Конституционная реформа в России: последствия для евразийской интеграции

Весной 2020 г. в российской политике ожидаются серьезные преобразования в связи с референдумом по изменению Конституции России. В случае одобрения поправок в основной закон страну ждет перераспределение полномочий между ветвями власти. В то же время конституционная реформа способна оказать заметное влияние на внешнюю политику. Наметившиеся глубинные изменения в российской политике и их влияние на процессы евразийской интеграции в статье «Евразия.Эксперт» проанализировал руководитель Центра политэкономических исследований Института нового общества Василий Колташов.

Интеграционный процесс не оказался простым, поскольку смена эпохи потребовала изменения ее формата. Первоначально в Москве видели задачу создать торговое объединение, не сильно отличное от ЕС в строгости. При сохранении национальных администраций в прежнем виде оно предоставляло доступ на российский рынок сбыта как бонус для желающих сотрудничать.

Однако в 2014-2017 гг. этот подход явно был в кризисе и не мог обеспечить развитие сотрудничества. При этом США, Великобритания и ЕС стали активнее бороться за власть на постсоветском пространстве. Выяснилось, что и в самой России федерация изобилует брешами.

Вообще, не став более целостной страной с более целостной и далеко идущей экономической политикой, Россия не сможет быть центром интеграционных процессов на пространстве бывшего СССР и построить новое объединение к выгоде всех участников. Не сможет она и проявлять жесткость в переговорах, добиваясь нужных для развития интеграционного процесса сдвигов, выгодных народам. Потому, вопрос о типе устройства самого российского государства стал к 2020 г. очень важным.

Советский федерализм

В 2021 г. исполнится 30 лет с момента распада СССР. Для России то был распад ее собственной широкой федерации. В момент ее создания перспектива виделась иной: красная федеративная республика должна была охватить весь земной шар в результате мировой пролетарской революции. Та произошла, но не в такой форме: кризис 1929-1933 гг. и угроза его повторения после Второй мировой войны породили «общество потребления» и либеральные демократии, а план развития СССР переформатировался в региональный, с «советским народом» как желаемой общностью.

Советская федерация возникла не из доктринерства коммунистов, а из необходимости удержать власть и выиграть гражданскую войну.

Идея единой и неделимой России была понятна офицерам и профессорам белого движения. Массы еще только пробовали национальные идеи, и они всякий раз шли под соусом революционных перемен. Потому большевики 1917-1922 гг. не могли позволить себе подобно французским якобинцам 1793 г. быть фанатиками унитарного типа государства и нации. Нациями воображали себя многие этнические группы бывшей Российской империи, а широкие массы русского народа были истощены эксплуатацией в Первую мировую еще очень сырого национального чувства. Опереться на него не смогли и белые.

Распад СССР означал поражение проекта интеграции, построенного на очень малом использовании рынка (плановость обмена и дефицит товаров народного потребления или бедность выбора) при весьма немалом содействии развитию национального сознания. Что бы там не говорилось про советский народ на съездах КПСС, однако в паспорте у каждого представителя формальной общности было написано, кто он есть – указывались национальность, к которой тот был приписан. Но здесь неверно винить марксизм в целом: если бы Роза Люксембург, например, видела это взращивание внеисторических наций и поддержание различий на фоне сказок об их отступлении перед новой общностью, она пришла бы в ужас.

Путь к централизации

СССР не успел повернуть к унификации, а Россия сумела устоять вопреки ельцинской раздаче суверенитетов. Постепенно, в «нулевые» годы, начался переход к более слаженному и осуществляемому из единого центра управлению страной – при всей ее титульно-лоскутной структуре и вытекающих отсюда особенностях региональной элиты.

Однако путь от расплывающегося по сторонам федерализма к более строгой организации государства был непростым и отнюдь не линейным. Ввели систему федеральных округов и институт их глав, ставя под их контроль группы регионов. Пробовали отменять выборы губернаторов. Потом возвращали, так как это не нравилось гражданам и плохо сказывалось на самих губернаторах. Наконец, несколько лет назад началась замена глав регионов с выставлением им рейтингов, заработал отбор кадров под началом Администрации президента в рамках проекта «Лидеры России». Он должен был выявить новые, не связанные с местными элитами кадры, и облегчить выдвижение вперед тех, кого высшая бюрократия сама поднимала на новые должности.

Кульминацией перемен стало усиление и обновление характера работы Государственного совета. По сути, этот орган функционально стал похож на нечто обратное верхней палате парламента (Совет Федерации, собрание посланников глав областей). Он представляет не регионы перед лицом слабого центра, а сильный управленческий центр, повернутый в своем внимании к регионам и включающий их руководство в общую работу, дирижирующий ими, но поощряющий и инициативу с их стороны.

Задача Госсовета – не в том, чтобы командовать губернаторами, пусть отныне они и становятся из хозяев областей менеджерами, а побуждать их, направлять, держать вблизи центрального руководства и контролировать.

По сути, это означает дальнейший (и более сильный, чем когда-либо прежде) сдвиг от федерализма к унитарной организации государства. С точки зрения вульгарной политологии учебников, федерация или унитарное государство есть лишь виды политического устройства стран, но в случае России вопрос сдвига от федерализма к более строгой организации управления связан еще и с делом строительства нации. При этом Кремль куда больше волнует экономический аспект дела: государственные программы – инфраструктурные, социальные и любые иные – должны четко выполняться во всех областях России, чиновники на местах не должны обслуживать интересы местной элиты и быть коррумпированными, и не должны препятствовать частным инвестициям, даже если это не нравится местным группам бизнеса.

Как новая Конституция изменит интеграцию

Изменения в Конституции должны отразить перемены, уже происходящие в государстве. В ходе готовящихся поправок формально Россия не перестанет быть федерацией, и из основного закона не исчезнет выражение «многонациональный народ», но перемены идут в весьма определенном направлении. Они консолидируют систему управления, чему в огромной мере поможет расширение социальной политики и изменение политики экономической.

В результате в рамках евразийских отношений Россия будет выглядеть все более монолитной и все более внутренне устойчивой, что будет оказывать влияние на весь процесс сотрудничества с другими странами постсоветского мира.

Опросы показывают, что граждане поддерживают разные изменения в Конституции в разбросе от 65 до 90%. Это отражает определенный консенсус в обществе, более всего связанный с ожиданием социальных реформ и роста экономики, который еще предстоит организовать на новой – неомеркантильной – основе. Об этом я писал в книге «Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм», сделав акцент не только на исследовании экономических кризисов в истории (и их типологии), но и на том, какие основы развития даст кризисный поворот 2008-2020 гг. России и евразийским странам.

Интеграция будет усиливаться, а унитарная де-факто Россия сможет стать стержнем этого процесса, и – это главное –держать напряжение в отношениях с мечущейся элитой некоторых соседних государств, поддающихся давлению США и ЕС. Сама интеграция должна будет принять более ясные черты, обеспечив уже не выгоды на основе доступа к российскому рынку, а соединение экономик в единую систему с реальной единой защитой от негативных внешних воздействий. На этой основе только и возможно общее развитие. В конечном итоге это окажется выгодно для всех народов.

Василий Колташов, руководитель Центра политэкономических исследований Института нового общества