28 марта 2017 г. 18:00

Кубат Рахимов: Кыргызские элиты всегда были «вассалами трех сюзеренов»

/ Кубат Рахимов: Кыргызские элиты всегда были «вассалами трех сюзеренов»

«Евразия.Эксперт» публикует продолжение интервью с известным экономистом, председателем комитета по вопросам промышленной политики, экспорта, инфраструктуры Торгово-Промышленной Палаты Кыргызстана Кубатом Рахимовым. В первой части интервью он рассказал о том, как Кыргызстану в 2016 г. удалось добиться самых высоких темпов экономического роста в ЕАЭС. Во второй части речь шла о том, насколько эффективно работает Российско-Кыргызский фонд развития, что Кыргызстан получает от Запада, а также о последствиях китайских льготных кредитов.

- Кубат Калыевич, расскажите, пожалуйста, как идет работа Российско-Кыргызского Фонда развития (РКФР), который является одним из важнейших инструментов по интеграции Кыргызстана в ЕАЭС?

- Российско-Кыргызский Фонд развития уперся в странную вещь: неправильно был рассчитан залоговый потенциал Кыргызстана, так как РКФР действует в режиме квазибанка, который идет по направлению залогового кредитования.

Фонд должен иметь активы в $1 млрд с уставным капиталом в $500 млн. Но освоено с грехом пополам $200 млн за два года активной работы. То есть 20% от потенциальных активов. И максимум может быть прирост еще 10%.

Я считаю, здесь мы получили два серьезных последствия. Во-первых, нанесен сильный удар по банковскому сектору страны. Конечно, хорошо, что благодаря РКФР упали процентные ставки в Кыргызстане, и бизнесу стало чуть легче. Но фонд стал на себя переманивать действующие, наиболее рентабельные и емкие проекты у банков вместо того, чтобы финансировать новые бизнес-проекты.

Не хочется быть оракулом, но прогнозирую в 2017 г. банкротство одного-двух коммерческих банков в стране. Перед президентскими выборами это может быть серьезным ударом по нынешним властям. И по евразийским, пророссийским настроениям в обществе тоже, увы.

Во-вторых, из-за того, что Фонд действует как квазибанк, получилось что $200 млн пойдут примерно на 700 проектов. Проекты очень маленькие. Печально, что залоговая база неправильно была рассчитана, и риски  только сейчас  начали озвучиваться. Кому в случае банкротства будет отходить собственность кыргызстанского бизнеса? Кто конечный бенефициар активов фонда?

По логике тот, кто дает деньги, то есть Российская Федерация, невольно становится собственником более или менее жизнеспособных коммерческих проектов Кыргызстана. Эти риски не просчитаны и не описаны, они уже являются источниками фобий. Понятно, что фонду эти активы особо не нужны, он их будет всячески пытаться продать местному бизнесу. И все же есть такие риски, и о них никто не хочет говорить, – даже оппозиция, что парадоксально.

Фонд должен, конечно, преобразовываться, начать кредитовать не только кыргызстанский бизнес (он уже не даст ничего в залог, извините, он слаб по умолчанию), а российские, белорусские, казахстанские компании, которые хотели бы зайти на этот рынок. Пусть это будет ритейл, производство строительных материалов, а не только крупные промышленные или аграрные проекты.

РКФР нужно двигаться дальше через создание евразийского фонда проектного финансирования по аналогии с европейскими структурными фондами, чтобы целенаправленно шла работа по крупным проектам, которые повлияли бы на формирование длинных цепочек стоимости. Пусть Кыргызстан будет на 5-10% задействован в этой цепочке, но чтобы реально было участие.

Российский, казахстанский и белорусский бизнес имеют достаточные ликвидные залоги, устойчивые бизнес-проекты и вполне могут претендовать на финансирование Фонда. Надо просто обозначить такую перспективу: «господа-товарищи, есть $700-800 млн на 7 лет под 3-4% годовых, мы готовы финансировать любые ваши проекты, если там есть хоть какой-то мало-мальски значимый эффект для экономики Кыргызстана или тех же кыргызстанцев в России или Казахстане».

- Какую роль в жизни Кыргызстана играет западная помощь и инвестиции?

- Кыргызские элиты всегда были условными «вассалами трех сюзеренов». Первый сюзерен – это условный «коллективный Запад»: Международная ассоциация развития (МАР), МВФ, Всемирный банк, Азиатский банк развития, Европейский банк реконструкции и развития и так далее.

Британское министерство по делам международного развития (DFID) через дружественные организации настолько глубоко залезло на уровень аппарата власти, что за деньги британских налогоплательщиков будет ремонтироваться вся (!) система кондиционирования в местном Белом доме, где сидит парламент и президент с администрацией. Я не встречал в какой-либо стране мира такого.

Законотворческой деятельностью в парламенте занимался USAID. Вступление Кыргызстана в ЕАЭС с точки зрения нормативно-правовых актов  во многом было осуществлено благодаря тем юристам, которые жили на пособия USAID.

