Белорусский экономист: «Новая индустриализация Беларуси возможна только в Евразийском союзе»

Республика Беларусь переживает одно из главных событий за последние пять лет. В стране проходит Всебелорусское народное собрание. Редакция «Евразия.Эксперт» пообщалась с доктором экономических наук, профессором, заведующим кафедрой инновационного менеджмента Белорусского государственного университета, председателем редакционной коллегии научного журнала «Новая экономика» Валерием Федоровичем Байневым.

- Как вы оцениваете ситуацию в мире на сегодняшнем этапе? Какие процессы несут риски для стран ЕАЭС?

- ХХІ век начался очень бурно. Можно представить каким будет его продолжение. На мой взгляд, весьма велик риск дальнейшей дестабилизации обстановки на евразийском пространстве. Наши стратегические (западные) конкуренты понимают, что для достижения полной монополии на интеллект и технологии им следует окончательно подчинить экономический, научно-технический и военно-технический потенциал, прежде всего, государств из бывшего социалистического блока. Хотя, казалось бы, какую конкурентную опасность представляет постсоветское евразийское пространство, после распада СССР? Западные эксперты и аналитики прекрасно понимают, что кроме нас им некому бросить вызов. 

Разрушенная Первой и Второй мировыми войнами полупериферийная территория советского евразийского пространства, не имевшая собственных колоний и транснациональных корпораций, выросла до уровня второй экономики мира. 

А по некоторым очень важным показателям мы стали безусловными лидерами. И это не только освоение космоса и вооружения, но и первый в мире лазер, циклотрон, ядерный реактор, атомный ледокол, перелет через Северный полюс (означавший наше лидерство в области двигателе- и самолетостроения), и многие другие аналогичные примеры. 

Разумеется, это не могло и не может не волновать Запад, чьи элиты видели и продолжают видеть в нас не просто конкурентов, но угрозу своему господству. При этом не следует считать, что это некая врожденная ненависть к нам. Это всего лишь холодная, расчетливая, прагматичная конкуренция. В связи с этим можно быть уверенными, что западные элиты и дальше будут предпринимать очень активные попытки закрепить свой успех 1991 г. – победу в холодной войне.

- Как Вы понимаете сущность ЕАЭС? Что заставило страны интегрироваться?

- Что касается ЕАЭС, то он является попыткой возродить субъектность евразийского пространства. Распад СССР дал бывшим союзным республикам иллюзию суверенитета, поначалу так пьянившую местные властные элиты. Однако быстро возникла реальная угроза экономической и военно-политической безопасности наших быстро измельчавших, но суверенных стран перед лицом экономически куда более мощного коллективного Запада, хорошо организованного в рамках G7, ЕС, ОЭСР, НАТО. Поэтому ЕАЭС я оцениваю и как теплый дом, и как бомбоубежище, в котором наши поумневшие народы смогут пережить ту непогоду, которую сулит нам столь бурно начавшийся XXI век.

- Каковы технологическое состояние и перспективы ЕАЭС?

- Используя предложенную Сергеем Глазьевым шкалу технологических укладов с первого по шестой, можно констатировать, что в 1991 г. на момент распада СССР ведущие страны Запада (США, ФРГ, Франция, Япония и др.) завершали формирование четвертого технологического уклада. СССР, конечно, от них отставал, однако этот отрыв не был катастрофичным – мы находились в районе отметки 3,6 указанной шкалы. Условно говоря, если СССР делал просто паровозы, то Запад делал паровозы с турбонаддувом.

Однако Запад за двадцать пять лет ушел вперед. Сегодня ведущие западные страны стоят на пороге формирования шестого технологического уклада, а мы, к сожалению, за время разрушительных рыночных реформ не только не прибавили, но и вообще отступили назад по сравнению с дореформенным периодом. Иными словами, наше рыночное оздоровление кардинально увеличило технико-технологический отрыв Запада от постсоветского евразийского пространства.

В этом как раз и кроются причины кризиса, имеющего разную природу и перспективы для нас и наших стратегических конкурентов. У Запада кризис в том, что сегодня он ощущает острую нехватку финансовых средств для инвестирования в свое ускоренное технологическое развитие. Для него специфика нынешнего кризиса обусловлена нехваткой инвестиционных ресурсов. Для нас же кризис сводится к тому, что мы остались на технико-технологическом уровне 25-летней давности. 

Итак, наша специфика кризиса в том, что мы отстали в технико-технологическом плане. Можно по-разному относиться к Иосифу Сталину, но самое время вспомнить его слова: «Мы отстали на 50 лет. Если мы не пробежим это расстояние за 5-10 лет, то нас сомнут». Сегодня если мы не наверстаем допущенное технико-технологическое отставание, то нас просто сомнут.

