но, если одна из сторон по ошибке ли или в силу гнева перейдет границу, все может резко измениться. А Если Макрон падет, то пример французов вдохновит других европейцев. Случиться же это может, ибо ЕС никакого будущего людям не обещает. Нужна другая Европа: социальная, антиамериканская, открытая для сотрудничества с Россией и прочими «изгоями континента». Увидим ли мы ее вскоре, решается сейчас во Франции так, как всегда решались здесь важнейшие вопросы.

Василий Колташов, руководитель Центра политэкономических исследований Института нового общества