Теперь их сменил британский DFID, который любезно помогает писать стратегии и программы, обеспечивает оргтехникой, оплачивает тренеров, консультантов и всевозможные поездки. Также у «коллективного Запада» много программ технической помощи – об этом можно говорить бесконечно.

- Что делает Россия помимо совместного Фонда?

Второй «сюзерен» – это, конечно же, евразийский и российский вектор: ЕАЭС по умолчанию, военно-политические интересы, которые транслируются в том числе через ОДКБ. Это защита интересов России и Казахстана на южных рубежах, наша общая история в Советском Союзе и в Российской империи, официальный статус русского языка.

Прямая помощь от России Кыргызстану в бюджет за последние 7 лет оценивается в $375 млн, не считая множества иных форм содействия и поддержки – начиная от льготных цен на нефтепродукты (теперь и сырой нефти для местных НПЗ), списанием госдолга и заканчивая амбициозными проектами Газпрома на общую сумму около $700 млн.

- В последние годы в Кыргызстане все более ощутимо присутствие китайских инвестиций. Что означает для Кыргызстана тот факт, что Китай сегодня является его крупнейшим кредитором?

- Теперь о третьем «хозяине» и, увы, могущественном соседе. Китайцы сначала вошли в экономику Кыргызстана в 90-х годах прошлого века, потом серьезно закрепились в реэкспортной схеме товаров из КНР через Кыргызстан в Россию и Казахстан, а затем в последние годы «ворвались» за счет [китайских] сверхльготных кредитов и финансирования. Они имеют несколько крупных уже осуществленных и осуществляемых проектов на $1,2 млрд.

Минус китайских программ по сравнению с российскими и западными в том, что они практически не давали мультипликативного эффекта для экономики Кыргызстана. Они практически освобождены от налогов. Все китайские проекты осваиваются китайскими подрядчиками, их техникой, их специалистами и даже низкоквалифицированными рабочими. Они не создают рабочих мест и добавленной стоимости в стране.

Кроме того, китайские проекты дорогостоящие, потому что в них зашита большая коррупционная составляющая. Срок окупаемости некоторых проектов – 50-60 лет.  Поэтому Кыргызстан сейчас оказался в неравновесной ситуации, когда Китай по весу вырвался на первое место как внешний кредитор.

Также лично я боюсь, что они начнут воплощать в жизнь программы по ускоренной индустриализации путем выведения в Кыргызстан самых вредных предприятий: металлургия, техническая промышленность, цементные заводы.

Китайская корпорация ТВЕА проводит сейчас реконструкцию Бишкекской ТЭЦ, а местные экологи не могут от них второй год получить оценку воздействия на окружающую среду, хотя уже 80% кредита освоено.

Сейчас пытаются «раскочегарить» проект по добыче местного угля, чтобы поставлять на ту же ТЭЦ, но никак не могут просчитать экологические риски для Иссык-Кульской, Нарынской, Чуйской областей. Войдя в проект реконструкции ТЭЦ, китайская сторона получила мощный рычаг давления на власти – теперь же надо строить железную дорогу от этого месторождения, а это еще лакомый кусок на  $2,5 млрд.

«Бойся китайцев, гранты дающих» – я это уже стал повторять как мантру. В их кредитах очень высокая грантовая составляющая, но все идет под залог суверенитета, под госгарантии, в отличие от РКФР, который не требует госгарантий, но который может потенциально истощить залоговую базу местного частного бизнеса.

В Кыргызстане есть политики, чиновники, которые еще несколько лет назад говорили в прозападном ключе, потом оказались в евразийском лагере, а сегодня – в лагере китайских лоббистов. Возможно, они конъюнктурщики, а может в их словах есть логика, когда они говорят про доступность китайских инвестиций и Шелковый путь.

Китайцы нам очень быстро построят скоростные автотрассы, железную дорогу, которая соединит Китай с Узбекистаном. Но мы станем на ближайшие десятилетия должником соседа, а где гарантии неприкосновенности суверенитета? 99 улиц столицы независимого Кыргызстана делают китайские дорожники на грант китайского правительства в 1 млрд юаней, а в это время несколько сотен тысяч кыргызстанцев работают за пределами страны. Останутся, конечно,  горожанам дороги, но и законсервируется доходно-расходная импотенция бюджетов всех уровней. Да и не бывает бесплатного сыра, не бывает.

Может статься, правы те, кто остаются адептами западной модели, говорят, что необходимо продолжать либерализовываться, развивать мелкие фермерские хозяйства. Но что-то 25 лет реформ не дали особых результатов, не считая почти полной деиндустриализации, почти одного миллиона граждан страны на заработках за пределами страны и 350 тысяч мелкотоварных крестьянских хозяйств, которые не могут дать и пятой части того, что с легкостью давал советский Кыргызстан.