- А сможем ли мы это сделать?

Если мы это сделать не сможем, то нас уже не будет. Поэтому у нас остается только один выход – наверстать упущенное. Вместе с тем, в Беларуси уже сформировался пул либеральных экономистов. Главный смысл рецептов, который они нам выписывают – изгнание государства из экономической сферы через масштабную «приватизацию» и минимизацию государственных расходов, а также сдачу национальных активов под контроль иностранных (западных) инвесторов. Конечный же смысл этих рецептов исходит из Вашингтонского консенсуса: «иностранные инвестиции в обмен на суверенитет». Однако повторю– конкуренцию никто не отменял, все мы в этом мире конкуренты – а их, как известно, не облагодетельствуют, а уничтожают. 

В числе прочих снадобий из рецепта от Вашингтонского консенсуса нам традиционно предлагают сжать национальную денежную массу до предела, создать тотальный дефицит национальных денег в экономике, а в целях их экономии урезать госрасходы. Все это позволяет развернуть грандиозную спекуляцию на искусственно организованном дефиците денег, вздув до небес процентную ставку по кредитам. Недоступность кредитов резко снижает деловую активность в стране, тормозит ее рост, стопорит развитие. В России все это называется жесткой кредитно-денежной политикой, в Беларуси – финансовой диетой.

Нет и быть не может иного пути наверстывания, кроме как масштабное финансирование технологического прорыва. При этом важно понимать, что никакой частный и уж тем паче малый и средний бизнес никогда не сможет и не захочет профинансировать вот этот широкомасштабный, гигантский прорыв, требующий десятков миллиардов долларов. Таким проектом может и должно заниматься государство.

Мне могут возразить, что повысится инфляция. Все это зависит от того, какого характера эти расходы. Если мы увеличиваем расходы на потребление, искусственное повышение зарплаты, стимулирование спроса, то да, в этом случае неминуем скачок инфляции. Однако если мы направляем эти расходы на модернизацию предприятий, наращивание и удешевление производства товаров и услуг, в высокие энерго- и ресурсосберегающие технологии, более продуктивные, чем предыдущие, то у нас получится, наоборот, снижение инфляции.

Важно понимать, что экономика – это не только сфера обращения, но и не менее важный производственный сектор. И инфляцию вызывает не только избыток денег в торгово-посреднической (спекулятивной) сфере, но и их дефицит в производственном секторе, вызывающий его угнетение и сокращение производства товарной массы. Увы, из-за объективно более высокой скорости обращения капитала доходность торгово-посреднической деятельности намного выше, чем производственной. Значит, 

либеральная банковская система, ориентируясь на более состоятельного кредитополучателя, превращается в «насос», методично качающий денежные ресурсы из сферы производства в торгово-посредническую, спекулятивную, в том числе ориентированную на импорт сферу.

Тем самым выполняются сразу оба условия раздувания инфляции – на фоне прогрессирующего избытка денежных средств в сфере обращения растет их дефицит в производственном секторе.

Таким образом, борьба с инфляцией – это не просто огульное сжатие денежной массы и госрасходов, как это нам лукаво советуют делать западные партнеры устами наших «либералов». Действительно, цены упадут, когда снизится объем денежных средств в сфере обращения на потребительском рынке – при условии сохранения производства товаров и услуг. Однако с инфляцией можно бороться гораздо эффективнее наоборот, за счет наращивания расходов в производственной сфере, ибо это ведет к росту товарной массы и снижению цен на товары и услуги. А лучше перенастроить нашу банковскую систему так, чтобы вместо выкачивания денег из производственного сектора в сферу обращения, она их перенаправляла в прямо противоположном направлении.

Для этого необходима не либеральная, универсальная, как в странах бывшего СССР, а двухзадачная, как на Западе, банковская система. Один ее сектор должен обслуживать торгово-посредническую, спекулятивную сферу экономики, а другой надо жестко подчинить технико-технологическому развитию производства, индустриализации экономики. При этом целевые вливания денежных средств в производство обеспечат именно рост его глобальной конкурентоспособности, а не инфляцию за счет их перекачивания на потребительский рынок. В США, например, такую перекачку запрещал действовавший более шестидесяти лет банковский закон Гласса-Стигола. Его отмена в 1999 г. и стала фундаментом нынешнего глобального кризиса, что заставило американский конгресс вновь поднять вопрос о его введении. В Китае, Японии, Германии, Франции финансовые перетоки между указанными банковскими подсистемами весьма и весьма затруднены и по сей день.