В самой демократической стране Центральной Азии уходит очень много сил на поддержание всевозможных хрупких политических балансов вместо нормальной работы в народном хозяйстве. В Кыргызстане 234  политические партии на 6 млн чел. населения с уровнем дохода $1100 на душу населения в год – это тоже плод работы «коллективного Запада».

А может, правы те, кто говорит, что Россия и Казахстан должны помочь Кыргызстану перестроить экономику, исходя из складывающейся производственной кооперации внутри интеграционного объединения, чтобы Кыргызстан больше экспортировал на рынки ЕАЭС, чтобы трудоизбыточный регион мог обеспечить рабочей силой своих союзников на недискриминационных условиях. Выйти со своей продукцией на общий рынок, включиться в кооперацию и специализацию, в длинные цепочки добавленной стоимости. Там, где нас ждут. Там, где нас принимают со всеми нашими чаяниями и проблемами роста.

Конечно, можно найти стыковки между всеми тремя направлениями либо выбрать приоритет из трех направлений, но в условиях политического паралича это трудно сделать. Понятно, что Кыргызстану нужно жить в этом, извините, винегрете, но приоритеты и устранение вопиющих диспропорций никто не отменял.

- Размер госдолга Кыргызстана в 2016 г. достиг $4,1 млрд. Насколько эта цифра опасна для экономики страны и как следует сокращать госдолг?

- МВФ и иные внешние кредиторы, исходя из развитости экономики, считают, что кыргызстанская экономика малоразвитая, соответственно, необходимо не давать возможности слишком много брать кредитов.

Это нормально, но здесь ключевое слово – льготные кредиты. Весь сыр-бор в последние годы был связан с тем, что формальная процентная ставка должна была соответствовать критериям льготных кредитов. Китайцы, надо отдать им должное, научились обходить эти ограничения, формально соблюдая их: грантовые составляющие, процентные ставки. Тем более, они научились красиво «отжимать» добавленную стоимость в пользу китайских компаний, в нарушение правил ВТО, кстати, навязывая своим же подрядчикам свою технику и технологии.

Структура долга Кыргызстана своеобразная: 97% – это внешний долг, 3% – внутренний долг. Нужно исправлять этот чудовищный перекос хотя бы в пропорции 80/20. Страна может занимать, но это должен быть внутренний долг. Либо займы на коммерческих условиях, извините.

Фактически, при всем этом в стране «болтается» около $500 млн. Это краткосрочные свободные денежные средства коммерческих банков, которые не знают, куда их вложить, потому что нет доходных инструментов.

Невозможно купить акции того же сотового оператора «Мегаком», который был национализирован после 2010 г. Его упорно пытаются продать в одни заграничные руки, хотя местные банки, население и бизнес готовы стать акционерами. Я не говорю про золоторудные месторождения – там либо неэффективное государство, либо непрозрачные иностранные инвесторы.

Большинство лицензий на месторождения полезных ископаемых принадлежит китайским компаниям. РКФР своими процентными ставками выдавил сейчас коммерческие банки из их ниши кредитования частного бизнеса. А Минфин и Нацбанк, которые являются прозападными, не могут дать нормального инструментария, который мог бы оттягивать свободные денежные средства с рынка и превратить их в высокоэффективные инвестиции. Это $250 млн в банковской системе и около $250 млн – средства населения и бизнеса, которые уходят в строительство и гиперпотребление. То есть еще и РКФР должен вместить в маленькую страну где-то под миллиард «баксов», в то время как в стране есть свободные деньги. И в это же время страна живет с фактическим дефицитом бюджета в 25%, который покрывается из внешних источников.

Плюс действует порядка полусотни различных программ технической помощи от всех мыслимых и немыслимых международных организаций развития, плюс двусторонние программы с развитыми странами Запада.

И те, и другие создают лишь рабочие места и добавленную стоимость для своих, то есть для граждан стран «золотого миллиарда», для легиона всевозможных экспатов.

В этом плане кыргызстанская экономика просто фантастическая. Необходимо выравнивать эти перекосы, по возможности устранять вопиющие противоречия. Но в 2017 г. этим никто не будет заниматься: политика – это наше все. Нынешний президент, скорее всего, не готов уходить со своего поста настоящим реформатором, приняв удар за непопулярные меры. Увы. Остается надеяться на технократов  и умеренных реформаторов в 2018-2023 гг., которые осознанно и осмысленно подойдут к устранению диспропорций в экономическом развитии Кыргызстана.


Беседовала Юлия Рулева

Комментарии
20 мая
РЕДАКТОРСКая КОЛОНКа

Москва сделала геостратегический выбор поддерживать Минск.

Инфографика: Силы и структуры США и НАТО в Польше и Прибалтике
инфографика
Цифра недели

15,5 леев

составил тариф на газ в Молдове без учета НДС с 1 декабря 2024 г. Стоимость выросла на 3,4 лея, или почти на 30%. С учетом НДС тариф достиг 16,7 леев – Национальное агентство по регулированию в энергетике