Итак, те, кто противостоит государственному инвестированию в модернизацию экономики, делают невозможным технико-технологическое наверстывание. Для тех же, кто скажет, что у Беларуси нет таких ресурсов, чтобы финансировать технико-технологический прорыв по всему спектру современных индустриальных технологий, у меня есть контраргумент. Мы создавали ЕАЭС и снимали межгосударственные барьеры вовсе не для того, чтобы нам было легче конкурировать, а значит, уничтожать друг друга. 

Союзы создаются с целью интеграции, концентрации, взаимного дополнения дефицитных ресурсов. Если каждая страна ЕАЭС будет прогрессировать на своем участке, то сообща мы можем эффективнее конкурировать. Вот почему Запад так остро противостоит интеграционным процессам на евразийском пространстве.

- Получается, что основным инвестором в таком случае может быть только государство. А как же иностранные инвестиции?

- Некоторые экономисты и эксперты либеральной ориентации любят использовать тему иностранных инвестиций как основного источника модернизации и технологического прорыва. Повторюсь, что это неверно в корне, ибо не соответствует базовому принципу экономической конкуренции.

Использование заграничных (западных) инвестиций как одного из основных источников в принципе невозможно.

Ибо ведущие западные страны заключили Вассенаарские соглашения (соглашение, заключённое в июле-декабре 1996 г. в городе Вассенаар (Нидерланды) 33 странами с целью повышения ответственности при передаче обычных вооружений, товаров и технологий «двойного применения» для предотвращения их дестабилизирующего накопления в других странах – прим. ред.), согласно которым передача новых технологий третьим странам запрещена. Здесь речь идет о технико-технологическом господстве, которое является одной из важнейшей целей Запада. Поэтому высокие технологии купить невозможно. Рынка высоких технологий попросту нет, существует только рынок подержанных технологий.

- Тогда возникает самый сложный вопрос. Где взять ресурсы для технологического рывка?

- Сегодня достаточно много ресурсов сосредоточено на евразийском пространстве. Проблема в другом – все это находится в различных, оторванных друг от друга государствах. В одних государствах – обильные природные ресурсы. В других – хороший менеджмент. В третьих – научно-технический потенциал. Здесь нужна реальная и равноправная кооперация. Общая стратегия развития. Общий инвестиционный план.

Однако кроме отсутствия общего инвестиционного плана имеет место и еще один барьер. Ресурсы никогда не пойдут сами туда, где трудно, где нужно проявлять волю и решимость, в то, что дает нам развитие. Прибыль в сфере потребления намного больше, нежели в сфере развития. И законы либеральной рыночной экономики скорее будут стимулировать потребление, а не развитие.

Государство в любой стране обязано взять этот процесс под контроль. Особенно банковскую систему, ибо она и есть ключевой механизм направления и перераспределения ресурсов. Поэтому на Западе происходит усиление роли государства. Даже такой либерал как Френсис Фукуяма написал работу под названием «Сильное государство». Важно и нам, наконец-то, прозреть и понять, что развитие в западных странах уже с сотню лет как не стихийно-рыночное, а целенаправленное, централизованно планируемое. 

Такое планирование сегодня осуществляют капиталистический госплан и вашингтонско-брюссельское политбюро в лице руководителей соответствующих государств, глав крупнейших транснациональных корпораций при экономическом и военно-политическом патронаже национальных правительств и наднациональных органов управления (например, того же ЕС в лице Еврокомиссии и Европейского центрального банка). По их примеру евразийскую интеграцию в рамках ЕАЭС также необходимо расширить, переведя ее из экономической плоскости в политическую сферу.

- Получается, что нам следует свернуть «чрезмерное» потребление, ужать его?

- Речь идет не о потреблении рядовых граждан. Когда я вижу примеры неэффективной и паразитарной экономики, я понимаю, что это те ресурсы, которые не вложены в развитие. Это замороженные, выведенные из инвестиционного оборота (недоинвестированные) ресурсы. Все эти ресурсы нужно и должно было вкладывать в развитие отечественных технологий и предприятий. Все это упущенные возможности.

Однако это еще полбеды. Есть куда более масштабная проблема. Я сошлюсь на статьи Сергея Павловича Ткачева (к.э.н., помощник Президента Беларуси по экономическим вопросам с октября 2001 г. по август 2012 г. До этого в течение трех лет занимал пост замминистра экономики Республики Беларусь – прим. ред.), в которых тот дал характеристику белорусской экономической модели как «раскорячки».

С одной стороны,

в Беларуси жесткое госрегулирование реального сектора экономики. Это нормально. Без планирования ничто развиваться не может. И это большой плюс.

С другой стороны, по С.П. Ткачеву, налицо сползание, скатывание страны (особенно, ее кредитно-денежной системы) в либерально-рыночные реформы. Увы, наша банковская система почти полностью устранилась от решения проблем нашей экономики и сегодня существует автономно сама по себе. Банкиры вместо того, чтобы стимулировать развитие экономики дешевыми кредитами, наоборот, через высокую ставку рефинансирования, ставку по кредитам и другими мерами жесткой кредитно-денежной политики высасывают ресурсы из реального сектора.

Проводимая у нас политика высоких процентных ставок отсекает от реализации большое количество актуальных и результативных проектов. Сейчас невыгодно вкладывать средства в бизнес с прибылью 5, 10, 15, 20% в год, когда банковский депозит без хлопот дает столько же. В итоге деградирует бизнес, население недополучает массу товаров и услуг, цены на них растут, не создаются рабочие места, увеличивается безработица, не выплачивается зарплата. Уменьшаются сборы налогов, а значит, сжимается социальная сфера. В итоге снижается деловая активность всей экономики, государства. Не случайно центральные банки США, ЕС, Китая, Японии в качестве главной антикризисной, стимулирующей деловую активность меры дружно используют различные каналы масштабной денежной эмиссии. Это позволило им, в отличие от нас, снизить учетную ставку (а значит, и стоимость кредитов) с 4–6% практически до нуля.

Постсоветские же страны наоборот, сжали национальную денежную массу до уровня в 3-5 раз ниже нормы. Искусственно организованный денежный голод (финансовая диета) позволил местной банковской системе вздуть до небес стоимость кредитов и развернуть грандиозную спекуляцию. В итоге наши многострадальные предприятия были превращены в безвозмездных спонсоров своих же западных конкурентов. А как иначе расценивать ситуацию, когда транснациональная банковская система кредитует наши предприятия под 30-40% годовых, а западным компаниям за их счет выдает почти бесплатные кредиты?

Есть два ведущих института, которые в масштабах страны создают и определяют градус деловой активности. Первый – государство. Второй – банковская система. Понятно, что они должны работать сообща. Но у нас получается «раскорячка». Реальный сектор производит ресурсы, прибыль, материальные блага, а банки благодаря высоким процентным ставкам выкачивают ресурсы из сферы развития и производства в сферу потребления и дальше – за границу на покупку импорта.

- Тогда как бы Вы охарактеризовали бы ту экономическую политику, которая нужна Беларуси и всему евразийскому пространству?

- Нам нужна политика новой индустриализации. Она должна быть объявлена стратегическим приоритетом страны на ближайшую пятилетку. Следует сделать так, чтобы на этот стратегический приоритет работали все. И банковская система, и государство, и граждане.

- А какую роль может сыграть ЕАЭС в политике новой индустриализации?

- Политика новой индустриализации должна стать общим фундаментом развития стран ЕАЭС. Только в этом случае, реализуя взаимодополняющую промышленную политику, наши страны смогут сохранить экономический, а значит, и политический суверенитет. Скажу больше, провести политику новой индустриализации возможно только на базе ЕАЭС. Почему?

На сегодняшний день существует около пятидесяти базовых технологий, в том числе атомная энергетика, судостроение, компьютерные технологии, фармацевтические технологии. Наличие этих базовых технологий и является маркером независимости и суверенитета.

Чтобы развивать сегодня хотя бы одну такую технологию нужно вкладывать ежегодно не меньше 20 млрд. долларов. Беларусь в одиночку может развивать только одну такую технологию. Поэтому, чтобы обеспечивать свой суверенитет, Беларуси следует кооперироваться с другими. Либо мы договариваемся об общеевразийском разделении труда, научных исследований и производств по специализациям и объединяем ресурсы в рамках общеевразийских транснациональных вертикально-интегрированных корпораций. Либо мы и дальше продолжаем конкурировать друг с другом, и скатываемся на обочину прогресса.

При этом Евразийский союз лишь поначалу должен функционировать как исключительно экономическая структура. Сегодня суверенитет государства, особенно такого небольшого, как Беларусь, не может быть реализован в изоляции, а возможен лишь в тесном союзе, кооперации с другими странами. Так делают, например, члены ЕС. Даже таким могучим странам, как Германия и Франция ясно, что сегодня изолироваться от мира и молиться на «независимость от» – это самоубийство.

Беседовал Петр Петровский